В какую-то секунду Ниа отчаянно захотелось всё бросить и поехать вместе с ним.
Раздался гудок, и поезд начал медленно отъезжать от платформы. Когда он скрылся в сумерках, Ниа вернулась в зал ожидания и тяжело опустилась в оранжевое пластмассовое кресло. Она прикрыла глаза и постаралась прислушаться к тому, что осталось внутри после встречи с Тихэ. Наверное, из всех людей, ей больше всего хотелось встретить именно его — спокойного, тактичного, умеющего не задавать вопросы, на которые собеседник не может ответить. Иногда он понимал её лучше Джины. Рядом с ним она всегда чувствовала себя в безопасности. Ниа попыталась поймать это ощущение света и тепла. Остававшееся до поезда время она провела в сказочной полудрёме, вспоминая свою студенческую жизнь. Потом села в пустое купе, ещё немного помечтала и уснула, укутавшись в одеяло.
Ей снилось всё: Университет Геммы, друзья, профессор Веспер, папа, бабушка, даже мама. Картинки сменялись как в плохо смонтированном кино. Вдруг она оказалась в том поле. Перед ней стоял Эридан. Она позвала его, побежала, а он грустно посмотрел на неё и пошёл вперёд. Он шёл медленно, но она никак не могла догнать его. Трава становилась всё выше, Ниа почти не видела Эридана. Потом трава превратилась в воду, и Ниа утонула.
Она слезла с верхней полки и посмотрела в окно: темнота, и только на востоке чуть-чуть светлее. Радость от встречи с Тихэ исчезла, внутри снова было пусто. Почему она не рассказала ему об Эридане? Не хотела расстраивать своими проблемами?.. Или снова пыталась убежать? Сначала в книги, в язык Аин, а теперь в прошлое.
«Что для тебя означает язык Аин?»
«Для вас — попытку жить, а для меня — попытку сбежать от жизни».
Думала, что время поможет… Очередная ложь. Эта детская магия никого не спасёт. Время может только спрятать поглубже, но всё спрятанное рано или поздно находится.
Она думала, что пережила смерть папы и бабушки, но умер Эридан — и боль вернулась. Она так и не смогла отпустить их. Поэтому они приходят к ней во снах. Сначала каждый день, потом всё реже, потому что почти потеряли надежду стать свободными.
Стать свободными от её боли и вины.
Она говорила, что любит их. Но любовь — это способность понять и принять. Принять жизнь человека и его смерть.
Она боялась расстаться с болью, потому что это означало признать, что их больше нет, означало снова остаться одной. Связанные её страданием, они по-прежнему были рядом с ней.
Она опять думала только о себе. Её боль, её страдание — они никого не делали счастливыми, и ничего не могли искупить.
Искупление возможно, если ты живёшь, а не убегаешь от жизни. Нужно остановиться, остановиться и отпустить.
Иногда именно это означает любовь…
Ниа закрыла лицо руками, а на востоке медленно поднималось солнце.
***
В университет она вернулась только к вечеру. Хотела сразу пойти к профессору Сатабиша, но, заметив свет, льющийся из приоткрытой двери кабинета заместителя ректора, решила сначала поговорить с ним.
Усталое «войдите» в ответ на стук, он тоже не отдыхал по воскресеньям.
— Извините, что беспокою…
— А, это вы… — протянул советник Ситис.
— Я хотела спросить… Вы не знаете адреса моих студентов из Матара? Наверное, в университете есть какие-нибудь анкеты для студентов.
— Анкеты есть, но, насколько мне известно, ваши студенты их не заполняли.
— Почему? — удивилась Ниа.
— А зачем нам анкеты на матарском? Я что должен был заставить профессора Сатабиша переводить их? Лабрийский, извините, тоже не очень популярен. Да и вряд ли нам пригодятся сведения об этих людях.
— Дело в том… — начала Ниа, сделав вид, что не поняла последнего предложения. — Я вчера встретила своего друга, он сейчас работает в министерстве, и он рассказал, что, возможно, в нашей стране не будут рады иностранцам. Я хотела предупредить ребят.
— Сожалею, но ничем не могу помочь.
— Извините.
Он равнодушно кивнул.
