— Наверное, тебе не стоило приезжать. Я не представлял, что на тебя это так подействует. — Поглощенный своим горем, Джонно смог только обнять ее за плечи.
— Все в порядке, — сказала Эмма.
Потом она снова и снова повторяла эти слова как заклинание.
Она почти не обращала внимания на похороны, какие говорились слова, какие проливались слезы. Пусть Люк простит ее. Ведь она тоже мертва, мертвы все ее чувства. Когда люди начали расходиться с кладбища, Эмма подумала, хватит ли у нее сил выполнить задуманное.
К Джонно подошла Марианна, ласково положила ему руку на плечо и вместо соболезнования поцеловала его.
— Жаль, что Люк не научил меня готовить, — сказала она., заставив Джонно улыбнуться.
— Ты была его единственной неудачей. — Джонно повернулся к Эмме: — Шофер отвезет тебя в аэропорт, а мне еще нужно заглянуть на квартиру Люка. Кое-что забрать. — Он коснулся ее щеки. — Все хорошо?
— Да.
— Не ожидала увидеть тебя здесь. — Хотя Марианна ненавидела себя за это, ей не удалось придать голосу дружелюбие.
— Я… очень хотела приехать.
— Неужели? — Раскрыв сумочку, Марианна достала скомканный носовой платок. — Не думала, что у тебя найдется время для старых друзей.
— Марианна…
Она не могла заплакать в присутствии крутившихся журналистов. Дрю увидит ее на фотографии вместе с Марианной и поймет, что она солгала. Эмма в отчаянии огляделась по сторонам.
— Я могу… мне нужно….
— С тобой все в порядке? — Подняв солнцезащитные очки, Марианна изучающе взглянула на подругу. — Господи, ты выглядишь ужасно.
— Я хотела бы поговорить с тобой, если у тебя найдется несколько минут.
— У меня всегда найдется несколько минут, — довольно резко ответила та, доставая сигарету. — Но я полагала, ты сразу же отправишься назад.
— Нет. — Глубоко вздохнув, Эмма переступила черту: — Я вообще не собираюсь возвращаться.
— Что? — прищурилась Марианна.
— Я не собираюсь возвращаться, — повторила Эмма и с ужасом почувствовала, как дрогнул ее голос. — Мы можем куда-нибудь пойти? Мне необходимо куда-нибудь уйти. Пожалуйста.
— Конечно. — Марианна взяла ее под руку. — Сейчас возьмем твой лимузин и поедем куда захочешь.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы добраться до гостиницы Марианны. Та решила, что это лучший выход, поскольку Эмму уже начала бить дрожь.
Они сразу поднялись в номер — прекрасные комнаты, оформленные в пастельных тонах, с окнами, выходящими на белый пляж и голубое море. Марианна уже пометила номер как свою собственность, разбросав одежду на стульях. Сняв футболку и брюки, она кивком пригласила Эмму сесть и подошла к телефону:
— Бутылку «Гран-Марнье», два средних чизбургера, жареную картошку и литр пепси в ведерке со льдом. Я дам двадцатку тому, кто доставит все это через пятнадцать минут. — Удовлетворенная, она закинула туфли на кресло и уселась.
— Итак, Эмма, что происходит, черт побери?
— Я ушла от Дрю.
— Об этом я, кажется, догадалась, но почему? Вроде ты была безумно счастлива, — произнесла Марианна, еще не совсем готовая простить.
— Да, я очень счастлива. Дрю очень хороший, так заботится обо… — Услышав собственный голос, Эмма осеклась, переполненная отвращением, смешанным с ужасом. — О господи, иногда я действительно верю в это.
— Веришь во что?
— В то, что он приучил меня говорить. Марианна, если я не скажу это прямо здесь и прямо сейчас, то не скажу уже никогда. Я хотела рассказать Джонно. Начала было, но просто не смогла.
— Ну хорошо. — Так как Эмма была очень бледна, Марианна встала и открыла балконную дверь. — Не торопись. Дело в другой женщине?
Замолчав, она уставилась на Эмму, которая с хохотом согнулась в кресле:
— О боже, о боже милосердный!
Смех перешел во всхлипы. Марианна подскочила к ней, опустилась на колени, взяла ее за руки:
— Спокойно, Эмма. Тебе станет плохо. Ну же, ну! Всем известно, что большинство мужчин ублюдки. Если Дрю изменил тебе, пни его ногой под зад.
— Дело не в женщине, — выдавила Эмма.
— В мужчине?
Эмма напряглась, глотая слезы. Если они польются, ей уже никогда не остановить их.
— Я понятия не имею, верен мне Дрю или нет, да меня это и не волнует.
— Если другой женщины нет, то из-за чего же вы деретесь?
— Мы не деремся, — устало произнесла Эмма. — Я, во всяком случае.
Как же трудно выговорить это, признаться. Слова застряли у нее в горле комком стыда. Наконец она вытерла глаза рукой.
— Сидя здесь, я даже готова поверить, что все придумала, что дела не так уж плохи, как я считала, когда это происходило. Марианна, он мог быть добрым, обходительным, он приносил мне по утрам розы, пел, когда мы оставались с ним вдвоем, пел так, будто я единственная женщина на свете. Он говорил, что любит меня, хочет обо мне заботиться, сделать счастливой. А потом я что-то совершала… даже не знаю что…. но что-то, и тогда он… Он меня бил.
— Что? — Если бы Эмма сказала, что Дрю отрастил себе крылья и вечером улетает с балкона, в это было бы легче поверить. — Он тебя бьет?
Погруженная в себя, Эмма не обратила внимания на недоверие Марианны.
— После этого я иногда по нескольку дней не могу ходить. В последнее время стало еще хуже. Наверное, он хочет меня убить.
Марианна осторожно выдохнула. Следя за лицом подруги, она пыталась осознать услышанное:
— Он пьет, принимает наркотики?
— Нет. Я только однажды видела его пьяным… в ночь нашей свадьбы. Наркотики он совсем не принимает, любит сохранять над собой контроль. Он должен сохранять над собой контроль. Видимо, я постоянно делаю нечто глупое, и это выводит его из себя.
— Прекрати! — Взбешенная Марианна заметалась по комнате, глотая слезы. — Ты в жизни не делала ничего глупого. И давно это продолжается, Эмма?
— Впервые это случилось после того, как мы уехали из центра. Тогда он ударил меня только один раз. Потом извинялся. Плакал.
— Сердце прямо разрывается от жалости к нему, — пробормотала Марианна. Открыв дверь, она впустила коридорного. — Вот сюда. Не беспокойтесь, расставлять не надо.
Подписав счет, она вручила ему двадцатку. «Неотложные дела в первую очередь», — решила она и, не обращая внимания на еду, разлила «Гран-Марнье».
— Пей, — приказала Марианна. — Конечно, ты ненавидишь это, но нам обеим сейчас необходимо выпить.
Сделав два маленьких глотка, Эмма почувствовала, как по телу разливается тепло.
— Не знаю, что делать. Кажется, я уже не способна мыслить самостоятельно.
— Пару минут я буду думать за тебя. Выношу на голосование: кастрировать сукиного сына.
— Я не могу вернуться, Марианна. Если вернусь, то сделаю что-то по-настоящему ужасное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});