– Мануэль! Ма-ну-эль!!!
Визг оборвался воплем – рука капитана оказалась у нее за корсажем и зашарила по груди.
Кто-то растащил их; она ударилась головой о стену и сползла на землю. Все померкло у нее перед глазами. Ее подняли с земли и поволокли прочь от двух дерущихся мужчин.
Капитан был силен, получив от Мануэля удар по ребрам, он отвесил ему такую оплеуху, что Мануэль отлетел к поленнице, где секунду-другую моргал, прежде чем опомниться. Он находился в тени, капитан же стоял в круге света, отбрасываемом фонарем, и ждал нападения. Мануэль рассвирепел. На него не повлиял крик Карпентера: «Прекратите, прекратите!» – и то, что тот хватал его за руки. Не владея собой, он отпихнул старика, едва не сшибив его с ног. Сейчас им управляло единственное стремление: заехать кулаком в эту жирную подлую физиономию. Капитан никогда ему не нравился, но одно дело – неприязнь, и совсем другое – свинцовая ненависть, охватившая его сейчас. Окажись у него револьвер, он разрядил бы в негодяя всю обойму; будь у него нож – он метнул бы ему в грудь. Не имея оружия, он бросился на капитана сам. Сначала его стальные кулаки, находя бреши в обороне противника, молотили его по корпусу без видимого эффекта, но потом он с размаху двинул его в скулу. Таким же ударом он вышиб дух из Легренджа.
Капитан рухнул как подкошенный на поленницу, у которой минуту назад приходил в себя Мануэль. Сила удара и вес поверженного были таковы, что дрова рассыпалась. Капитан оказался погребен под ними.
Толпа во дворе какое-то время молчала. Потом все бросились к поленнице и откопали упавшего. Капитан не подавал признаков жизни. На лице его не было крови, но рот съехал набок. Жена кинулась к нему, взывая:
– Марк, Марк!
Муж не отзывался. Тогда она оглянулась на Мануэля, понуро стоявшего чуть в стороне, и крикнула:
– Ты убил его! Зверь, ты его убил!
К Мануэлю подошла Аннабелла. Но больше сторонников у него не оказалось. Все сочувствовали побежденному. Люди забегали взад-вперед, потом положили капитана на снятую с петель дверь и потащили в дом.
– Пойдем, пойдем! – хрипло шептала Аннабелла.
Мануэль не двигался, словно прирос к месту. Вокруг раздавались протрезвевшие голоса:
– Вот беда!
– Неужто помер?
– Вот это свадьба! Такое надолго запомнится.
– Как это случилось?
– Она закричала, он выскочил и застал его…
– За это не убивают.
Аннабелла столкнула Мануэля с места. Он пошел, спотыкаясь, как пьяный.
Дома он опустился на табурет, как обессиленный старик. Она вытерла платком кровь у него с губ. Он не шевелился. Она упала на колени, обняла его, прижалась головой к его груди и запричитала:
– Ах, Мануэль, Мануэль!..
Он что-то пробормотал. Она встрепенулась и встретилась с ним глазами.
– Опять я это сделал. Я снова совершил убийство.
– Нет, Мануэль, нет! Это, наверное, удар бревном по голове. Возможно, он еще выживет. Пока ничего не известно.
– Я опять убил человека. Что со мной происходит? – Он мягко отстранил ее и стал рассматривать свои руки, словно никогда прежде их не видел.
Когда она залилась слезами, он не бросился ее успокаивать; казалось, он не замечает ее рыданий, глядя на руки, которые теперь свешивались между его колен.
– Ты защищал меня! – горестно проговорила она. – Он… Он меня оскорблял.
– Раньше за убийство казнили. – Он поднес к глазам правую руку и недоуменно уставился на нее. Потом встал, подошел к огню и сказал обычным голосом, стоя к ней спиной: – Я не вынесу тюрьмы. Лучше пускай меня повесят.
– Прошу тебя, не говори так! – Она развернула его к себе, прижавшись всем телом. Он стал ласково гладить ее по голове, объясняя:
– Но это правда. Взаперти я не выживу. Я всю жизнь провел на воле. Я знаю, что у меня не хватит сил выдержать несвободу. Уж лучше виселица.
– Мануэль!.. – Ее охватило безысходное отчаяние. – Это я виновата! Это все из-за меня, я навлекла на тебя несчастье. Если бы не я…
– Успокойся. Чему бывать, того не миновать. Все в жизни предначертано судьбой.
– Что же нам делать?
– Ждать, только и всего.
Они, сидя перед огнем, прождали целый час, почти не разговаривая, а только, держась за руки. Потом появился Карпентер, окликнувший их из дверей:
– Вы здесь?
Они вскочили и уставились на него. Он не сразу заговорил, так как сильно запыхался. Наконец они услышали:
– Сколько уйдет времени, чтобы привести в походное состояние ваш фургон?
– Значит, он мертв? – обреченно спросил Мануэль.
– Нет, жив.
– Жив?! – Мануэль кинулся к хозяину.
– Да. Сломанная челюсть, вывихнутое плечо, контузия. Жизни это не угрожает. Но тебя все равно ждут неприятности. Я послал за врачом, а его жена – за полицией. Она рвет и мечет, и я не в силах ей помешать. Она твердо решила не давать тебе спуску. Представьте, ее съедают ревность и зависть! Напрасно я тебя нахваливал! К завтрашнему утру я, возможно, сумею вправить ей мозги, но ты к тому времени уже можешь оказаться за решеткой, поэтому мой тебе совет – скройся на неделю-другую. – Он оглядел обоих и улыбнулся. – Вам не повредят небольшие каникулы. А потом возвращайтесь. Только не сразу сюда, а сперва в Дарлингтон. Я оставлю вам в цеху записку, все ли утряслось. Понятно?
– Да, сэр. – У Мануэля гора свалилась с плеч. – Спасибо вам, сэр. Огромное спасибо!
– Время не ждет. Берите самое необходимое – и в путь. Полиция может нагрянуть часа через два. Даже если она за это время не одумается и захочет на тебя заявить, в темноте им тебя не найти. Я бы на твоем месте не останавливался всю ночь и держался в стороне от поселков, потому что они могут выслать вперед гонца. – Он вытащил из кармана конверт. – Здесь то, что я вам должен, и немного сверх того. Помните, я с радостью приму вас обратно.
Аннабелла схватила добряка за руку и с чувством пожала ее.
– Спасибо вам за ваше великодушие, мистер Карпентер! Поверьте, мы найдем способ не остаться перед вами в долгу.
– Все уладится, дорогая. – Он печально вздохнул. – Надо же, в такой день…
Он вышел, но его последние слова продолжали звучать у молодоженов в ушах. Мануэль чувствовал, что сам Господь в последнюю минуту воспрепятствовал святотатству. Но какое же это святотатство? Она стала его женой. Она была не дочерью Легренджа, не леди голубых кровей, а девушкой самого что ни на есть простого происхождения; теперь эта девушка стала его женой.
Аннабеллу тоже мучила горестная мысль: «Я обречена приносить ему несчастья!»
Однако тяжкие раздумья не мешали сборам в дорогу. В считанные минуты они покидали свои нехитрые пожитки и кухонный инвентарь в многострадальный мешок, на который в последнее время смотрели как на память об ушедших временах. Выйдя через черный ход в поле, они впрягли в фургон удивленного и заспанного коня. При свете крохотного фонаря Мануэль повел коня к дороге; следующие три часа он молча вел его под уздцы, доверив поводья Аннабелле.