Ты переиграла меня, обманула, ушла непобежденной. Простое, нелепое объяснение – да не любила ты меня!
А я тебя любил больше жизни.
Я не вру тебе – нельзя хвастаться слабостями, а это моя слабость.
Как наркотик.
Давным-давно ведь знал – нам лучше расстаться, эмоциональная абстиненция всегда была сильнее, не мог я вырвать тебя из себя.
Любил больше жизни, готов был всегда умереть с тобой в один день.
Но ты мне не верила. И правильно делала.
Потому что умереть я был готов, а поменять свое дело, мое жизненное призвание на жизнь с тобой – ни за что!
И сейчас, когда ты перешагнула порог всех тайн, я признаюсь тебе – лучше пусть будет так, чем если бы ты ушла с Котом.
Прости меня, но никто из нас не волен изменить себя. И подчинить судьбу.
По законам античности Герой бессилен перед Роком.
Секретарша Надя пожалела, она хотела «подготовить» меня к страшной вести – сказала, что ты ранена. Но я сразу знал, что тебя больше нет.
Потому что вместе с тобой умерли остатки моей души. Острая боль, похожая на инфаркт.
Какое-то время я буду болеть, как чахоточник, отхаркивать омертвелые куски души, потом сердечное кровотечение утихнет, на том месте, где была душа, возникнет твердый рубец, похожий на пяточную мозоль.
Тогда я вернусь к своей работе. Я буду дальше держать на плечах свод мира.
Это не я выбрал себе такое странное занятие. Меня сюда поставила судьба. И я буду стоять, дожидаясь, пока подрастет сын Иван Александрович Серебровский, чтобы ему – единственному любимому на земле человечку – переложить на плечи этот невыносимый груз, это проклятие, всегдашнюю боль и грех, эту великую миссию. Избранничество.
За что?
Зачем?
И согласится ли он взять ее?
Не знаю.
Но я буду стоять. На том месте, где ты оставила меня, мой срезанный цветок, мое улетевшее облачко, моя умершая душа, моя ушедшая весна…
Оттуда, куда ты ушла, взглядом, свободным от пристрастий, зла и суеты, посмотри на меня. Ты увидишь, что я не злодей. Хирург ножом и болью несет исцеление. Уляжется пыль и летящие обломки смутного времени, и люди узнают, и ты увидишь, как много важного, нужного, тягостного и доброго сделал я. И там, в новом воплощении, ты дашь мне то, что я так и не смог получить здесь, – твою любовь.
Это и будет Рай. Я заслужил его своим адом здесь. Ибо сказано навек: вершителям Добра будет Добро, и ни пыль, ни бесславие не покроет их лиц, и будут они жители Рая, в котором пребудут вечно…
До свидания, моя любовь.
До свидания в Раю…
Кот Бойко:
РЫВОК
Заходящее солнце раскалило Серегино лицо до индейской красноты. Строго, не отрываясь, смотрел он перед собой на дорогу, шевелил беззвучно сухими губами – с собой разговаривал.
– Марина знала бездну стихов, – почему-то вспомнил он. – Часто со смехом повторяла Белого: «Жизнь, говорил он, стоя средь зеленеющих могилок, – метафизическая связь трансцендентальных предпосылок»…
– А я все хотел тебя спросить или в словаре посмотреть – что это значит? Но так и не удосужился. И сейчас не знаю, что это за метафизика…
– Плюнь, забудь! – посоветовал Серега. – Не нужно это тебе…
– Наверное… Страшное дело – у людей самые разные таланты, а у меня один – здоровье! На кой он мне? Надоело мне все, Серега!
– Пройдет, – пообещал он твердо.
– Знаешь, я последний раз по найму работал лет двенадцать назад. И так я надоел своими фокусами руководству, что когда подал заявление об уходе по собственному желанию, мой начальник Фима Головчинер наложил резолюцию: «С наслаждением!»
– Ты это к чему?
– Не знаю… Иногда мне кажется, что это Фортуна расписалась на моем заявлении…
Серега недовольно покачал головой:
– Не разговор! Сейчас тебе надо собраться… Как никогда!
– Зачем, Серега?
– Пока Сафонов не опомнился. Он сам напуган, поэтому дал слабину и выпустил нас. Это ненадолго… Сегодня-завтра тебя начнет искать вся милиция…
– Для чего?
– Тебя загребут – поводов достаточно – и придушат в камере. Вопрос будет решен радикально, – серьезно сказал Серега.
– И что мне делать? Собравшись, как ты говоришь…
– Сваливать! Осталась узенькая щель – в нее надо проскользнуть. Если удастся…
– Каким образом?
– Мы сейчас приедем в аэропорт, купим билет на первый зарубежный рейс, и ты улетишь по моим документам. С удостоверением Интерпола тебя не станут особенно проверять. Пройдешь…
Серега говорил это обыденно, спокойно-деловитым тоном, как о вещи, хорошо, основательно продуманной. И не допускающей обсуждения.
– Спасибо, Верный Конь! – положил я ему руку на плечо. – Не буду я это делать. Тебя сотрут в прах…
– Бог не выдаст, свинья не съест – не сотрут, зубы изломают!
– Серега, ты отдаешь себе отчет, что будет, когда выяснится – по твоим документам убежал разыскиваемый уголовник?
– Ничего не выяснится. Во-первых, тебя сейчас еще не ищут. Надеюсь! А во-вторых, я завтра официально заявлю, что все мои документы украли. Конечно, не поверят и вышибут из конторы. Так я и сам решил уходить! Резолюция «С наслаждением!» мне гарантирована…
Серега свернул с Ленинградки на указатель «Аэропорт Шереметьево-2». Громадный биллборд обещал, что все наши проблемы решит корейская компания «Санье». Может быть. Кто их знает. Во всяком случае, ясно, что в моей жизни теперь все ссанье, кроме говна. Эта банда смотрит на меня, как на падаль.
Нет, ребята, не могу я вам этого позволить! Рано! Я не падаль! И пришибить меня при задержании или придушить в камере я вам не дам!
Серега разорвал аккредитив своей жизни и отдал мне контрольный купон. Он мне дает дополнительный тайм, утешительный заезд. Такой долг нельзя выплатить. И нельзя отказаться от ссуды на жизнь.
Ладно, пока мы живы. Счеты не закончены. Рассчитаемся судьбой…
Сидя в кафе на втором этаже аэропорта в мучительно-неподвижном ожидании, пока Серега где-то сновал в кассах, я пил с отвращением пиво, бесплодно, тупо думал о своей жизни, о Марине – и не ощущал боли, как под наркозом, как после контузии. А может, я еще не мог представить, понять, почувствовать, что больше ее нет со мной.
Мне мешала думать о Марине, о Сереге, Хитром Псе компания за соседним столиком. Толстого среднеазиата с депутатским значком провожала куда-то свора холуев, и они громко шутили, тоненько смеялись, заискивали перед ним, говорили за него тосты и лезли из кожи вон, чтобы он, не дай Бог, не подумал, что им не нравится быть его холуями. А он был добр, снисходительно разрешал.
Появился Серега, протянул мне небольшую дорожную сумку.
– Это я внизу купил. Напихал туда газет, журналов…
– Зачем? – не понял я.
– Никто, даже офицеры Интерпола, не летает за границу с пустыми руками.
Он достал из кармана, положил на столик портмоне:
– Возьми… Здесь билет на транзитный рейс Токио – Москва – Франкфурт. Мой международный паспорт, служебное удостоверение… И там еще осталось триста шестьдесят долларов.
– Серега, забери деньги… Мне надо долететь… У меня есть. Я богатый…
Серега долго, печально смотрел на меня, потом осторожно сказал:
– Кот, мне надо предупредить тебя… У тебя нет денег. На твоих счетах пусто, ветер гуляет.
Занятно. Ну, проказница Судьба, что еще придумала интересного? И смех, и плач – как дребезги души.
– А! Плевать! Бог дал, черт взял!.. Я все равно богатый. Не пропадем…
Перед таможенным досмотром обнялись. Серега сказал:
– Фото в паспорте будут смотреть один раз – погранцы на пасконтроле… Ненавязчиво покажи мою ксиву. И постарайся чем-нибудь отвлечь внимание. Не переиграй смотри…
Потом я снова обнял его, судорожно, крепко сжал:
– Серега, братан… Чего говорить тебе? Найду тебя… Скоро…
Прошел таможню, зарегистрировал билет и встал в очередь к стеклянному пеналу пограничного контроля. Двигались медленно. Я оглянулся – Серега стоял далеко, за двумя кордонами, закусив губы, ждал моего рывка. Рядом с ним горестно махали пухлыми лапами давешние холуи из-за соседнего столика. Их любимый сатрап стоял позади меня, человека через три.
Наконец освободился проход перед кабиной пограничника. И я услышал внутри себя замолкший было звон напряжения, злой азарт соревнования, адреналиновый визг в крови.
За стеклом сидела конопатая девка в зеленой форме прапорщицы. На Лору чем-то похожа. Засунул в стеклянную амбразуру паспорт и коричневые корочки с металлической бляхой Интерпола.
– Здравствуйте, товарищ Зеленый Фуражкин, – сказал я вахтенной и внятно шепнул: – Удостоверение посмотрите и сразу верните…
Она непонимающе смотрела на меня.
– Вас хорошо видно из очереди на контроль, поэтому делайте вид, что тщательно изучаете мои документы, – дал я ей указание и пояснил: – Через три человека стоит толстый басмач с золотыми зубами. Посмотри, сестренка, внимательно его бумаги и запиши все установочные данные, они нам понадобятся…