правое дело от вашего и уничтожить вас для вашего обращения, ибо только в уничтожении вы сделаетесь христианином. Вы вовсе не любите Бога, вы Его боитесь, но боитесь рабским страхом, вы боитесь ада, а не Бога. Ваша религия состоит в суевериях, в исполнении мелких обрядов. Вы все относите к себе, как будто бы вы были земным богом».
Легко понять, какое впечатление должно было произвести это письмо на великого короля. Людовик не имел кротости Давида и в чаду от фимиама лести мог только гневно отнестись к пророку, проповеднику покаяния, увидать в нем человека, враждебного себе или подставленного людьми враждебными, желавшими во имя религии нарушить покой государя и обозвать грехами великие дела, совершенные для славы и могущества Франции; проповедь покаяния производила тем слабейшее впечатление, что заключалась в безымянном письме: сам пророк не решился явиться пред царем. Для нас это письмо важно в том отношении, что показывает, в каком духе должен был воспитывать Фенелон внука Людовика XIV.
В сочинениях, написанных для воспитанника, Фенелон возражал против военного деспотизма, «правления варварского, где нет законов, кроме воли одного человека»; он осуждает завоевания, причем обязанности в отношении к целому человеку ставит выше обязанностей к своему народу: «Все войны суть войны междоусобные; для каждого человека обязанности в отношении к человеческому роду, этому великому отечеству, бесконечно выше, чем обязанности к частному отечеству, в котором он родился». Такие мысли, которые за Фенелоном будут повторять мыслители XVIII века, явились вследствие недостатка точного, правильного определения прав личности в отношении к обществу, точно так, как и прав отдельного народа, народной личности в отношении к целому человечеству. Это обращение к отвлеченному представлению человечества было следствием недовольства отношениями, господствовавшими тогда между народами: почти до половины XVII века в отношениях между народами, государствами, в столкновениях между ними господствовал высший духовный интерес, религиозный; потом этот интерес ослабел, и на первом плане явились чисто материальные стремления отдельных государств к усилению себя на счет других; войны принимают именно этот древний, языческий, неприятный для разумного и нравственного существа, для христианина характер, характер простого насилия, завоевания, порабощения, и хотя дело шло во имя интересов известного народа, однако государи, и особенно самый видный из них, великий король французский, внутри и вне вели себя так, что на виду имелся их личный интерес и произвол без обращения внимания на интересы народа. Отсюда мыслителям естественно было обратиться к интересам человечества, нарушаемым в их глазах государями во имя интересов отдельных народов или государств.
Таким образом, поведение Людовика XIV, его стремление к преобладанию в Европе, следствием чего было истощение французского народа, печальное состояние страны, — это поведение вызвало протест в области мысли, литературы; протест был высказан епископом, человеком, сознававшим свою обязанность проповедовать против уклонений от высших нравственных начал. Фенелоном начинается этот ряд протестов против злоупотреблений власти, начинается эта протестующая, обличительная литература XVII века. Фенелон был епископ, был воспитатель королевского внука, будущего короля, и потому обратил все свое внимание на то, чтоб действовать на государей, дать иное, лучшее направление их деятельности, их хорошо воспитывать, приготовлять к правительственной деятельности; Фенелон имел в виду усилить власть нравственными средствами; но уроки его не пошли впрок, опыт перевоспитания наверху не удался, и протест пошел вниз, усиливаясь все более и более, принимая все более и более отрицательный характер, отрешившись от охранительной и положительной сферы религиозной.
Книгою, которою Фенелон более всего надеялся подействовать на своего воспитанника, был знаменитый Телемак, поэма в прозе, имеющая целью показать, как должен воспитываться образцовый царь. Автор постоянно вооружается против порядка вещей, господствовавшего при Людовике XIV, и указывает своему воспитаннику на необходимость другого порядка; Фенелон внушает герцогу Бургундскому, что он должен отдать строжайший отчет Богу, чем дед его, потому что воспитан в познании истины, а дед не получил хорошего воспитания и избалован счастием; в случае непослушания советам мудрости Фенелон грозит революцией, которая выхватит власть из рук государя, употребляющего ее во зло. Людовик не мог не сведать, что Фенелон воспитывает его внука в правилах, противоположных его собственным. Король пожелал поговорить с Фенелоном и после этого разговора произнес такое решение: «Я говорил с человеком, у которого самый блестящий и самый химерический ум в целом королевстве». Фенелона удалили от герцога Бургундского.
Но этим дело не кончилось: лебедю предстояла борьба с орлом. Фенелон по природе своей был склонен к тому духовному праздношатанию, которое называется мистицизмом. В описываемое время мистическим направлением своей жизни и своих сочинений была знаменита молодая и хорошенькая вдова Гюйон: «Души — суть потоки, истекшие из Бога: они не знают покоя до тех пор, пока не возвратятся к своему источнику, что возможно и в этой жизни. Душа при таком погружении в океан Божества видит Бога не отдельно от себя, не вне себя, но имеет Его в себе; тут не более желаний, любви, знания, но тождество; все для такой души одинаково — Бог, она не видит ничего, кроме Бога, как Он был до творения; это не пророческий экстаз, условливающий потерю чувств, ибо такой экстаз показывает, что душа не довольно крепка, чтоб могла снести Бога: душа, достигшая совершенства жизни, находится в экстазе без усилия, постоянно, а не на короткое время; душа в таком состоянии непогрешительна».
Фенелон сблизился с Гюйон и подчинился ее влиянию. Ментенон также была на первых порах очарована восторженною проповедницею постоянного восторга, и через нее книги Гюйон дошли до короля, но Людовик не понял ничего в этих мечтаниях; скоро наскучили они и Ментенон, она обратилась за советом к Боссюэту, Бурдалу и другим знаменитым писателям церковным; все высказались против мистицизма. Гюйон подверглась преследованиям, была заперта в крепости. Боссюэт написал против нее сочинение, в котором старался определить границы между истинным благочестием и опасными заблуждениями. Фенелон отвечал книгою, в которой оправдывал мистические учения. Борьба разгоралась. Книга Фенелона была отдана на суд папский; в Риме мнения разделились, но Людовик настаивает, чтобы папа непременно осудил книгу, и папа осудил ее, не употребивши, однако, слова «ересь». Фенелон подчинился папскому решению, не отказываясь от своих убеждений.
Боссюэт торжествовал; но он не мог успокоиться в своем торжестве, потому что поднимались другие враги: вольнодумцы под покровительством людей высокопоставленных проникают ко двору, окружают дофина, ученика Боссюэтова, забывшего наставления учителя; а тут из среды протестантизма, искорененного, изгнанного из Франции, является сильный талантом человек, который своим скептицизмом подкапывает все верования, все учения, — Бэль, сын французского протестантского пастора, нашедший убежище в Голландии. Смерть родного брата, протестантского пастора, погибшего в жестоком