Выйдя из кабинета, Ниа поднялась наверх и постучала в ещё одну дверь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хидори сидел в кресле и что-то записывал в блокнот, на обложке которого поднималось над рекой солнце. Ниа достала из сумки книги, протянула профессору и сказала всего одно слово на языке Аин:
— Спасибо.
Потом она забрала щенка у Рейчел, погуляла с ним, разобрала постель и легла спать.
Сон начался так же, как и раньше. Они с Эриданом стояли на берегу реки — и он начал спускаться к воде. Но на этот раз Ниа не пошла за ним. Она смотрела, как он приблизился к кромке, как на ботинки набежали первые волны. Он шёл, а волны становились всё выше. Ещё немного — и река поглотила его.
Вдруг из воды поднялась белоснежная чайка и медленно полетела в небо.
Глава 30. Качели
Хаски, обиженный тем, что его оставили на целые выходные, разбудил Ниа в шесть часов. Полусонная хозяйка надела свитер и шерстяную кофту (надо забрать у Клави куртку, хотя скоро пора будет надевать пальто) и пробежалась по аллеям, наполненным звенящей прохладой. Вернувшись к себе, она прилегла на пять минут и, конечно, проспала завтрак. Выпив чай с засохшим печеньем, Ниа взялась за уборку. Она разобрала стопки книг: часть отнесла в библиотеку, часть разложила по полкам. Постирала вещи, вымыла окно. Ниа обожала мыть стёкла. Стоять на подоконнике и смотреть с пятого этажа вниз было немного страшновато, но каждый раз её охватывало чувство, словно находишься между двумя мирами.
Уборка была закончена как раз к обеду, и Ниа побежала в столовую. Заметив подругу, Рейчел вздохнула с облегчением. Ей ещё вчера показалось, что Ниа вернулась не такой, как уезжала. Теперь она видела, что не ошиблась. Бедный Мэт долго не мог заговорить от удивления и от страха сболтнуть лишнее.
— Пойдёшь на заседание? — спросила Рейчел, пока он относил их подносы на мойку.
— Конечно. Только сначала надо встретиться ещё кое с кем.
Ниа не видела Рои со дня похорон. После обеда девочка, как обычно, сидела в своей комнате в небольшом домике во внутреннем парке, где жил обслуживающий персонал университета. На лоскутном одеяле, сшитом ещё женой дедушки Викту, которую Рои уже не застала в живых, лежали раскрытые книги и тетради. Ниа села на маленький уголок между учебником по мировой истории и задачником по математике.
— Здравствуй, Рои, — тихо сказала она.
— Здравствуй, Ниа.
— Прости, что не приходила к тебе. Мне было очень плохо… Мне и сейчас плохо, но я… вернулась.
— Мне не хватало тебя. И его. Он часто говорил со мной. О себе и своей сестре. Он говорил, что я как деревья, горы и ветер, но более живая. Поэтому у меня лучше получается слушать.
— Прости, что оставила тебя…
— Как ты смогла вернуться?
— Я расскажу тебе… потом. Сейчас это чувство такое хрупкое, мне каждый раз кажется, что я его вот-вот потеряю… А ты? Как ты?
— Я как деревья и горы. Значит, я не могу уйти… Только ветер…
Девочка села на кровать рядом с Ниа и обняла её. Ниа прижимала к себе это маленькое существо с почти взрослой душой и думала о том, сколько ей пришлось пережить в одиночестве и молчании.
— Больше я не уйду, Рои, больше не уйду…
— Ты опять будешь учить меня языку Аин? — спросила девочка.
— Да.
— Хорошо, я хочу выучить новые слова и рассказать о них Байри.
— Как он?
— Когда ему плохо, он играет на скрипке. Он всю неделю играл мне…
— Мы выучим много красивых и добрых слов, и Байри сочинит прекрасную музыку, — прошептала Ниа. — Я зайду вечером, а сейчас мне надо на заседание.
— Я рада, что ты вернулась.
— Я тоже…
Покинув небольшой домик, Ниа поднялась к себе за тетрадью для протоколов и пошла в зал заседаний. Проскользнув на своё место, она склонилась над тетрадью.
Доминик Ситис, как обычно, рассказал об итогах сентября, отметив, что обучение в университете закончила группа студентов из Матара (преподаватель — Ниа Вирго). В планах на октябрь стояло завершение курса бенеташского языка Нубесом Суболесом…