сомневаться, что за профессиональной маской скрывается буря страстей.
Из одной из приемных вышла герцогиня, улыбнулась, увидев цветы, и пригласила его пройти в гостиную. Это не очень хорошо! Его не пускают на семейную половину дома.
В гостиной, прислонившись к камину, словно ей нужна была точка опоры, стояла Тея и выглядела такой опустошенной и усталой, что ему сразу захотелось взять ее на руки, прижать к груди.
— А вот и лорд Дариен, — сказала герцогиня и ушла, затворив дверь.
Удивленный, он оглянулся на дверь, а потом повернулся к девушке, которую обожал, которой должен был дать свободу. Тогда какого дьявола принес цветы? От них волнами поднимался аромат, заполняя небольшое пространство гостиной.
Она уже была одета в дорожное практичное серо-голубое платье, которое не добавляло красок ее лицу. Лиф с довольно низким вырезом был укрыт белыми рюшами и окантован жабо. Волосы собраны в простой пучок на затылке, в ушах переливались крошечные жемчужинки. Дариен сразу вспомнил ее красное платье.
— Ну как ты? — выдавил он с трудом.
— Все хорошо, — ответила она без всякого выражения.
Он подошел к ней и протянул букет. Тея поднесла цветы к лицу и, прикрыв глаза, вдохнула аромат, потом жестом предложила присесть.
Дариен подождал, пока она сама усядется на софу, потом сел, но не рядом: почему-то не решился, — и поинтересовался:
— Что твои раны?
— Ничего серьезного, хотя все еще саднят. А твои как?
— Более-менее. Хорошо, что Фрэнк объявился: позаботился обо мне. — Через минуту Дариен понял, что говорит о Фрэнке как родитель, слепо обожающий своего отпрыска, или как тот, кто отчаянно не хочет показать, что у него на сердце. — Ой, прости: болтаю бог знает что.
Улыбнувшись, она поднесла цветы к лицу.
— Не извиняйся. Я рада, что у тебя наконец появился хоть кто-то из родственников. — Помолчав, девушка добавила: — Значит, мы помолвлены.
— Твой отец думает, что так будет лучше.
— А ты?
— Это позволит уладить кое-какие проблемы. К сожалению, даже маленький скандал всегда помнят дольше, чем само событие, которое его вызвало. Потом нам придется расстаться.
Он попытался улыбнуться, но Тея была совершенно серьезна.
— Или нет.
Он заглянул в ее широко открытые глаза.
— Это вряд ли.
— Неужели мои слова ничего не значат?
— Не в этом дело. Ты же знаешь, что я собой представляю: видела дважды, — такова моя природа. Почти всю жизнь я воевал, у меня было очень мало друзей, которым можно доверять. Если несчастья не найдут меня, я наверняка найду их сам, и все обернется пролитой кровью. Тебе это не понравится.
— Оба раза все произошло из-за меня. — Она опять вдохнула аромат цветов и объявила: — Я приняла решение — слово за тобой.
— Тея, любимая…
Это было ошибкой, и девушка тут же ею воспользовалась:
— Если ты меня любишь, то глупо отказываться от любви.
Он вскочил и отошел к камину, увеличив расстояние между ними.
— Одной любви недостаточно.
— Но это самое главное в жизни.
— Любовь рано или поздно заканчивается.
— А что, если другой у нас не будет?
Он повернулся к ней спиной, словно не желая слушать ее доводы.
— Дариен, а как же наша договоренность?
Он обернулся.
— Ты о чем?
— Мы собирались все решить осенью.
В нем шевельнулась надежда — то самое чувство, которое боролось и цеплялось за жизнь, то самое, которое он должен убить в себе.
— А разве договоренность действовала не до твоего возвращения в Лондон?
— Вспомни: мы же хотели убедиться, сохранятся ли наши чувства, — упрямо заявила Тея. — В любом случае, нам лучше быть помолвленными, чтобы свет забыл о случившемся. В конце концов, ты же не можешь меня остановить: если только сам не собрался бросить меня, — но это окончательно разрушит репутацию Кейвов.
Он молча смотрел на нее.
— Из-за того, что пока неизвестно, когда начнет заседать парламент в этом году, можем ли мы договориться на начало осени? На сентябрь, например?
— Кажется, у меня есть отрицательный ответ.
Тея поднялась: уверенно, грациозно, не выпуская цветов из рук.
— Ты можешь сказать «нет» в сентябре. Если захочешь.
— Ты тоже.
— Разумеется. Ты не забыл про кольцо?
Ему потребовалось мгновение, чтобы понять, о чем она, и ругательство едва не слетело с языка.
— Извини, я…
Тея вынула из кармана кольцо и протянула на ладони ему.
— Тебе сейчас не до кольца, да это и нечестно: заставлять тебя тратиться, учитывая основание нашей помолвки.
Он рассмотрел колечко: пять крохотных рубинов вокруг жемчужины.
— Из фамильной сокровищницы?
Ее губы сложились в таинственную улыбку.
— Оно принадлежало леди из нашего рода, которую считали любовницей Руперта Рейнского. Разумеется, ей не удалось завоевать своего принца.
Пару секунд Дариен крутил кольцо в пальцах, потом взял ее левую руку и надел его.
— Я не принц, Тея, и не приз: ты достойна гораздо лучшего.
— Нисколько не сомневаюсь: я все-таки дочь герцога с очень приличным приданым, — только вот вложить его я собираюсь в ваши поместья. Не забудьте, когда будете принимать окончательное решение.
Поневоле Дариен засмеялся.
— Вы просто невыносимы!
— Ну не зря же говорят, что дочери со временем становятся похожими на своих матерей.
Он моментально стал серьезным.
— А что, если сыновья становятся похожими на своих отцов?
— Я думаю, совсем необязательно. Мне и пары минут общения с твоим братом хватило, чтобы понять, что дурная наследственность не есть что-то неизбежное.
Тея подошла к нему и поцеловала, и цветочный аромат вперемешку с жаром тел повис между ними. Отбросив букетик на софу, Дариен крепко обнял ее, прижал к груди, и от этого так расчувствовался, что слезы навернулись на глаза, комком подкатили к горлу. Он с трудом справился с собой и завладел ее губами. Больше он ничего себе не позволил, даже когда увидел, что и у нее глаза заблестели, потом отстранился.
Несмотря на влагу на ресницах, она прекрасно держалась.
— Я так понимаю, ты скоро отправишься в Стаурс-Корт.
— Как приказал твой отец.
— Если не хочешь, оставайся, но, наверное, ты должен поехать и снести его из-за связанных с ним воспоминаний, как и собирался. Я узнала об этом из записки Марии.
— Даже если я приму такое решение, и если — в высшей степени невероятно! — ты выйдешь за меня, мы станем бездомными.
— Но я знаю: у тебя есть еще собственность в Ланкашире.
— Которая в еще большем упадке.
— А Ирландия?
— Пока не знаю, в каком там все состоянии, но это сам по себе беспокойный край, а я устал от войны.
— Тогда мы купим что-нибудь новое, Канем, — добавила она неожиданно. — Я решила, что должна называть тебя также,