двигался в сторону противника, собираясь напасть первым, когда свет вспыхнул, точно искусственный восход, и озарил юную девушку, лежавшую в его кровати.
Джесс замер, уставившись на нее. По-прежнему с ножом в руке. Все мысли вдруг исчезли, и впервые он почувствовал себя на свой возраст. Морган оказывала на него такой эффект, понял Джесс; она создавала тишину посреди шума. Умиротворение посреди бури.
Джесс положил нож на прикроватный столик, тот тихо звякнул, соприкоснувшись со столешницей, и Морган открыла глаза. Она села и смахнула с лица волосы. На ней, заметил теперь Джесс, была легкая ночная сорочка, в которой были видны алеющие очертания ее тела, и Джессу пришлось заставлять себя отвести взгляд, поднять снова к ее лицу. К ее улыбке – теплой, сонной, добродушной… и сменившейся чем-то совершенно иным, когда она окончательно проснулась.
Джесс устало опустился на край кровати, наблюдая за Морган.
– Ты ждала меня тут, – сказал он. Она кивнула, ничего не говоря. – Прости.
Морган посмотрела на Джесса так внимательно, что ему стало как-то неуютно, будто силы Морган пробрались куда-то в его самое естество. Может, так и было, потому что потом она сказала:
– Я не дурочка. Вы с Дарио в последнее время постоянно перешептываетесь. А еще ты шепчешься с братом. Я вижу, как тени внутри тебя сгущаются все сильнее с каждым днем. Что ты делаешь?
– Поэтому ты здесь?
Морган положила ладонь Джессу на щеку, и Джесс накрыл ее своей рукой, закрыв глаза. Ее кожа была теплой и нежной.
– Нет, дурачок, – сказала Морган, – я здесь не поэтому, но, быть может, поэтому я здесь должна быть. Где ты был?
Джесс покачал головой. «У меня есть еще два дня, прежде чем придется ей все рассказать, – подумал он. – Еще два дня она будет видеть меня таким, видеть Джессом, который ей нравится». Однако для этого необходимо было врать ей так, как Джесс не умел. Нет, больше не способен. Он убрал ее руку со своей щеки и обнял ту обеими ладонями. Его собственные руки казались грубыми после дней, проведенных за работой в мастерской.
– Мой отец собирается продать вас с Вульфом архивариусу, – сказал ей Джесс, потом наблюдая, как ее хрупкий покой рушится, точно разбитая ваза. – У него есть способ вас к нему отправить. Но это не все. Он собирается продать всех остальных Красному Ибрагиму, чтобы наши партнеры по бизнесу смогли использовать их в переговорах в Александрии, смогли спасти собственные дела. А родных Халилы казнят через двадцать один день. Все летит к чертям, Морган.
Сказав это вслух, Джесс почувствовал облегчение, однако он ведь просто переложил свою ношу на плечи Морган, не избавился от нее. Он видел ее шок, ее страх, а потом уверенность.
– Хорошо, – сказала она и стиснула его руки так сильно, что стало почти что больно. – Тогда мы будем бороться. Я могу, Джесс, могу…
– Ты не понимаешь. Мы не можем бороться. Мой отец к этому готов, а идти нам больше некуда. У нас нет друзей. Нет союзников, которые могут волшебным образом объявиться и спасти всех.
– Что… что ты хочешь сказать? – Голос Морган стал тише, задрожал. – Мы не можем ведь сдаться.
– Нет смысла сражаться в бою, в котором нет шансов победить, – сказал он. Его собственный голос тоже не казался сильным. Однако был уверенным. – Нужно принять поражение, чтобы собраться с силами, когда те пригодятся. Архивариус тебя не тронет, Морган. Ты нужна ему в Железной башне. И – нам тоже нужно, чтобы ты оказалась там. Если мы вообще хотим добраться до архивариуса, в Александрии, это будет сделать невозможно, если он по-прежнему контролирует скрывателей.
Морган сделала резкий вдох, собираясь поспорить с Джессом, и он увидел искру гнева в ее глазах, которая тут же угасла.
– Ты хочешь, чтобы я взяла контроль над башней изнутри.
– Ты можешь это сделать, – сказал Джесс. – Ты сильнее, чем Григорий. И ты хочешь того же, чего хотят и остальные скрыватели: свободы. Как только станешь Верховной скрывательницей…
Но теперь Морган качала головой.
– Не я, – сказала она. – Я могу победить в сражении. Но я не могу ими руководить, Джесс. Мне они не доверяют. Никогда не станут доверять мне, и я не могу их за это винить. Я никогда не скрывала того, что все уничтожу, если мне выпадет возможность. Но… – Она сделала вдох и медленно выдохнула. – Ты понимаешь, о чем меня просишь? Вернуться туда? А если все пойдет не по плану…
Если все пойдет не по плану, то получится, что Джесс приговорил ее к пожизненному рабству в тюрьме. В одиночестве. И он не мог заставить себя признаться ей в этом, только не вслух, так что он лишь кивнул.
– Может, у кого-то другого получится, – сказала она. – У Искандера.
– Я не знаю, кто это.
– Некоторые говорят, он сильнее, чем Григорий, – ответила Морган. – Однако он сам себя запер. Отказывается с кем-либо работать или разговаривать. Единственным человеком, с которым он общался, насколько мне известно, была мать Вульфа, когда была скрывательницей. Я никогда его не видела лично. Однако если мне удастся уговорить его мне помочь, может, у нас будет шанс. Небольшой, но… – Ее улыбка вышла красивой, но также и разбитой. – Но ты и сам обо всем этом думал с самого начала, так? Дело никогда не заключалось в том, чтобы найти убежище. Дело заключалось в том, чтобы подготовиться к войне. Ты используешь своего отца точно так же, как, по его мнению, он использует тебя.
– Не с самого начала, – сказал Джесс. – Но… да. В каком-то смысле, думаю, ты права.
– А профессор Вульф? – Она заглянула ему в глаза, ища что-то, чего, как казалось Джессу, она не найдет. – Ты же понимаешь, что, отправляя его обратно туда, ты отправляешь его на верную смерть. И Санти тебя за это убьет.
– Уверен, он попытается, – сказал Джесс. – Но не я вас туда повезу. Этим займется мой брат.
Морган открыла было рот, но потом снова сомкнула губы, и это казалось странным: точно, как и Брендану, Джессу не пришлось ничего объяснять Морган. Она понимала. Он увидел искру в ее глазах, увидел ужас, увидел осознание. Она понимала, что их ждет. И теперь Джессу и правда стало немного легче. Теперь эту ношу они несли, по крайней мере, вместе. Никого из них не волновало, что будет дальше, потому что в этот самый миг между ними хотя бы не было секретов.
– Ты не можешь все это рассказывать остальным, – сказал Джесс. – Даже Вульфу. У него ни за