Трудно, очень трудно было бы отделить правду от вымысла в этих слухах, да и далеко не всякому удалось бы разговорить здешнего жителя.
Обитатели холмов и долов предпочитали угрюмо отмалчиваться, если посторонние их пытались слишком настойчиво расспрашивать, да и мало кто из пришельцев понимал чужой язык.
Иногда до властей духовных и светских доходили глухие известия о тайных нечестивых сборищах в новолуние у заброшенных лесных алтарей, на пустошах и перекрестках дорог, о жертвоприношениях Князю Мира Сего и черной магии. Но они не придавали им большого значения. Быть может и потому еще, что случалось, слишком любопытные чужаки исчезали, бесследно растворяясь среди темных долин этого лесного края.
Среди всех прочих волшебных мест бретонской земли этот лес почитался местом едва ли не самым таинственным, древние, темные поверья окружали его чащи. Поговаривали даже, что этот лес – не что иное как сам Броселиан, и по сию пору в его глубине стоит зачарованный дворец волшебника Мерлина и что именно здесь погребен великий король Артур.
В самом здешнем воздухе словно было что-то, невольно заставлявшее задуматься над вопросом – принадлежит ли человеку этот кусок тверди земной или же у него есть иные, неизмеримо более древние хозяева?
Говорили еще, что это самый первый лес мира и что он был старым еще до того, как под его полог ступил первый человек. Множество леденящих душу историй о колдовстве, силах тьмы, зловещих предзнаменованиях, связанных с его безлюдными чащами рассказывали местные жители, когда по вечерам собирались у очагов. И даже о вещах еще более страшных и невероятных, например, что раз в год, в канун Вальпургиевой ночи, на эту землю является сам Дьявол, некогда именно сюда сброшенный с небес Иеговой.
А кюре и монахи из окрестных монастырей только крестились при упоминании о нем. Люди же простые неохотно говорили иногда о ровных кругах ядреных ярко– красных больших мухоморов, о странных следах, время от времени попадающихся здесь – не звериных, но и на человеческие непохожих; и о не менее странных людях, которых будто бы видели на глухих лесных тропинках. На поросших вереском и дроком вершинах крутых, высоких холмов, у позабытых дольменов нередко находили свежие следы костров, но кто разжигал их – было неведомо. Еще говорили изредка…
Впрочем, мало ли о чем шушукаются темные люди в своих убогих хижинах?
* * *
…Обширная прогалина, со всех сторон окруженная столетними буками и дубами, была заполнена народом Глубокая ночная тьма не позволяла определить их число точно, но должно быть, сюда пришли тысячи. Ни узкий серпик молодого месяца, ни редкие факелы не могли рассеять первозданный мрак. Отблески их высвечивали на мгновение то посконную рубаху, то городской кафтан, то металл кольчуги.
… Собравшиеся вдруг застыли в благоговейном молчании: на вершине древнего менгира появился человек в длинном белом одеянии с белоснежной бородой до колен. Был он очень старый, даже темнота глубокой ночи не могла скрыть этой глубокой дряхлости. Сколько ему было лет? Сто? Сто пятьдесят? Двести? А может, он был ровесник этих древних камней, этой глухо шепчущейся под ночным ветром дубравы?
– Братья!! – голос его прозвучал неожиданно молодо и сильно. – Благо вам, пришедшим сюда – тем, кто сохранил до этого счастливого дня веру в истинных богов своего народа, кто верил, что этот день настанет, кто не боялся мучительной смерти за нашу веру. Вспомним и тех, кто принял ее и не отрекся от создавших нас когда-то! Вспомним всех их, – яростная ненависть зазвучала в его голосе, – ибо уже недалек час великого возмездия!
– Было время, когда народ наш был велик и могущественен, а земля его простиралась от моря до моря. Вера его была мудра и свята. Служители наших богов познавали мир, и тайны его служили людям. Друиды врачевали людей, давали советы правителям, останавливали распри, предвидели грядущие бедствия и находили пути избегнуть их. Во дни бедствий они обращались к божествам, знали, как умилостивить их жертвой, и те смягчали свой гнев. А люди нашего языка жили свободно и не страшились никаких врагов. Так было многие века. Но пришло тяжкое время – народ наш попал и здесь, и за морем под вражеское иго, а рабы чужеземного Христа лживыми словами и посулами вечной жизни отвратили многих от веры их предков.
Они стали убивать тех, кто не хотел поклоняться кресту и распятому на нем, силой заставляя принимать их веру, отрекаясь от наших богов. И что же дали взамен?? Что дал нам их лживый лукавы Христос?? Ваша земля, люди Арморики, в руках чужеземцев, вас обратили в их рабов, рабов Христа и его священников. Они забирали все, что есть у вас, но этого им было мало – они заставляли вас сражаться и умирать за них…
Глухой ропот негодования пронесся над молча внимавшей дотоле толпой при последних словах старого друида.
– Христиане поносили нашу веру за кровь, что проливалась на ее алтарях! – продолжил он. – А скольких людей погубили они во имя своего лживого бога, который будто бы и милосерден, и добр?!
– Но наши боги не забыли о детях своих – пришло время, после веков испытаний возродиться вновь нашей истинной вере, и нашему народу – Великая Избавительница повергла в прах войско христиан! Смерть настигла франкского властелина и всех его рыцарей, поработивших вас когда-то, и рухнула их держава! Всюду истребляет она слуг Распятого, и бессилен он им помочь, и бегут они в страхе, спасая жизнь!
Приходит время нашим богам вернуться к нам! Кончаются века тяжких испытаний – народ вернет себе свободу, уйдут в небытие чужеземные демоны: ангелы и святые. Вновь воздвигнуться храмы истинной веры, вновь запылает священный огонь на алтарях, а церкви упадут и не восстанут больше.
– Истинные боги – боги нашей земли и нашего народа! – воззвал старец. Услышьте нас! Ты, Таранис – властитель неба! Ты, Эйсус – повелитель мечей! Ты, Эпона – всадница! Ты, солнцеликий Беленос! – яростно выкрикивал он имена, которые уже скоро как тысячу лет почти никто не осмеливался произнести вслух. Дайте нам силу победить!! Слава вам!!
– Слава!!! – подхватили тысячи мужских, женских, детских голосов. Жажда крови, ненависть и угроза слышалась в этом ревущем нестройном крике…
* * *
Париж. 13 июля.
Изможденный гонец в покрытом грязью и пылью плаще сполз с седла у ворот Лувра. Стража не хотела его пускать, загораживая дорогу древками пик, но человек этот был настойчив и все твердил сорванным, осипшим голосом, что у него важное известие и что ему нужно срочно увидеть канцлера или еще кого-нибудь из Совета.