Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ж, он влюбился, и, вероятно, они будут жить счастливо. А ты не превращайся в злобную свекровь, которая еще до свадьбы мечтает разлучить молодых.
– Фаати, ты просто не понимаешь, – вздохнула я. – У них нет ничего общего. Если б хоть какая-то зацепка, я бы так не горевала. Ты себе представить не можешь, насколько мы с ними разные. Нет, она не плохая девушка, но не для нас. Приходи к нам и сама увидишь. Я бы хотела знать твое мнение. Может быть, я к ней несправедлива, потому что я с самого начала была против этих отношений. Но я еще сдерживаюсь, я ничего не говорю. Ширин – та наотрез отказалась даже находиться с ней в одной комнате. А если бы Масуд слышал, какие замечания она отпускает за его спиной, он бы не пожелал иметь дело ни с сестрой, ни со мной, и я бы его лишилась.
– Ну, по крайней мере в глазах Масуда она обладает какими-то достоинствами, раз он так ее возжелал, – рассудила Фаати. – И в конце концов, главное, чтобы она нравилась ему.
– Можно, я поговорю с Фирузе? – спросила я сестру. – Мне так за нее больно.
Фаати пожала плечами:
– Вряд ли она сейчас настроена на разговор.
– На худой конец, выгонит меня из комнаты. Это-то не беда.
Я тихонько постучалась, приоткрыла дверь. Фирузе лежала на кровати. Вся в слезах, прекрасные голубые глаза покраснели. Она быстро повернулась спиной ко мне, чтобы я не могла разглядеть ее лицо. Сердце заныло. Чтобы такая милая девушка так горько плакала! Я присела на край кровати, попыталась приласкать племянницу.
– Масуд тебя не стоит, – сказала я. – Помяни мое слово, он еще горько об этом пожалеет. В убытке останется только он один. Не понимаю, почему после стольких мучений и страданий Аллах не пошлет ему тихую счастливую жизнь. Я-то надеялась, ты создашь ему такую жизнь. Как жаль, что он оказался этого недостоин.
Ее тонкие плечики вздрагивали, она не отвечала. Я понимала, как это горько – любить и быть отвергнутой. Мне оставалось лишь подняться и уйти домой – усталой, потерпевшей поражение.
С нашей стороны на помолвку явились матушка, Фаати и Садег-хан, тети Масуда и госпожа Парвин. Масуд, как всегда, красавец, да еще и в элегантном костюме при галстуке, стоял возле Ладан, которая только что сделала себе прическу в салоне. Она нарядилась в кружевное платье, кружевные цветы в волосах.
– Сказочно! – скривилась Ширин. – Погляди на жениха. Прежде он говорил, что терпеть не может галстуки, они, мол, все равно что собачий ошейник. Что ж теперь? Она вот так запросто надела на него ошейник? Видели бы его сейчас коллеги из министерства!
Я старалась придать себе счастливый и взволнованный вид, но, по правде говоря, никакой радости я не чувствовала. Я все вспоминала, как мечтала о свадьбе Масуда, как воображала, что это будет один из лучших дней в моей жизни. А теперь… Ширин дулась и ныла по любому поводу. Всякий раз, когда кто-то поздравлял молодых и желал им счастья, она отворачивалась и ворчала: “Фу!” Я устала повторять ей, что это очень грубо, что ради Масуда ей следует немедленно это прекратить – она и ухом не вела. Когда семья Ладан потребовала, чтобы сестра жениха исполнила “танец с ножом” и в танце передала невесте нож для разрезания торта, Ширин отказалась, добавив:
– Терпеть не могу эти старые предрассудки.
Масуд сердито оглядывался на нас. Я не знала, что делать.
Не прошло и трех месяцев после церемонии помолвки, и Фирузе вышла замуж. Кажется, мне о ее скором замужестве сообщили в последнюю очередь. Я знала, что ухажеров у нее хватает, но не думала, что это произойдет так быстро.
– Зачем же так торопиться, дорогая моя? – сказала я ей. – Дай себе время присмотреться, выбери непредвзято человека, который тебе понравится, кто сумеет оценить такую драгоценность, как ты.
– Нет, тетушка, – с горьким смехом ответила она. – Больше я влюбляться не намерена. Я полностью доверилась родителям и просила их выбрать мне того, кого они сочтут подходящим. И Сохраб меня вполне устраивает. Он человек добрый, внимательный. Думаю, со временем я забуду прошлое и привяжусь к нему.
– Да, конечно, – сказала я. А про себя подумала: “Но то пламя в твоем сердце никогда не угаснет”. Вслух же я сказала: – Ты бы подождала год или даже меньше. Эта помолвка долго не продержится. Уже начинаются разногласия.
– Нет, тетушка. Даже если бы Масуд пришел ко мне прямо сейчас, пал к моим ногам и просил моей руки, я бы его отвергла. Что-то в моем сердце сломалось – разбился тот идол, в которого я превратила Масуда. Прежнего не вернуть.
– Ты права, и я беру свои слова обратно. Но ты себе не представляешь, как я мечтала увидеть тебя своей невесткой!
