— Сказано, что уцелеют двое, — Борин почесал бородку, припоминая, — и звать их будут Лив и Ливтрассир. Воскреснет солнечный Бальдр, и сыны Эрлинга вновь найдут на лугу золотые фигурки для игры в тэфли, и сложат из камней Мировую Гору, и вырастят Мировое Древо, и род людской не прервётся.
— И так со всякой легендой, — кивнул Корд'аэн, — даже с теми, которые рассказывают проповедники веры Креста. Всегда кто-то останется или возродится. Однако у меня есть основания думать — прошу, не смейтесь — что на сей раз не останется никого. Самое жуткое, что такая возможность есть. И не в том дело, что вот возьмут и всех вырежут и уничтожат мир, обрушат небеса на землю и поглотят все моря. Нет. Это-то как раз вполне допустимо. Такой мир просто нельзя время от времени не разрушать. Однако есть опасение, что после этой войны сам род людской — тут я имею в виду и Верольд, и Двергар, и Альфум, и всех прочих — изменится настолько сильно, что уже два поколения не смогут понимать друг друга. Это будет чужой мир для своих детей. Земля будет мачехой, Небо — отчимом, не отцом. Мир добровольного рабства. Я говорил о Третьем Замке. Так вот, Третьим Замком станет мир. То, что находятся за его стенами, будет снаружи и повсюду. И так — навечно.
— Кому это может быть на руку? — спросил Эльри. — Я готов поклясться, что даже распоследний грэтхен не обрадуется такой жизни!
Корд'аэн горько рассмеялся.
— У них много имен. Вы все наверняка слышали в детстве сказки о таких созданиях, как Маркенвальд Ётун, Кромахи Повелитель Ворон, Багровый Кракен, Король Дикой Охоты, Лишайная Ведьма, и о других, о ком нельзя сказать точно, к какому роду они принадлежат. Много выдумки в тех сказках, но немало и правды.
Борин пробормотал:
Они приходят в час ночной,
С глазами, горящими чёрным огнём,
Они выходят из подвала,
Несут для тебя холодное сердце.
Чёрные духи, убийцы рассвета,
Войдут неслышно в твои сны.
Они поют песню мёртвого солнца…
Он замолк, ибо язык отказался ему повиноваться.
Дэор закончил вместо него:
И режут твои холодные вены
Даже я нечто подобное вспомнил. Не знал, смеяться, бояться или плакать. Они все говорили настолько страшные вещи, что мой бедный разум отказывался это принимать.
Корд же улыбнулся:
— Наивно, однако недалеко от истины. Особенно про "убийц рассвета". О да.
— А как же боги? — растерянно спросил Асклинг. — Разве они допустят?
— Тоже наивно. Ты видел богов? Я — нет. А тех, о ком только что шла речь, — видел, и не раз. Так что боги — допустят. Для них уже всё давно окончено. Они просто забавляются, наблюдая за нами. А впрочем… я ведь и сам в это не верю! — чашка выпала из бледных пальцев, осколки брызнули слезами. — Проще верить в холодных и безжалостных богов, зрителей великой игры, чем в добрых и милосердных, но беспомощных небожителей, жалких в своем величии…
И закончил тихонько, извиняющимся голосом:
— Если я чему и научился за жизнь, так это тому, что боги помогают достойным. Тот, кто сидит на заднице, когда его дом горит, достойным не кажется.
— Ну хорошо, — Асклинг был настроен решительно, — вот пришли мы в этот Девятый Замок, и чего дальше?
— Понятия не имею, — честно ответил Корд. — К остальным Замкам наш Совет посылал гонцов, и везде врата оставались закрыты.
Я попытался пошутить:
— Так вы не за золотом, что ли, идёте?
— Это как получится, — Корд не улыбнулся. — Ещё вопросы?
— Да, у меня есть что спросить, — Борин смотрел друиду в глаза, с вызовом, как равному, и от этого было чуточку смешно. — Во-первых, кто построил Замки? Во-втор…
— Погоди! — воскликнул Корд'аэн. — Буду отвечать по мере поступления. Кто построил Замки? Этого никто не знает. Говорят, что такое было под силу лишь самому Эрлингу Всеотцу. Он же призвал и хранителей…
— Кто они такие? — спросил Борин. — Почему солнце их знак?
— Солнце? Золотой Круг? — Корд улыбнулся. — Это не солнце. Это око. Третий глаз Хельгрима, всевидящее око Князя Тьмы. Хранители — это, видимо, драконы. Золотой Круг — напоминание об их прародителе, ибо ведомо, что первым драконом был сам Хельгрим. Я, впрочем, ни в чём не уверен…
— Почему же именно мы?
— А больше некому. Больше Девятый Замок никого не пустит. Мы — смертники. У каждого из нас есть вопрос, вопрос не жизни, но смерти. Мы бродим по порогу Врат Вечности, танцуем на тонком лучике света, протянутом над бездной. Если не получим ответа на вопросы — мы обречены. Уйдём и не вернёмся.
— Люди добрые, а я-то тут при чём? — спросил Снорри, сын Турлога, ваш покорный слуга.
— Прости меня, Снорри, — прошептал Корд. — Верно, я плохой чародей. Из-за меня ты забыл нечто в пределах теней. Я очень хочу, чтобы ты вернул себе всё. Очень хочу…
Его голос дрожал, и глаза цвета яблок покраснели. Он резко поднялся и выбежал прочь. Скрипнула дверь. Он исчез в ночи. Его красивый резной посох сиротливо жался в углу.
Мы молчали. А что было говорить. Слова казались лишними и фальшивыми. Борин собрал арфу, тронул струны, и тихая песня зазвучала под кровлей моего дома. Музыка натыкалась на камни, точно ручей, журчала, проникая сквозь туман столетий, сквозь сердца, утешая и успокаивая. И это было лучше любых слов.
Часы показывали девять.
Девятый час. Девятый Замок.
Я понял, что цверги не уйдут.
* * *
Эта ночь была очень долгой.
Сага странников
О Снорри
Два ворона снялись с крыши сарая, когда мы выходили на рассвете. А потом разум и память — Хугин и Мунин, птицы Отца богов — покинули меня.
Мир стал клетчатым, разноцветным, он был соткан из кусков — ярких, броских, цепляющихся за память, он был смятением, клочками, пледом, плащом странника, килтом сурового горца… Словно кто-то завесил мне глаза этим плащом, и крутил им перед моим носом, отвлекая от чего-то истинно важного, настоящего… Каждая клеточка узора дурацкой тряпки пыталась что-то сказать, но лишь неясный стон звенел в моём сердце.
А между клеточками был шов. Корявый, уродливый, точно рыбья пасть, разорванная крючком. За швом же было забвение. Когда звенящий стон узора жизни превышал порог громкости и раздирал меня, рыба-шов раскрывала пасть, и я летел во мрак.
* * *
Солнце кричало. Солнце исходило воплем. Его резали на кусочки ледяные ветра, а седые туманы успокаивали светило. Лениво катились волны Андары, не обращая внимания ни на кровавую рану восточного небокрая, ни на алые отблески, окропившие речную гладь, ни на скрип вёсел в уключинах, ни на беседы гребцов на лодке, купленной Эльри у Сидри Плотника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});