Ну, посмотрим на него, если остался.
Жизнь человечества после катастрофы мне совершенно не хочется представлять художественно, в виде картинок-образов или ментальных кинолент, и не важно, романтических или трагических. Это удивительно, ведь, казалось бы, в сюжете есть всё: потери и страдания, приключения и перестрелки, опасности трудного путешествия и мистические таёжные страхи. Не хочется, я полностью поглощён этим реалом и не могу представить его как-то иначе. Можно стараться изо всех сил в отвлечении от увиденного и философском осмыслении случившегося – ты постоянно испытываешь сильный стресс. Какое уж тут кино!..
Нам ещё повезло, что первые недели, самые страшные, мы трусливо пережили в медвежьем углу, находясь вдалеке от океанов слёз и волн отчаяния. Я даже думаю, что стремление закапсулироваться было отчасти вызвано ещё и желанием спрятаться от действительности: лишь бы не видеть и не слышать страданий выживших.
В общем, не могу я накрутить романтику на это путешествие. Его и путешествием-то язык не поворачивается называть. Рейд, выход, разведзадание…
Совсем другое дело, когда слышишь о делах минувших. Вот тут моё воображение способно разгуляться!
В одной из вечерних лекций Закревской об освоении этой части будущей Енисейской губернии речь шла и о Казачинских порогах. Хорошо помню, как я, стоя ночью на фишке, представлял себе те времена и первопроходцев, сдвигавших фронтир Русского государства.
Был такой человек – Андрей Дубенский. Летом 1628 года по заданию воеводы отправился он вверх по реке на тринадцати дощаниках и трёх больших стругах, построенных, кстати, в Енисейске. Задача была поставлена такая: выбрать место для закладки нового острога, обеспечивающего безопасность Енисейска, Томска и Кузнецка, мест уже обжитых и для столицы очень важных. От Енисейска до Большого Казачинского порога суда шли три недели, вот такая скорость движения, это вам не под дизелем лететь.
Порог кочи и дощаники пройти не смогли. Здесь люди Дубенского груз сняли и перенесли выше порога, так пишут летописи. А вы представьте, что это значит в реале! Через дебри или вдоль берега, то и дело проваливаясь в воду. Их беспрерывно атаковали. И не только кровососущие всех мастей; караван вдоль берега всю дорогу сопровождала разведка воинственных тунгусов, которым пришлые были костью в горле.
На ночлегах и на обеденных лесных стоянках люди, опасаясь набегов, каждый раз ставили крепкие засеки, а на чистых местах перед обедом и на ночь ставили настоящие дощатые городки… Как римляне в походе? Нет, первопроходцам было гораздо тяжелей: людей мало, груза очень много. И через день на них нападали, поливая из таёжной чащи ливнями стрел, случались и рукопашные схватки. А уж мелких пакостей и всяких диверсий было…
В сторону за дровами не отойти, прирежут. Пороха и пуль для пищалей было не так уж и много, а ведь впереди ждал будущий Красноярский острог! Вот так сложно и опасно было добираться по Енисею до Красного яра, именно такой преградой являлись тогда для судов Казачинские пороги… Не уверен, что я смог бы повторить этот подвиг.
Очень не уверен.
Я изучал начало порога и сильно сомневался во всём подряд.
КС-100 стоял у берега, мы присматривались.
Речные берега сужались в настоящий каменный коридор, в котором холодную воду закручивало, местами сбивало в пену и бросало из стороны в сторону. Облака упали ещё ниже. В сером сумраке Енисей казался диким зверем, зажатым в тиски. Или же в этой свинцовой перекатывающейся субстанции, действительно, сидело неведомое речное чудовище, из века в век поджидающее очередную жертву.
– Ничего так шумок стоит. – Я с тяжёлым вдохом поделился первым впечатлением.
– Лёша, мы второй день переживаем, а, вот увидишь, пройдем этот клятый порог за двадцать минут! – горячо посулила Глебова.
– Ты про «клятый» брось, не то услышит…
– Господи, ну хочешь, я сама за штурвал встану, а ты будешь за приборами следить!
– Да чего тут следить? Радар бесполезен, спутники ушли. Всё хуже и хуже: раньше ловилось шесть штук, потом четыре. Может, сами дохнут. Или их продолжают сносить с орбиты боевые платформы-роботы, типа нашего «Скифа», – размышлял я вслух.
– Ну, что?
– Ты меня не позорь. Ещё немного, и пойдём. Не забыла? Поставишь камеру, чтобы снимала всю дорогу, чувствую, запись пригодится на будущее. Сама не отвлекайся, смотри за эхолотом.
– Я всё помню, – проронила она сухо.
– Вот и хорошо. Давай подойдём к туерной стоянке.
Самое главное на этом участке судно тоже стояло у берега, впереди. «Енисей» был похож на длинный двухпалубный буксир. Корпус более чем полсотни метров длиной выкрашен синей краской, а надстройки белые.
Тучи над каменной тесниной, наполненной кипящей водой, сгустились настолько, что мне подумалось – ещё немного, и в Казачинских порогах загорятся алые цепочки сработавших бакенов-автоматов. Появление «каэски» не вызвало на туере никакой реакции, судно было пусто, теперь это просто безжизненное нагромождение ещё плавающего металла.
– Бросили бедняжку, – посетовала Катя, и тут началось.
Словно громкий щелчок пронёсся между скалами.
Щёлк! За пару секунд «Енисей» расцветился морем огней, которых у него оказалось гораздо больше, чем на любом другом судне, включая больших пассажиров.
– Чёрт! Напугал! – крикнул я, снижая обороты двигателя чуть ли не до нуля, чего делать категорически не рекомендуется.
Свирепо рявкнула сирена. Я тоже тявкнул.
Ещё раз что-то щёлкнуло, но уже по-другому, и над зажатой в теснины рекой громовым голосом древнегреческих богов и чудовищ, преследующих Одиссея, заговорил мощный внешний динамик «Енисея»:
– Катер КС-100, приказываю снизить обороты и прижаться к левому берегу! Проход через пороги запрещаю!
– Хрена себе, приветствие у тебя, друган! – дико удивился я, подтягивая за шнур квадратный микрофон. – Вот это встреча!
– Тут что-то не так, – подсказала подруга.
– Кать, а на этой реке вообще что-нибудь «так»?
– Ответь ему.
– «Енисей», «Енисей», я «Самоед»! Приветствую! Планово следуем из Подтёсово в Красноярск. Поясните ваше распоряжение, что случилось?
На крыло рубки вышел мужик.
– Не-ет… Такого не бывает, – уверила меня Глебова. – Это чистый бред.
Капитан туера, или кто он там на самом деле, высокий статный мужик с чёрными усами, был одет в самую настоящую пиратскую одежду. Или самопальный суррогат, скроенный на коленке. Одна только повязка на левом глазу чего стоила! Куда мы попали, что за шуточки, товарищи речники, у вас тут что, праздник?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});