— Нужно отпустить…
Она начала понемногу уставать от его проповеди.
— Тогда скажите мне, что вы забыли. Что смирились с тем, что убийца, отнявший у вас сына, все еще ходит где-то там. — Взгляд за окно. — И возможно, снова убьет чьего-то ребенка.
— А если его так и не найдут? — сказал Лассен. — Вы запрете себя в этом аду навечно?
— Его найдут. Если не полиция, то я сама.
Он моргнул, и снова на его лице мелькнуло разочарование.
— И что потом? — спросил Лассен.
— Прошу меня извинить. Мне пора забирать из школы сыновей. — Она поднялась со стула. — Спасибо за кофе.
В кабинете Хартманна Вебер вновь накрывал стол — бутерброды и кофе. В дверях появилась женщина, и Хартманн не сразу смог вспомнить ее имя… Нетта Стьернфельтт.
Он быстро встал, прошел к двери, заметив, как вскинулась от стола голова Скоугор.
Она была такой же красивой, как он ее запомнил, стройной и изящной. И с тем же тревожным, требовательным блеском в глазах.
— Прости меня, Троэльс, — сказала она. — Я не хотела вот так врываться к тебе.
— Сейчас не лучшее время.
— Я хотела извиниться, если сказала что-то лишнее.
— Ты не виновата. Мне не надо объяснять, что такое полиция.
— Они так неожиданно появились, стали задавать вопросы. Как-то добрались до писем и… Мне казалось, они знали все.
— Да, я разговаривал с полицией, — сказал Хартманн. — Не бойся. Больше никто не узнает. Все будет хорошо.
Она стояла так близко. Ее рука легла на лацкан его пиджака.
— Спасибо, что пришла. Но я сейчас действительно очень занят.
Ее пальцы скользнули по пиджаку вниз.
— Понимаю. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я буду рада помочь. — Она улыбнулась. — Во всем.
Ее рука осмелела, прикоснулась к белой рубашке, прижалась плотнее. Хартманн отступил на шаг.
— Ладно, — сказала она. — Я пойду.
— Так будет лучше.
Он вернулся в кабинет, встал рядом со Скоугор, погруженной в чтение. Вебер, как обычно в таких случаях, предпочел удалиться.
— Она… она приходила попросить прощения.
Скоугор не отрывала глаз от документов.
— Ты не доверяешь мне? — спросил Хартманн.
Молчание.
Он сел на ее стол, заставил взглянуть на него.
— Не отталкивай меня, Риэ. Это все в прошлом. Я же говорил тебе.
Она отгородилась от него, сложив на груди руки, уставилась в потолок влажными несчастными глазами.
— Риэ!
Стук в дверь. Не дожидаясь приглашения, в кабинет вошел Олав Кристенсен.
— Мне передали, что вы хотели со мной поговорить, — сказал он.
— Мортен! — позвал Хартманн.
Они усадили чиновника напротив. Вебер положил перед собой материал, собранный за последние дни.
— Вы проявляли сильный интерес к квартире, Олав, — сказал он.
— Нет. Ничего подобного. Я просто устроил туда несколько гостей. — Он указал на Хартманна. — С разрешения заместителя мэра.
— Хартманн всего лишь подписывает служебные записки. Ваши гости ни разу не появились.
Его напускная наглость давала трещины.
— Чего вы от меня хотите? Я что, администратор гостиницы? Я только делал то, что мне говорили. Может, мне уже адвоката звать пора?
— Вы сами пользовались квартирой? — спросил Хартманн.
— Не понимаю, о чем вы.
Вебер положил перед ним листок бумаги:
— Шесть месяцев назад вы спрашивали у Дорты, свободна ли квартира на выходных.
Кристенсен взял распечатку собственного письма, прочитал его.
— Если я правильно помню, нужно было разместить поляков, которые делали отчет о системе социального обеспечения.
— Польская делегация жила в гостинице! — отчеканил Вебер. — Я ужинал с ними. Не пытайтесь нас обманывать!
— Да? Ну, тогда я не помню.
Перед ним появился еще один листок.
— За последнее время вы несколько раз бронировали квартиру для людей, которым она была не нужна. Никаких форм при этом никто не заполнял, то есть в архиве об этом ничего нет. Если бы не Дорта…
— Дорта здесь больше не работает. А у людей иногда меняются планы. Так бывает…
— Мы похожи на идиотов? — Хартманн показал по очереди на Вебера, на Скоугор, которая записывала весь разговор, на себя. — Или мы вчера родились?
— Не надо винить меня в своих проблемах. Я тут ни при чем.
— Последний раз спрашиваю: вы бронировали квартиру для себя?
