Хоть идол для святилища с него режь…
Бороды, правда, не хватает.
Дарин снял плащ и начал оглядываться — очевидно, в поисках слуги или дворецкого. Я молча принял у него одежду и повесил рядом с жёлтым плащом Тидрека. Потом прошёл за стулом для их величества, а когда вернулся, обнаружил, что Дарин уселся в моё любимое кресло. Блеснула в полумраке секира, и я подумал, что хочу отрубить ему голову. Потому что он был цвергом. Осквернителем. Они все были цвергами. Только переоделись. Сменили облик. Они вернулись мстить. Мстить за поражение у стен борга, за смерть маленькой девочки в горах, за своё уродство. Они ждут…
О, сколь сладок яд злобы! Как горек яд злобы… как дикий мёд первого поцелуя, без любви…
Хорошо, Митрун уехала к родителям до зимы, и не увидит меня таким.
— Снорри, тебе плохо? — спросил Корд.
— Нет, друг мой зелёный, — тихо ответил я, — мне прекрасно.
— Врёшь, — полуспросил Корд.
— Вру. И что с того?
— Да так, ничего… — пожал плечами друид.
Даже если они и цверги — мне плевать. Я устал. Смертельно.
Отравился и умер.
Дарин Фундинсон был высокого рода и, видимо, гордился этим. Его же спутник Борин, наоборот, был чем-то похож на Дэора — бродягу и изгнанника. Простой серый плащ на волчьем меху, складная арфа в сумке и меч за плечом. Он тоже молод, тёмно-рыжая бородка, почти как у меня, заплетённая в косичку, а лицо его — каменная маска, закрытая печь, и лишь глаза, синие и глубокие, выдают бушующее внутри пламя…
Вдруг что-то сдвинулось в его лице, и он сменил — а может статься, и снял — маску. Борин обратился к сольфу:
— Господин Тидрек Хильдарсон? Рад тебя видеть в добром здравии!
Тот удивлённо привстал.
— Да я, собственно, не припоминаю…
— Конечно. То было давно, я тогда был совсем крошечным, — и, видя недоумение на лице Тидрека, объяснил, — ты приходил во Фьярхольм, к моему деду Тору Хрофтасону, учиться зодчеству. И как раз застал Асфеля-посланника. Ты, позволь напомнить, проиграл ему в тэфли.
Глаза ювелира будто бы чуть оттаяли, посветлели, и он буркнул:
— Асфель мухлевал, червь ему в седло. А ты, видимо, Борин. Я ещё сделал тебе свистульку.
— Я её уронил с крыши, — опустил взгляд Борин.
— Надеюсь, ты не полез её потом выискивать?
— В том-то и дело, что полез. Эвьон стояла на стрёме, а я полез туда… э… вниз.
— Ну что бы вы на это сказали?! Скалолаз! Не назвали бы такой поступок умным!
— А сколько тебе было лет? — спросил с усмешкой Дэор.
— Немного.
— Отлично. Чем раньше, тем лучше. Моя бабка Хверрун сказала однажды про меня: "У этого сына матери в заднице шило". О тебе она сказала бы то же самое, потому будем друзьями!
— Мне друзья нужнее, чем враги, — улыбнулся Борин благодарно.
— Кстати, о бабушках, — усмехнулся Тидрек. — Как там Фрейя Тьорвдоттир? Я со слезами вспоминаю её стряпню. Нигде так вкусно не кормили, разве что дома!
Борин поднял взор — и в синеве зарокотал далёкий гром.
— Бабушка ушла в Зал Ожидания. Сама. А деда не так давно убили.
— Кто посмел?! — свет очей Тидрека стал зарницами гнева.
— Не поверишь. Золотой Круг.
— Так это не просто легенда!.. — прошептал мастер.
— Снорри, чайник сейчас разлетится, как гнила репа, — подал голос Асклинг.
— Господа, кому чаю?
— А пива нету? — Эльри смущённо почесал бороду. — Или чего крепче. Ибо чует моё сердце…
Эльри мой друг. Он старше меня. Обычно весел и даже грубоват, однако же, нет лучше него работника. Кроме того, он много странствовал, немало видел и воевал.
— Так как насчет пива?
— Да, добрый хозяин, это хороший вопрос, — поддержал его Дэор. — Клянусь, когда стану ярлом, устрою для тебя лучший дрекклаун, пивной выкуп, какой ты можешь себе представить!
— Не утруждай себя, — усмехнулся я, — ибо мне легко выполнить эту просьбу. Ведь вы в доме пивовара.
Затем выругался про себя и пошёл за пивом. Притащил из кладовки бочонок светлого, потом — тёмного, потом — три свиных окорока, копчёные ребрышки, колбасу и немного зачерствевшие лепёшки.
— Не побрезгуйте, дорогие гости. Чем богаты…
Чтоб вы попередавились, уродцы… как подавился я.
* * *
Эльри с Дэором налегали на тёмное пиво, Борин с Дарином — на светлое, Корд пил чай, и я взял с него пример. Асклинг по понятной причине воздержался. Тидрек спросил чаю, добавив:
— Я бросил пить.
Асклинг расхохотался:
— Неужто красавица Тиримо заставила тебя бросить это гнилое дело?
Зря он это сказал. Глупая бочка. Я поймал себя на сочувствии к ювелиру.
А тот пожал плечами:
— Мнение Тиримо мне неведомо, да и уже неважно, ибо она выходит замуж. Недавно получил от неё длинное письмецо. Особо же понравилась строка: "Между нашими народами — бездна. Из этой бездны смотрят на нас те, кто никогда не смог бы понять и простить…" Сколь высокие слова, не правда ли? Хорошо, хоть подарки вернула…
— И… шедевр? — уточнил Асклинг. Он, кажется, уже понял, что не все следует спрашивать, что на уме. Но остановиться не мог.
— Его — первым. А наша артель распалась на две, — продолжал Тидрек. — Ныне это мастерские Улафа Сигурдарсона и Хальгерда сына Ингви. Что ещё ты желаешь узнать, мой дубовый друг?
— А Сульд? — встревожился Асклинг.
— Спился. Как и Фрор.
— Фрор из Эмблагарда? — тихо спросил Эльри, пролив пиво на бороду.
— Думаю, да. Сын Фаина, если это важно. Уж полгода как его схоронили.
— Боги… — Эльри обратился в изваяние. Мне показалось, что камень его лица пошёл трещинами морщин, а серебра в бороде стало больше. — Фрор сын Фаина, что один выходил против десятка грэтхенов… Куда же смотрели вы, боги и духи…
Затем повернулся ко мне и сказал тихо:
— Жаль, Снорри, ты его не знал. Я рассказывал о нём…
Я молча пожал плечами. Может, ты и рассказывал мне о своём друге. Только мне было плевать на Фрора, сына Фаина. Было плевать на всё. Вместо ответа я спросил Тидрека:
— Гельмир Гульденбард был твоим ингмастером?
— Был.
— Я видел его в Равендале. Сидел целыми днями в углу своей кельи, а по ночам выл, скулил и орал что-то вроде "Разбей Зеркало! Разбей! Рыжая идёт! Лось ты безрогий!" И слюнки пускал.
— Ты был в приюте умалишённых? — впервые заговорил Дарин. Ломким и хрупким голосом. Сквозящим презрением.
— Был, о благородный хёвдинг. И должен сказать, что те, кого держат там силой против воли, подчас куда более достоин свободы, чем многие из… из вас.
— О ком это ты говоришь!? — гневно воскликнул князь, но вмешался Корд.
И то было большой удачей для благородного хёвдинга.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});