– Прошу вас, тетя: довольно! Лучше бы мне этого не слышать! Именно эти слова и сделали меня несчастной. С того дня, как глаза мои раскрылись и впервые увидели свет, я привыкла считать себя вашей невесткой, женой Масуда. А теперь я – жена, муж которой изменил ей прямо у нее на глазах, хотя на самом деле бедняга Масуд ничего дурного не сделал. У нас не было взаимных обязательств, он был вправе сам выбирать себе будущее, взять ту женщину, которую полюбил. Лишь эти ваши разговоры породили в моем сердце ложную надежду.
К счастью, Сохраб действительно оказался и добрым, и разумным, и образованным (не говоря уж о том, что красивым). Он вырос в хорошей семье, учился во Франции. Через месяц после свадьбы молодые уехали в Париж. Я провожала их вместе с Фаати и другими родственниками – с тяжелым сердцем, со слезами на глазах – и пожелала им вечного счастья.
Помолвка Ладан и Масуда не продлилась и семи месяцев. Масуд словно очнулся от глубокого сна или наваждения.
– Нам с ней не о чем было поговорить! – вспоминал он. – Я мог часами рассуждать об архитектуре, искусстве, религии и культуре, но Ладан, хотя поначалу она делала вид, будто все это ей очень нравится, вскоре утратила всякий интерес. Ее волновали только наряды, прически и косметика. Даже спорт ей не интересен. Ты себе не представляешь, как убоги все ее мысли и убеждения! Она оживлялась только при разговоре о деньгах. Все они странные – готовы обойтись без еды, терпеть унижения, залезть в долг, лишь бы не показаться в свете в том наряде, в котором их уже видели. Их понятия о достоинстве и репутации ни в чем не схожи с привычными нам.
И я наконец вздохнула с облегчением, но как же я сожалела о том, что мы утратили нашу драгоценную Фирузе, тем более что уже на ее свадьбе я почувствовала, как меняется настроение Масуда: мне кажется, замужество Фирузе стало первым из тех суровых ударов, которые в конце концов пробудили Масуда – но слишком поздно.
Мой сын вновь с головой ушел в работу, его отношения с Ширин наладились, и в дом вернулись мир и семейное тепло. Но Масуд чувствовал себя виноватым в том, что причинил мне напрасные огорчения, и он решил сделать для меня что-то хорошее.
Однажды он вернулся под вечер домой и, сияя, заявил мне:
– Хорошие новости, мама! Твоя проблема решена.
– У меня вроде бы не было проблемы, – удивилась я.
– Я имею в виду университет. Я помню, как ты стремилась получить диплом бакалавра и продолжить учебу и какое лицо у тебя было в тот день, когда тебя исключили. Так вот, я поговорил с некоторыми людьми, в том числе с деканом филологического факультета – мы вместе служили. Он позволит тебе сдать те предметы, что остались до получения диплома, и ты сможешь поступить на магистерскую программу. Я тебя знаю: ты, наверное, не остановишься, пока докторскую не защитишь.
Противоречивые чувства вспыхнули в моем сердце, но никак не радость. Мне уже ни к чему был тот вожделенный клочок бумаги.
– Была у меня в классе девочка по имени Маназ, – сказала я. – У нее было любимое изречение, она написала его каллиграфическим почерком и повесила лист на стену: “Все, чего я желала, я получала, когда переставала желать”.
– Что? Ты не хочешь получить диплом?
– Нет, дорогой. Мне жаль, что ты напрасно потратил время.
– Но почему?
– Годами мне отказывали в том, что было моим по праву. Помимо всего прочего, без диплома я не могла увеличить свой заработок, в чем я отчаянно нуждалась в те трудные годы. А теперь, в очередной раз попросив, потянув за ниточки, ты добился для меня этой милости!.. Спасибо, не надо. Теперь мои знания и опыт всем известны, и я получаю за редактирование текстов не меньше, чем иной доктор наук. Никто уже и не спрашивает про мои дипломы. Даже смешно возвращаться к этому. К тому же, как эти степени и звания сейчас раздаются – в моих глазах они утратили всякую ценность. Я хотела добиться чего-то сама, своими заслугами, а не получить как одолжение.
В тот год в университет поступила Ширин. Она решила изучать социологию. Я была горда и счастлива: все трое моих детей будут с высшим образованием. Ширин быстро обзавелась друзьями. Поскольку я хотела хотя бы со стороны присмотреться к ее кругу общения, я предложила ей звать всех в гости. Так мне было спокойнее. Постепенно я познакомилась с ее друзьями, и наша квартира стала для них местом постоянных сборищ. Хотя порой их присутствие мешало моей работе, нарушая привычную тишину и сосредоточенность, да и готовки-уборки стало больше, я все же была им рада и делала для них все охотно.
- Улпан ее имя - Габит Мусрепов - Историческая проза
- Свенельд или Начало государственности - Андрей Тюнин - Историческая проза
- Борджиа. Первая итальянская мафия - Ирина Александровна Терпугова - Историческая проза