— Будьте осторожнее в своих обвинениях против меня…
— Нет, Олав, это вам надо быть осторожнее. — Хартманн выждал несколько секунд перед следующим вопросом. — Это вы привели туда девушку?
— Разумеется, нет.
— Это вы сделали дубликаты ключа? Вы пользовались моим компьютером?
Кристенсен рассмеялся:
— Так, значит, в партии либералов уже ищут козла отпущения?
Риэ Скоугор подвинула через стол бумагу:
— Сегодня утром нашу сеть проверила служба безопасности. Оказалось, кто-то подключался ко всем нашим компьютерам и отслеживал все наши действия, видел наши пароли, читал нашу почту.
— Я-то тут при чем?
— Вы дипломированный специалист по компьютерной инженерии. Вы это и сделали.
— Я? Государственный служащий? Ну нет. — Он ухмыльнулся Хартманну через стол. — Вот он пусть дает объяснения, а не я. В газетах все написано.
— Я сам отвезу тебя в полицию, — прорычал Троэльс Хартманн.
— Он не убивал девушку, Троэльс! — пронзительно крикнула Скоугор. — Он был на приеме, вместе с нами. Он не мог быть в квартире в это время.
Олав Кристенсен откровенно потешался над ними.
— Знаете что? — сказал он, вставая. — Оставлю-ка я вас разбираться с этим без меня. Ну вы даете… — Он снова рассмеялся, тряся головой. — Все-таки прав Бремер: плохи ваши дела.
— Если не ты, то кто? — взревел Хартманн.
У двери стояла коробка с рождественскими украшениями. Кристенсен выудил мишуру, помахал ею с издевательским смешком:
— Может, Санта-Клаус?
Майер подытоживал все, что им удалось узнать:
— Хартманн встречался в квартире со множеством женщин. Несколько месяцев назад перестал. Потом начал снова.
За оконным стеклом вспыхивали синие маячки патрульных машин.
— Он попытался удержать Нанну Бирк-Ларсен. Ревновал. Договорился встретиться с ней. И они разругались.
— Кто-то должен был хоть что-то заметить, — сказала Лунд. — Разносчик газет. Сторож на парковке.
— Но никто ничего не заметил. Давайте снова вызовем Скоугор.
— Она ничего не скажет.
— Откуда вы знаете? В прошлый раз с ней говорили вы. — Он одернул на себе шерстяной джемпер на молнии. — А у меня есть подход к женщинам.
Лунд взглянула на него, вздохнула, покачала головой.
— Он ни разу не звонил Нанне, — сказала она. — И в тот вечер его телефон был отключен с половины одиннадцатого.
— Подход к женщинам, — раздельно повторил Майер.
Она потрогала виски. Надвигалась мигрень.
— Ладно, — сказала Лунд и бросила на стол бумаги.
— Решено, — объявил Майер.
Он ушел своей подпрыгивающей походкой. Лунд не могла избавиться от ощущения, что в свое время арестовывала кого-то очень похожего на Яна Майера.
Она снова вернулась к отчетам мобильного оператора. Кто-то позвонил Хартманну в десять двадцать семь, за пару минут до того, как он выключил свой телефон. Значит, где-то должна быть расшифровка всех звонков. Она поискала ее, нашла. Просмотрела фамилии. Подумала, не сказать ли Майеру, но вместо этого надела пальто.
Вернувшись на Сторе-Конгенсгаде, она зашла во двор и стала разглядывать пожарные лестницы, идущие по всему тыльному фасаду знания.
Нетта Стьернфельтт прибыла через десять минут после звонка Лунд.
— В чем дело? — спросила она. — Я все вам рассказала…
— Вы сказали, что не говорили с Хартманном уже несколько месяцев.
— Это так. Мне надо торопиться, у сына заканчиваются занятия в молодежном клубе.
— Но вы звонили ему в ту пятницу. Тридцать первого октября в десять часов двадцать семь минут. Я могу это доказать. Могу доказать, что вы солгали.
Женщина теребила кожаные перчатки.
— И не в первый раз, — сказала Лунд.
Нетта Стьернфельтт оглянулась, проверяя, нет ли кого-нибудь рядом.
— Я обещала мужу больше не встречаться с ним.
Лунд молча ждала продолжения.
— Я скучала по нему. Хотела увидеть.
— Что он сказал вам, когда вы позвонили?
— Сказал, что все кончено. Чтобы я перестала ему звонить.
— И что вы сделали?
Она не ответила и повернулась, чтобы уйти.
— Вам выписали штраф в тот вечер. Вы припарковались слишком близко к повороту — здесь, на Сторе-Конгенсгаде. — Лунд догнала ее. — Не повезло. Со мной тоже так бывает.
— Мой муж узнает?
— Просто расскажите мне, что случилось.