готова была подписать почти что угодно, лишь бы мне разрешили наконец выйти на улицу. Поэтому пришлось пообещать, что я никогда больше не прогуляю школу, на Пасху отправлюсь в католический юношеский лагерь, в который меня уже записали, а в среду перед репетицией хора схожу на исповедь.
На самом деле это я ещё легко отделалась. Лагерь длится всего пять дней, как-нибудь переживу. А побеседовать с пастором Петерсом мне даже хотелось: последний раз я исповедовалась очень давно. Может, мне станет легче, если я раскрою ему своё сердце. Но самое удивительное – вопреки всем моим страхам родители разрешили мне продолжить выполнять моё «задание» и заботиться о Квинне.
– Пусть этот эгоистичный мальчишка откровенно тебя использует, а ты ему потакаешь, опаздываешь к ужину и прогуливаешь ради него школу, даже ему следует сострадать, – сказали они. – А для тебя это отличное испытание.
«Что-что? Испытание? Испытание на что?»
Я не могла проследить в их словах никакой логической цепочки. Может, они просто стыдились сделать такой шаг на глазах у всех соседей. Ничего мои родители так не боялись, как порицания общины. К счастью, тот факт, что вместе с Квинном я не только прогуляла школу, но и обнималась-целовалась на его кровати, остался без внимания мамы и папы. Мне не хотелось выяснять, в чём причина их небывалой щедрости. Сейчас это было не так важно. Главное, что я снова каждый понедельник могла видеться с Квинном после школы и отвозить его на физиотерапию. Лилли, кажется, решила никому не рассказывать о поцелуе на кладбище. Кроме Смиллы и Юли, о нём не знал никто. Поэтому я могла быть спокойна – хотя бы об этом Леопольд и Луиза не смогут наябедничать моим родителям.
Невероятно, что после наполненных слезами выходных я с воодушевлением ждала начала новой недели. Честно говоря, мне казалось, что никогда в жизни я не чувствовала себя более счастливой. Всё дело в Квинне и во всех тех чудесных признаниях, которыми мы обменивались в сообщениях. Даже без подсказки Юли я понимала, что Квинн тоже не может дождаться нашей следующей встречи.
Пока я сидела в заточении, Квинн успел дважды встретиться с Гиацинтом, который учил его управлять магическими способностями. Квинн гордо переслал мне короткий ролик, в котором он медленно и плавно вращает склеенную заново солнечную систему. Затем Квинн написал, что с нетерпением ждёт продолжения приключений, правда, он не уточнил, какие именно приключения имелись в виду – наши совместные или его личные. Как бы там ни было, я радовалась и тому и другому.
В понедельник после школы, собираясь на встречу с Квинном, я переписывалась с Юли, которая сидела в приёмной у гинеколога и выдавала одобрение или браковала детали моего гардероба. Вместо тёмно-синего вязаного свитера, который выбрала я, она убедила меня надеть облегающую тёмно-синюю кофту с длинными рукавами и довольно глубоким вырезом. Я накрасила ресницы и посмотрела на себя в зеркало. Моё отражение выглядело не так уж плохо.
«Вау! – написала Юли, когда я по её заказу отправила последнее селфи. – У тебя такой сногсшибательный вид, что Квинн простит тебе сегодня всё на свете. Даже если расскажешь ему о договоре с его мамой».
В тот же момент пришло сообщение от Квинна:
«Куда ты пропала? Я надеялся, что мы выйдем немного раньше, чтобы по дороге ещё немного… э-э-э… поговорить».
«Ха-ха».
На прощание я одарила своё отражение в зеркале последней идиотской улыбкой и схватила с вешалки куртку.
Перебегая через дорогу, я послала Квинну: «Сейчас буду» и машущий рукой смайлик.
А Юли я написала:
«Отличный план, ничего не скажешь. Может, мне просто сказать ему: “Твоя мама платит мне немалые деньги за то, что я о тебе забочусь, но, знаешь, я бы поцеловалась с тобой даже бесплатно”. И три подмигивающих смайлика с высунутыми языками».
«Нет уж, эту тайну я заберу с собой в могилу. Потому что правильный момент для такого разговора с Квинном я уже, кажется, давно упустила».
За эти страдальческие выходные я совершенно отчётливо это поняла. И Юли тоже прекрасно об этом знала.
Когда пришёл ответ от Юли, я уже звонила в двери фон Аренсбургов. В сообщении было два удивлённых смайлика и вопрос:
«Ты идёшь сюда? Надеюсь, что нет. Здесь жуткая скукотища, только секретарша, которая утверждает, что мобильниками в приёмной пользоваться нельзя».
Я с недоумением уставилась на экран. Через секунду меня словно ударило током.
«Какой кошмар. Если Юли получила сообщение, которое предназначалось Квинну, значит, Квинн получил то, которое я отправляла ей?»
Дверь открылась, и, лишь взглянув на окаменевшее лицо Квинна, я поняла, что знаю ответ. Тайна, которую я собиралась унести с собой в могилу, перестала быть тайной.
» 27 «
Квинн
– Отлично выглядишь, – сказал папа, когда увидел меня на лестнице. Сегодня он работал из дома, а мама, впервые со дня моей аварии, ушла в офис. – И пахнет от тебя хорошо. Это мой одеколон, что ли?
«Вот чёрт. Если на расстоянии двух метров запах был таким сильным, значит, я точно перестарался».
Но что-то исправлять уже было слишком поздно: Матильда могла постучать в дверь в любой момент. Меня утешала лишь мысль о том, что на свежем воздухе этот аромат скоро выветрится.
– Кажется, она тебе и правда очень нравится. – Папа простодушно вздохнул.
Я кивнул ему в ответ.
«Он даже не представляет себе – насколько!»
– Вот только её родители не держат лавку с деликатесами, прости.
Папа улыбнулся:
– Да уж, бедная девочка. Нелегко ей приходится с такой семейкой фанатиков. Но родителей не выбирают. Главное, что она делает тебя счастливым.
Я не мог стереть с лица глупую улыбку. Пусть даже это смотрелось как-то по-детски и совсем не круто. Да, Матильда действительно делала меня счастливым, потому что она была невероятно, абсолютно, непостижимо, нереально… симпатичной. Всего несколько дней назад я сидел как бревно в своей комнате и беспомощно пялился из окна на кладбище. А тут в дверях вдруг появилась она – и всё, всё до последней мелочи вдруг изменилось. На этих выходных я часто заходил в ванную, чтобы понаблюдать за её домом (я так просил Гиацинта выдать мне секрет суперзрения, но, как и с остальными способностями, оказалось, что никакого секрета не существует, а всё дело в упорных тренировках), и даже стал включать заунывную поп-музыку. Такого со мной никогда раньше не случалось. Скорее наоборот. Я смутно помнил, как Лилли умоляла меня выбрать наконец песню, которая станет нашим символом. У каждой