Спала в дилижансе и не заметила, как мы подъехали к Старому хутору.
Во сне почувствовала, как остановились лошади и откуда-то из глубины жилых построек послышался глухой лай собак. Заржали лошади. Потянуло запахом сена и запахом свежеиспечённого хлеба. Совершенно сонная, решила выйти из дилижанса, чтобы узнать о причине остановки нашего дилижанса в ночи.
— Сестрёнка, милая! — услышала, когда покинула дилижанс и попала в объятья старшей сестры.
— Сонечка, родненькая сестричка. — со слезами радости, стала обнимать толстушку, в которой при свете керосиновой лампы едва узнала свою старшую сестру Соню. — Счастливая будешь. Тебя сразу не смогла признать. Как сильно поправилась. Даже не обхватить. Здорово живёшь, Соня!
— Да! Счастья у меня полный дом. — ответила сестра. — Утром всех увидишь. Сразу два хутора на моей шее. Одних внуков и правнуков у меня целый двор. Сама не знаю, сколько их народилось.
Мы обе пошли ни к сестре в хутор Ивлевых, а в наш родовой Старый хутор Выприцких, который начинал пробуждаться от наших радостных воплей во время встречи.
Всем было не до сна. Те, кого знала, обнимали меня и плакали от радости нашей встречи. Другие, из нового поколения, стояли в стороне и с удивлением рассматривали наряженную в непривычную одежду госпожу, которая переполошила среди ночи весь Старый хутор, а чуть позже и всю нашу станицу Вольную, в которой население сплошь наши родичи. Совсем немного русских и казаков с новыми хуторами.
— Это все мои, — радостно, сказала Соня, когда рано утром из хутора Ивлевых явилась целая орава от грудных до взрослых. — Самый младший, правнук Гриша и самая старшая дочь Варвара. Остальных узнаешь позже. Сейчас не нужно голову забивать их именами. Постепенно со всеми познакомишься. Если честно говорить, бывает, иду по станице, увижу какого-либо мальца и думаю, что наш пацан это или нет. Кого не спрошу, чей он, каждый говорит, что он казак Выприцкий, Ивлев, Куценко.
Больше десятка фамилий. Совсем запуталась в родстве. Ничего не могла понять с нашими родовыми корнями. Когда батюшка-царь написал указ провести перепись населения.
Станичники мне поручили это делать, как самой грамотной бабе «атаману в юбке». Представляешь, какое открытие сделала, когда узнала, что, почти вся станица, это наши родичи!
Соня долго знакомила меня с многочисленными родственниками. У меня даже голова стала кружиться от неожиданно нахлынувших на меня приятных событий, как, вдруг все расступились.
Увидела, что в Старый хутор пришли старейшины из чеченского рода с подарками. Соня тут же стала приветствовать наших гостей так, как давно довелось приветствовать своих соседей.
— Мы узнали приятую весть от наших джигитов. — обратился ко мне, самый старший из рода Аслана. — Что ты, госпожа, спасла старшего сына из рода Максума. Мы принесли тебе свою благодарность от нашего рода, а также подарки, в знак своей благодарности от старейшин нашего аула.
Ахмед, старший из рода Максума, положил с поклоном к моим ногам огромную ткань, шитую золотом. На ткань горцы положили разные подарки от каждого дома чеченского аула.
Каждый раз чеченцы произносили слова приветствия в мой адрес и во имя Аллаха, пославшего меня спасти Аслана. В заключение подношения подарков в центр хутора вывели молодую кобылу белой масти.
Такой красивой лошади раньше не видела. Словно скульптура, выточенная искусным мастером-природой. Кобыла грациозно ступала по кругу Старого хутора, показывая себя со всех сторон. Казаки удивлённо смотрели на кобылу. Видимо такой красоты не было во всей нашей станице.
— Этот подарок от меня. — сказал старик Ахмед, показывая на белую кобылу. — Пускай она, украсит стадо ваших лошадей в память о нас. Пусть Всевышний принесёт мир и здоровье в твой дом.
Так сильно была потрясена ценным подарком, что подошла и поцеловала Ахмеда. Старик улыбнулся мне. Выпрямился во весь рост, словно помолодел. Затем расправил правой рукой усы и бороду. Держа левую руку на родовом кинжале, старик лихо сдвинул на бок папаху и гордо зашагал в сторону своего аула. Присутствующие рядом, чеченцы и казаки, зааплодировали Ахмеду. Поклонилась гостям и поблагодарила их за ценные подарки.
Станичники благодарили чеченцев за внимание ко мне. Все присутствующие приветствовали друг друга за мир среди народов Кавказа. Когда чеченцы ушли.
Мои родственники разошлись по своим делам. Вдруг, вспомнила о своём дилижансе и кучера Устина. Вышла на улицу. Увидела дилижанс, облепленный детьми.
Устин сидел на козлах и ревел, словно ребёнок, которому оказали столько много внимания, которого он не видел много лет. Мне стало жалко до глубины души своего бывшего слугу и настоящего друга.
— Устин! Думаю, что ты вполне заслужил такой отдых, как быть всегда с детьми. — сказала, ему. — С этого момента дилижанс с лошадьми твой. Катай на нем детей, куда они пожелают. Ты теперь совсем свободен, как наши терские казаки. Можешь свободно жить и передвигаться по земле.
— Спасибо тебе, Мария! — размазывая большие потоки слез по своим щекам, ответил Устин. — Всегда мечтал быть среди детей и лошадей. Рад тому, что такое большое счастье сейчас выпало мне на старости лет. Не буду вам обузой. Можете использовать мою силу и труд на благо всех.
32. Суд большого круга
Хотела уйти в дом, чтобы разобраться в хате-мазанке со своими вещами и определить дальнейшее место проживания Устина в Старом хуторе, как, вдруг, увидела Аслана в новой черкеске возле наших ворот. Несмотря на то, что нам было больше сорока лет, Аслан выглядел молодцом.
— Аслан, извини, что забыла вас познакомить, — сказала первой, подошедшему ко мне Аслану. — Это мой друг и спаситель Устин. Он теперь у нас в станице Вольной будет самым старшим конюхом всех наших детей. Если ваши дети пожелают, то могут кататься в дилижансе с Устином.
— Очень приятно познакомиться. — ответил Аслан, осторожно протягивая Устину свою руку. — Мы с ним давно знакомы. У меня в голове гудит больше двадцати лет от его оплеухи. Когда в прошлом веке он мне врезал возле твоей коляски, это во время событий у Эльхотовских ворот. Думал, что совсем без головы останусь. Может быть, именно его оплеуха научила меня жить без разбоя?
— То-то, тогда думала, что куда ты, вдруг, неожиданно исчез от меня. — подкалывала Аслана.