неё однозначно влияет, транслируя через этот неизученный аспект бытия эмоции и много чего ещё.
Лишь единицы могли работать со своей аурой. Некоторые расширяли, усиливая все аспекты восприятия и совершая количественное усиления, пропуская через магическое тело значительно больший объём магии. Обратным подходом было сжатие до размеров тела, усиливающее концентрацию. Я изучал оба и действовал исходя из ситуации, почти никогда свою ауру не затрагивая. Этого просто не требовалось.
Раздор работал не только со своей, но и чужой. Бил по точкам наибольшей чувствительности и концентрации, как я всегда концентрировался на наиболее уязвимых местах человеческого тела, которые можно поразить без особых усилий. Он дестабилизировал мою магию и натурально заставил её дрожать, постепенно переходя в доминацию.
Был ли я способен на манипуляции с чужой аурой? Нет. Это несравнимо более высокий этап развития.
Попытавшись разорвать дистанцию, я вновь наткнулся на пропасть. Он меня просто не отпускал. Ни на мгновение не отставал, непрерывно атакуя и видя насквозь каждое моё движение. Предел. Ещё никогда я не видел его столь отчётливо.
Исторгнув из себя огромную волну чистой и всепожирающей силы, я на мгновение всё-таки сумел отбросить Герцога и извлёк из хранилища накопитель. Тот, что исчерпал ради восстановление давно павшего мира. Мой шанс стать чем-то большим, который, по словам Раздора, был упущен совершенно зря.
Крохи, оставшиеся на дне бездны, в которую я каждый спокойный день сливал всю свою магию. Песчинка в возможной пустыне. Полагаю, заполнить его до прежнего состояния мне не удастся никогда. Разве что высосать какой-нибудь мир.
Лишь песчинка. И этого хватит.
— Акселератор. — Я заменил руну заклинанием. Мир замедлился, а накопитель раскрылся…
* * *
Почти погасшее синее пламя поднялось до небес и в клочья разорвало пожирающее его тьму, а Целитель упал на колени, что заметил лишь кинувшийся к нему Дуэлянт. Остальные были слишком поглощены зрелищем противостояния двух стихий, от которого мир трещал по швам. Хранитель сдержал своё слово и в этот раз даже переборщил, умирая слишком уж звонко.
— Дружище, ты… — Де Вивара прервал сам Целитель, поднявший на него мутный взгляд и начавший бубнить себе под нос.
— И не останется более наследника, способного принять трон. Пшеничные поля осыпятся прахом и луну пожрёт извечная тьма. В это время явится спаситель, ставший самым большим несчастьем для своего мира. Он сумеет открыть путь и найти затерянный в безвременье ключ. Жертва величайшего обернётся ничем и падёт барьер, отделяющий вселенную от кошмара…
— Старик…
— Замолчи и слушай. — Оборвала Дуэлянта возникшая над его головой Лурия. — Просто слушай.
— … И захлестнёт её давно забытое безумие, которому никто не в силах будет противостоять. Лишь не имеющие имени встанут на защиту мироздания и звезда их основателя взойдёт как никогда ярче. Он восстановит равновесие и уничтожит угрозу, но проиграет последний бой и душа его будет утеряна. И задрожит вселенная ещё сильнее. Проснётся Пандора и Царство Сна обернётся явью. Но может пресечь всё это смертная девушка, не по своей воле ставшая дочерью воплощения магии и полюбившая его подобно родному отцу. Коль не хватит ей сил, то самому Демиургу придётся выйти на бой. Он грядёт.
Пространство сходило с ума, разрываемое на части тьмой и пламенем. Люди и боги во всех мирах, что были связаны Перекрёстком, наблюдали за происходящем, затаив дыхание, даже Жизнь решила взглянуть на это сражение, а Пророк наконец-то пришёл в себя и смотрел лишь на духа ветра, висевшего над головой Дуэлянта.
Старик безумно улыбнулся и удручённо покачал головой.
— Дружище, ты как?
— Отвратительно. — Ответил Распутин, которого поставил на ноги де Вивар. — Испуганно и раздавлено. Зато теперь мне многое стало понятно в поведении Пророка. Он ведь недавно навещал Кассандру. Девушка рассказала нашему общему знакомому о вариантах смерти Хранителя и среди них не было сегодняшнего дня. А эта сумасшедшая никогда не ошибается. И всё-таки Пророк заходил к Гостю, предупреждая его о сегодняшнем дне. Он старается повлиять на что-то, чего ещё не произошло.
— Он не увидел так далеко и играет в другую сторону. — Ответила Лурия, сменившая форму на человеческую и грызшая свой ноготь. — Если я правильно тебя поняла, то всё плохо. Очень плохо. Просто отвратительно.
Старик расхохотался.
— Как вовремя я вновь почувствовал вкус жизни. Это будет крайне интересно.
Безумно смеясь, он неожиданно умолк и потерял сознание. Лурия переглянулась с Дуэлянтом и вновь сосредоточилась на происходящем, выкинув слова Целителя из головы. Рано. Об этом думать ещё рано. К тому же, пророки иногда ошибаются. Им вообще редко когда следует верить.
* * *
Полагаю, теперь я могу ответить на один давно интересующий меня вопрос. Каково быть богом? Неплохо. Я бы сказал- занимательно. Стать воплощением стихии, пылать в весёлой ярости и хохотать от вырывающейся наружу силы. Непередаваемое ощущение.
Быть повсюду и, вместе с тем, не быть нигде. Ощущать мир как никогда прежде и пожирать первородную тьму. Что интересно, она на вкус как слегка неспелые яблоки. Восхитительно. Впрочем, я в происходящем мало что понимал и ещё меньше запомнил. Для меня это перебор. Обернувшись силой и обрушившись на Герцога, моё сознание просто отключилось. А затем вновь включилось, когда я стоял посреди выжженой пустыни, которой стала Грань.
Как и предполагалось, её больше не было. Как через несколько минут не станет и меня самого. Трещины, бывшие воплощением душевной травмы, расползлись по всему телу и горели синим пламенем. Больно. Очень больно.
Решив не рисковать целостностью тела, совершая сильное магическое напряжение, я совершал короткие прыжки, из-за чего добирался до полуразрушенной крепости даже слишком долго. На подступах меня встретили Егеря, вопящие что-то невнятное и выкрикивающие мне вслед слова благодарности. Они были натурально пьяны от радости. Сегодня их работа закончилась. Больше в них нет нужды. Изнанка этому миру уже не грозит.
Первым, что я услышал, очередным прыжком взобравшись на площадку наблюдения, которая до сих пор была окружена мощным защитным барьером, были слова главы гильдии Истребителей.
— Забавно. Если видишь сильнейшего человека в оборванной и обугленной одежде, он всё равно смотрится величественно. Даже если разваливается на части и покрыт запёкшейся кровью. Знаешь, мне редко доводится испытывать чувство зависти, но сейчас я хотел бы быть тобой.
— Я не сильнейший и никогда им не был. Если ты хочешь быть мной, то умри. А затем ещё раз. И ещё. Попытайся не сойти с ума, совершив ошибку и погубив сотни миллионов жизней. Вытерпи выжигающую разум боль от кары мира, а затем вновь борись за сохранение своего разума, пытаясь остаться относительно адекватным,