Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом она поцеловала меня в лоб и умолкла, в своей задумчивости поглядывая на меня, и в глазах ее сиял святой огонь любви.
Ну а после того Дева снова села возле меня и вложила обе своих руки в мою ладонь; мне нравилось это, и ей было приятно доставить мне радость.
Ну а еще потом мы снова разговорились, и я рассказал Наани, кое-что из истории Старого Мира. Она и сама помнила — но как бы во сне — о днях света. Лишь память о нашей любви сохранилась в душе Наани, и она свидетельствовала, что прежде золотой свет царил над миром, но Деве казалось, что им окутаны воспоминания о прошлом счастье, и она не помнила о солнце. Тем не менее, воспоминания позволяли ей верить моему рассказу. А я помнил о нынешних днях, только чаще мне вспоминалась священная красота величественных закатов и тихих рассветов, некогда подготовивших дух мой к смирению перед смертью.
Тот, кто сопутствует мне мыслью, вне сомнения, и сам ощущал этот возвышенный восторг перед утраченными началами и неведомыми судьбами, который нисходит на душу в скорби заката или среди негромких обещаний нового рассвета.
Тем не менее, почти утратив память о сих великих чудесах, мы помнили о своей любви, и это восхищало мое сердце; выходит, любовь действительно свята и бессмертна, и тот, кого она осеняет, имеет друга и спутника в жизни; у него есть все, что нужно на этом свете, и не познавший этого чуда напрасно прожил свою жизнь.
Еще я понял, что Наани не знает о мире, каким он был в том будущем веке, и не представляет, что в двух сотнях великих миль над нами покрытый снегами в вечном запустении лежит милый край наших старинных дней, — во мраке и безмолвии, навсегда отданный забвению и мраку. Надежда и любовь властны даже над мертвыми, и нет истинной смерти, но есть лишь умерщвление дней. Воистину, знание это печально для души и сердца, если помнят они время любви, светлой тайной окутывавшей душу, когда возлюбленная была рядом, удивляя собой сердце.
Однако довольно об этом, ибо человеку надлежит относиться к жизни с отвагой и мудростью: с равным спокойствием принимать и радости Бытия и печали, и встречать горе без горечи — с твердой душой.
Так обретается счастье, тогда в сердца наши снова приходит восхищение, ибо счастье не способно проникнуть в то сердце, что допустило в себя уныние.
Воистину довольно об этом, ибо повесть моя ждет меня, а рассуждения эти известны вам даже лучше, чем мне.
Потом я рассказал Наани о том, что рассказала мне металлическая книжица, а она удивлялась и восхищалась, радуясь неизвестному, и вдруг древнее воспоминание шевельнулось в ее душе, потому что она спросила, помню ли я то время, когда города все время ехали на запад.
Но память моя молчала об этом, и я поглядел на Наани с некоторым беспокойством, обнаружив пробел в собственных воспоминаниях… ведь мы всегда были должны сопутствовать друг другу в этом мире. Обращая свои мысли к этому времени, я всегда испытывал неясную печаль, невзирая на все старания сохранять мудрое спокойствие, впрочем, некоторая ревность полезна для воспитания духа — если только не позволять ей побеждать разум.
Я взглядом попросил у Наани помощи, но она и сама боролась с собственной памятью. Тем не менее, в итоге она не смогла сказать ничего определенного, ей привиделась — не очень отчетливо — великая металлическая дорога, две полосы, которые уходили к заходящему солнцу. Оказалось, что Наани все-таки помнит солнце, и оба мы ощутили странное удивление. Действительно, города странствовали по этой великой дороге, они вечно двигались с постоянной скоростью, оставляя позади себя ночь. Они следовали за солнцем, всегда оставаясь в его свете, избегая таким образом прихода ночи и жуткого холода, являвшегося вместе с ней. Одни города заезжали подальше, чтобы в утреннем свете возделать землю, потом они вновь торопились вперед, предоставляя следовавшим за ними возможность пожинать урожаи. И ночь приходила туда лишь через некоторое время после уборки урожая. Однако, как давно это было, Наани не могла вспомнить.
Дева рассказывала мне об этом, словно бы грезя наяву. Конечно же, она говорила о том времени, когда день сделался невероятно долгим, ибо наш мир устал кружить вокруг своей оси. В том веке всяк, кто оставался на одном месте, неизбежно погружался в морозную ночь, длившуюся, наверно, около года. Должно быть, в ту странную пору все человечество превратилось в скитальцев: ведь остаться без света значило умереть от ужасов свирепой ночи; всем приходилось ехать вперед, чтобы не разлучаться с солнцем. Странная жизнь, и вы, конечно, согласитесь со мной.
Расспрашивая Деву, я ощущал томление в сердце, боль ревности и печали. Ведь она говорила о той жизни, которую прожила, не зная меня. Должно быть, в том веке ее учил любви другой.
В вопросах моих уже звучало отчаяние, которое лишь усиливала моя слабость. Однако Наани не помнила в той жизни ни меня, ни какого-то другого мужчину, она не помнила вообще ничего, кроме движущихся городов, вдруг всплывших в ее памяти из бездны лет, полных скорбей, радостей и чудес, из которых и складывается мир человека.
Тем не менее, мои расспросы расстроили Наани, моя тревога причинила ей боль; Дева вдруг испугалась, осознав, что было такое время, когда она не знала меня, и, возможно, даже находилась в руках другого мужчины.
Однако Наани постаралась помочь мне и образумить. Она поведала мне, что не помнит о том, чтобы любила в ту далекую пору; но если она тогда и принадлежала другому, то тосковала обо мне, Ее Собственном, которого она не в силах была забыть. Истинно, такова жизнь; счастье, любовь и радость рождают печаль… не следует забывать об этом.
Наани напомнила мне, что с тем же успехом мы можем предполагать, что и в той жизни она умерла моей собственной Девой; незачем думать, что сердце могло позволить ей принять другого мужа; ведь душа ее знала, что уже встретила Своего Собственного, и потому не обратила бы внимания на предложения других мужчин. Увы, мы могли только гадать, как было на самом деле. Наани сказала, что как ей кажется, кроме меня, она не принадлежала никому, — быть может, лишь потому, что любовь рождала в ней такое желание.
Впрочем, мы могли верить лишь в то, что прежде были вместе, и надеяться, что остаток пути не разлучит нас.
Последовав этому мудрому примеру, я обрел новые силы, подумав, что напрасно терзаю себя пустыми сомнениями… кроме того, не имея власти над прошлым, я не мог ничего узнать или исправить.
Когда мы вновь взялись за еду. Дева удобно расположила меня, поправила мои повязки и решила надеть башмаки и причесать волосы, клянусь, лишь потому, что знала, как восхищают меня ее босые ноги и волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она была так рада, когда я восхищался ее смелой красой, ибо во всем дополняла меня, о чем только и остается мечтать мужчине. Так закончился этот тихий день, отданный разговорам и дружбе. Дева приготовила меня ко сну и легла рядом, повернувшись ко мне милым лицом; наделив меня полным любви и значения поцелуем, она уснула, довольная и мирная, сразу и дитя, и женщина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Карнакки - охотник за привидениями - Уильям Ходжсон - Ужасы и Мистика
- Пираты-призраки - Уильям Ходжсон - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика