Ведь явно не рада будет Анна «сюрпризу» в виде переговоров с Амори Делажем.
Валера неопределенно махнул рукой в горизонт. Ну, вот почему именно Косу так повезло, что именно Холмогоров, а не Фил сейчас по Ленинградскому шоссе в город возвращался? Его бы, наверно, даже Делаж, которого никто в глаза ещё никто из бригадиров не видел, не напрягал бы так, как напрягала Князева, смотрящая на него с плохо скрываемой надеждой.
— Ну, Анют, как я тебе скажу это? Сюрприз же! — он пожал плечами, вытаскивая из ваз свой букет и цветы, подаренные Ольгой, стряхнул со стеблей капли воды. Спросил, захотев вдруг побыстрее сесть в машину свою:
— Ты всё?
Князева поджала губы, вложила под чек несколько крупных купюр и потом только улыбнулась Филу чуть натянуто:
— Всё.
— Тогда поехали. Духи не забудь только!
Пчёла много выкурил до восьми часов вечера. Сидя в приёмной и места себе не находя от осознания, чем Князевой запомнится собственный день рождения, он Людке кинул, чтобы она Шмидта позвала; у бугая всегда была пачка сигарет, какие курила вся бригада за исключением Филатова.
За полтора часа из почти что полного блока, который Пчёлкин нагло стрельнул у человека Белова, осталось около пятнадцати сигарет. Анна бы обозлилась ужасно, если бы узнала, сколько он выкурил, но Витя не об этом тогда думал.
Он только снова и снова щёлкал огнивом у кончика сигареты, понимая, что привычный способ успокоить нервишки нихрена не спасал.
Вот же блядство.
Из пачки Витя вытащил шестую за полтора часа сигарету. В VIР-зоне ночного клуба с пафосным названием, какого Пчёла не удосужился запомнить, зазвенела трубка Саши, по размеру напоминающая шлакоблок. Белый посмотрел на стопку с водкой, к какой решил не притрагиваться до окончания переговоров, и потом, словно выплыв из забытья, вскинул голову, взял.
Витя затянулся глубоко в себя, горче делая слюну. Легкие сжались до размера кулака, когда Белов стал слушать говорящих, не говоря ни слова.
Кто? Кос с Делажем на борту? Или Филатов, подъезжающий к клубу с Аней? Оба варианта ему не нравились совершенно — до трясучки в поджилках. С Князевой он не знал, как объясниться, и даже выкуренные чуть ли не подряд сигареты ему ответа, подсказки не дали. И француза видеть теперь тоже не хотелось: слишком много проблем было от Амори.
Да и, чего уж там, беседовать с ним было бы не о чем без человека, говорящего по-французски.
Пчёла стряхнул прогоревший табак, скрывая дно пепельницы тонким слоем пыли, и обернулся к Саше. У Белого профиль остался таким же напряженным, и, казалось, даже грудь перестала от дыхания подниматься.
Витя снова затянулся, думая глушить мысли никотином.
Белов был прав: им нужен был человек, способный донести Делажу, чего бригада от него хотела. Но и себя Пчёла не считал виноватым; им нужен переводчик, да, не поспоришь, но Анна им становиться не должна была.
Не она, не сегодня, не так внезапно… Не её это. Князева боится структуры, в которой замешан Витя, её двоюродный брат, и не хочет в неё вливаться крепче, чем уже впутана сейчас.
И Белов знал это. Но сам же своим решением спасти переговоры только сильнее затягивал сестру в криминал, от которого у неё, в лучшем случае, мысли из головы улетали.
И это Пчёлкина злило до сих пор — злило так же сильно, как его собственная беспомощность.
Клубная аппаратура, едва ли освещающая зал для особо важных персон, мигала то белым, то синим цветом, когда Белов наконец сказал в телефон:
— Понял тебя. Чуть скорость сбавь. Не приехали пока.
«С Косом» — понял Пчёла. Радовался ли тому, что именно Холмогоров звонил? Витя не знал. Он потянулся к квадратному стакану с виски, который считал не более чем распиаренной версией привычного коньяка, но быстро отбросил руку.
Ему сегодня ещё за руль — по крайней мере, в идеале.
Саша ещё немного Холмогорова послушал, — тот, вероятно, шепотом объяснял, что сильно тормозить тоже не мог, — но ничего больше Космосу не сказал. Только сбросил и поправил рукава, какие решил всё-таки закатать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Где они? — спросил Витя. Сам удивился, каким упавшим стал голос. Хотелось верить, что от сигарет. Стоило, наверно, потушить окурок, но мужчина ещё одну затяжку смог выкурить.
Саня дёрнул щекой, словно кто-то потянул на себя невидимую нитку у самого уголка его рта, и сказал:
— У Склифа уже.
Сука, близко. Валера мог не успеть приехать до кортежа Делажа. Да если бы и успел, то навряд ли бы им троим хватило пяти минут, чтобы Анну в курс дела ввести, уговорить провести переговоры, и, чего уж там, успокоить.
Пчёла бы себя обманул, если б той необходимости не признал.
— Может, на Садовом в пробке встанут, — предположил Пчёла, не зная, кого утешить пытался.
Внутренности тряслись в такт битам, оглушающих парней и девушек в общем зале — представителей «золотой» молодёжи, способной оплатить свои выходные в одном из лучших ночных клубов столицы, но не «платиновых» детей, каким бы хватило средств на аренду отдельного зала, в котором можно и потанцевать, и покурить, и на мягких диванах полизаться в стельку пьяными.
Удары колонок доходили до мужчины по полу, отчего мелко дрожал алкоголь в рюмках и стаканах.
Белый снова усмехнулся уголком губ и откинулся на бархатную спинку софы, постукивая по полу широко разведёнными ногами:
— Главное, чтобы Фил на Патриках не встрял.
Пчёла резко выдохнул через нос, давя в себе злой смех. В горле стало горько и до боли горячо — так ощущался ожог.
Он зажал между челюстями сигарету, сам потянулся к вазочке из прозрачного хрусталя, переливающегося цветами клубной техники, взял из неё какую-то сосательную конфетку.
Мельком взглянул на обёртку; клубника и сливки. Как по-девчачьи.
Заменил на яблочный леденец.
Саня посмотрел на невысокий потолок и вдруг кинул с интонацией, напоминающей смесь вопросительной и утвердительной:
— Пчёл, ты не в обиде?..
Конфетка от вопроса, для Вити явно риторического, едва не застряла в горле; Пчёлкин сдержался, чтобы не закашляться, давая тем самым неугодный Белому ответ.
Он чуть подумал. А что говорить? Ведь одновременно злился и понимал Саню. Витя даже завидовал чуть тому, как быстро Белов, узнав новость, выбившую землю из-под ног у всех остальных бригадиров, собрался и решил, что делать.
Витя считал, правда, что тоже таким качеством обладал. Но принимал — иногда — такие решения, какие в будущем могли только бо́льшие проблемы создать.
Вспыльчив, да, чего-то не отнять.
Но до сих пор сжимались челюсти, вплоть до тупой боли в зубах, до хруста кожи, затянувшей старый кровоподтёк, когда Пчёлкин вспоминал, кого Саша приказал в клуб вести.
Если б не сидел на бочке с порохом, он бы заржал от мысли, как интересно всё получалось. Белов, смотрящий внимательно, чтобы Пчёла за подругу свою заступался, становясь для неё живым щитом, на него обозлился за попытку Князеву оставить в стороне от разборок, Анны не касающихся.
Ха-ха, блять.
У идеи этой были как плюсы, так и минусы — как и любой другой вещи в этом мире. Витю злило только, что в тот раз для него недостатком была вещь, для Саши выступающая явным достоинством.
Он перекатил конфетку во рту и понял, что молчал слишком долго. Тишина могла дать Белову отрицательный ответ.
Пчёла ткнул, наконец, горящим фильтром в пепел от уже выкуренных сигарет.
Протянул в неопределенности, стараясь быть максимально искренним:
— Я не в обиде. Если с Аней всё хорошо будет, то вообще буду счастлив, что всё так сложилось.
Хотел сказать честно, а по итогу душу вывернул наизнанку, швами наружу. Не будет счастлив, что так всё сложилось, кому лапшу на уши вешает. Не Анино это всё, не надо ей сюда рваться — ни самой, ни под чужими пинками. Белов чуть помолчал, буквально мгновения какие-то.
Потом сказал вдруг ни то с усмешкой, ни то с искренней улыбкой, в какую Витя бы навряд ли поверил: