«Клементина Пишон восемнадцати лет, младшая дочь Огюста Пишона, хозяина гостиницы, и Леонии Франсело, в январе 1814 года вышла замуж за Луи-АнтуанаЛанжевена, род занятий которого неизвестен. Фамилия Пишон весьма распространена в департаменте, тогда как фамилия Ланжевен встречается крайне редко. Нам известны в первую очередь господин Виктор Ланжевен, советник префектуры в Нанси, а также некий мельник Пьер Ланжевен по прозвищу Пьеро, проживающий в коммуне Вергавиль кантона Дьез».
Фугас подпрыгнул до потолка и завопил:
— У меня есть сын!
Затем он позвал хозяина гостиницы и сказал ему:
— Быстро готовь счет и отправляй мой багаж на вокзал. Возьми мне прямой билет до Нанси. Вот тебе двести франков, выпей за здоровье моего сына! Его зовут Виктор, как и меня! Он советник префектуры! Хотелось бы, конечно, чтобы он был солдатом, ну да ладно! Но сначала пусть меня проводят в банк. Я должен забрать миллион, который принадлежит моему сыну!
Поскольку между Данцигом и Нанси нет прямого сообщения, ему пришлось остановиться в Берлине. Господин Хирц, с которым Фугас поговорил на бегу, сообщил ему, что научные общества Берлина готовят в его честь пышный банкет. Но полковник категорически отказался в нем участвовать.
— Дело не в том, — сказал он, — что я не желаю выпить в хорошей компании. Поймите, доктор, я слышу зов природы! Ничто так не пьянит благородного человека, как отцовская любовь!
Чтобы подготовить дорогого сына к радостной, но нежданной, встрече, он положил миллион в большой конверт и отправил его на адрес господина Виктора Ланже-вена, приложив к нему записку такого содержания:
«Отеческое благословение дороже всего золота мира!
Виктор Фугас».
Предательство Клементины Пишон слегка пощекотало его самолюбие, но он довольно быстро утешился. «По крайней мере, — подумал он, — мне не придется жениться на старой женщине, да еще в тот момент, когда в Фонтенбло меня ждет юная девушка. К тому же мой сын носит чужое имя, хоть оно и вполне приличное. Конечно, Фугас звучит лучше, но Ланжевен тоже неплохо».
Второго сентября в шесть часов вечера поезд остановился в большом красивом, немного печальном, городе, который многие считают лотарингским Версалем. Сердце у него отчаянно билось. Чтобы придать себе сил,
он славно пообедал. В качестве десерта полковник забросал вопросами хозяина гостиницы, от которого получил все необходимые сведения относительно Виктора Ланже-вена. Оказалось, что его сын еще молод, женился шесть лет тому назад, что он отец мальчика и девочки, что в городе его уважают и дела у него идут совсем неплохо.
«Я так и предполагал», — подумал Фугас.
Он выпил полный стакан вишневой настойки, закусил миндальным печеньем, и этот напиток, изготовленный из лесных ягод Шварцвальда, показался ему божественным.
Тем же вечером господин Ланжевен рассказал своей жене, что в десять часов, когда он возвращался из клуба, к нему привязался какой-то пьянчуга. Сначала он принял его за злоумышленника и приготовился защищаться, но человек лишь обнял его и убежал со всех ног. Удивленные супруги стали наперебой предлагать разные версии случившегося, одна причудливее другой. Но поскольку оба они были молоды и поженились лишь семь лет тому назад, то тема их беседы вскоре сменилась на более приятную.
На следующее утро Фугас, навьюченный, как бурый ослик, конфетами, явился к господину Ланжевену. Готовясь к встрече с внуками, он опустошил лавку знаменитого Лебега, считающегося местным Буасье90. Открывшая ему дверь служанка спросила, не тот ли он господин, которого ожидает хозяин дома.
— Ладно, ладно, — сказал он. — Вы получили мое письмо?
— Да, сударь, вчера утром. А где ваш багаж?
— Я оставил его в гостинице.
— Хозяин будет недоволен. Ваша комната наверху уже готова.
— Спасибо, спасибо, спасибо. Держи сто франков. Это тебе за хорошую новость.
— О, сударь, вроде не за что!
— Но где он? Я хочу его видеть, обнять, сказать ему...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хозяин и хозяйка одеваются.
— А дети, мои дорогие внуки?
— Если вы хотите их видеть, то они в столовой.
— Хочу ли я? Открывай быстрее!
Фугас нашел, что мальчик похож на него, а когда увидел, что он в костюме артиллериста и при сабле, то был на седьмом небе от счастья. Содержимое его карманов посыпалось на паркет, и дети при виде такого количества конфет бросились ему на шею.
— Ну что, господа философы, — воскликнул Фугас, — вы и теперь будете отрицать существование голоса крови?
Услышав радостные крики детворы, в столовую прибежала очень хорошенькая дамочка (в Нанси все молодые женщины очень красивы).
— Моя дорогая невестка! — воскликнул Фугас, протягивая к ней руки.
Хозяйка дома осмотрительно отпрянула и с тонкой улыбкой произнесла:
— Вы ошибаетесь, сударь. Я не ваша и не невестка. Меня зовут госпожа Ланжевен.
«Какой же я дурак, — подумал полковник. — Чуть не выдал при детях семейные тайны! Спокойно, Фугас. Ты находишься среди благовоспитанных людей. Здесь самые сильные чувства прячут под маской холодного безразличия».
— Присаживайтесь, — сказала госпожа Ланжевен. — Надеюсь, вы хорошо доехали.
— Да, сударыня. Правда, мне казалось, что поезд идет слишком медленно.
— Я не думала, что вы так торопитесь.
— Поймите, мне страшно не терпелось приехать к вам.
— Ну что ж, значит, доводы разума и семейные ценности наконец достигли взаимопонимания.
— Разве я виноват в том, что раньше не услышал зов семейных ценностей?
— Важно, что вы его услышали. Мы будем стараться, чтобы вы не скучали в Нанси.
— Как можно скучать, находясь рядом с вами?
— Спасибо. Наш дом станет вашим домом. Постарайтесь понять, что вы обрели семью.
— Понимаю это умом и сердцем, сударыня.
— И вы не будете скучать по Парижу?
— Париж!.. Он мне нужен, как прошлогодний снег!
— Хочу вас предупредить, что здесь не дерутся на дуэли.
— Как? Вы уже знаете?..
— Мы знаем все и даже о том ужине с женщинами легкого поведения.
— Откуда, черт побери, вы это узнали?.. Послушайте, в тот раз это было простительно...
В этот момент появился свежевыбритый и краснолицый господин Ланжевен. Выглядел он, как типичный подающий надежды супрефект.
«Прекрасно, — подумал Фугас, — как хорошо сохраняются мужчины в нашей семье! Этому парню на вид нет и тридцати пяти, а ведь ему, как-никак, сорок шесть. Правда, он совсем не похож на меня. Весь в мать!»
— Друг мой, — произнесла госпожа Ланжевен, — вот этот нехороший человек, который обещает исправиться.
— Добро пожаловать, молодой человек, — сказал советник, пожимая Фугасу руку.
![]()
— Добро пожаловать, молодой человек
Такой прием показался нашему герою слишком холодным. Он рассчитывал на объятия и море слез, а эти дети всего лишь пожали ему руку.
— Дитя м... сударь, — сказал он Ланжевену, — здесь не хватает еще одного человека. Когда-то мы оба были неправы, но время все расставило по своим местам. Надеюсь, это не создаст непреодолимые барьеры между нами. Осмелюсь попросить, чтобы меня представили вашей матери.
Господин Ланжевен и его жена от изумления вытаращили глаза.
— Послушайте, сударь, — с трудом выдавил из себя муж, — похоже, парижская жизнь лишила вас памяти. Моя бедная мать больше не с нами. Вот уже три года, как мы ее потеряли!
Бедный Фугас залился слезами.
— Простите, — сказал он, — я не знал!
— Ничего не понимаю! Вы были знакомы с моей матерью?
— Неблагодарный!
— Вот, странный какой! Но мы ведь писали вашим родителям!..
— Каким родителям?
— Вашим отцу и матери!
— Что вы несете! Моя мать умерла, когда вашей еще на свете не было!
— Ваша мать умерла?
— Да, черт побери, в восемьдесят девятом году!
