Камера чуть отдалилась, и EV21 могла видеть, как фиолетовые лучи один за одним входят в головы людей. Посылая новые и новые установки:
– Я всех ненавижу!
– Я хочу, чтобы меня уважали! Я хочу уважения…
– Бросить все и уехать из города. Куда-то далеко. К океану.
– Мне нужна любовь!..
– Посмотри, это лишь легкие формы внушения, но никто не сопротивляется этим идеям. Все элементы является лишь исполнителями заложенных программ, мыслей, чувств и желаний, сами они этого не осознают. Но могут быть и куда более примитивные методы управления, они привлекают внимание, но все же не дают полностью разувериться в реальности происходящего, в свободе каждого отдельного элемента. К примеру, я посылаю код элементу X8776534, который и не догадывается о нашем существовании. Заставим его потанцевать.
– Настольно грубая команда останется незамеченной? – EV21 подняла тонкие брови.
Камера выхватила тонкую фигуру юноши в деловом костюме и дорогом пальто. Его голову пронзил тонкий фиолетовый луч, вкладывая новую программу в сознание. Молодой человек резко остановился, и замер, будто прислушиваясь к себе. Люди толкали его плечами, кто-то, обернувшись к нему, выкрикнул что-то грубое. Юноша не двигался с места и даже не смотрел на окружающих, все его внимание сконцентрировалось на странном желании. Он поднял глаза к небу, и на его лице расплылась широкая улыбка. Кажется, он не был так безмятежен и счастлив с самого детства. Он вскинул руку вверх, и крутанулся на одной ноге.
– У! – юноша уже выделывал па в стиле танцев короля поп-музыки Майкла Джексона.
– Лунная дорожка! – выкрикнул он и, сосредоточенно вытирая подошвами асфальт, двинулся спиной вперед.
Прохожие расступились, кто-то удивленно пожимал плечами, спеша миновать уличного танцора, кто-то, смеясь, доставал мобильный телефон, чтобы записать видео, кто-то с радостной улыбкой ждал продолжения, решив, что это танцевальный флеш-моб, а парень – профессиональный танцор.
– А! – коротко выкрикнул юноша, театрально упав на колени и подняв вверх руки.
Внезапно его блаженная улыбка сменилась выражением замешательства. Он медленно опустил руки, и оглядел смеющуюся толпу.
– Извините… Я не… О господи… – испуганно бормотал он, оглядываясь в поисках брошенного в танцевальном порыве портфеля. Побледнев, а затем покраснев до корней волос, он поспешил прочь от места помешательства, налетая на людей, все еще бормоча что-то себе под нос, пожимая плечами.
– Конечно, это событие повлияет на него, но это минимум. Сознание элементов полностью под нашим контролем. Мы контролируем связь элемента с курирующей матрицей. Если эта связь прервется, элемент потеряет память, все свои жизненные установки, все ориентиры. Личностная программа станет для него не то что невыполнимой, она просто перестанет существовать. Если же полностью прервать этот информационный трафик, то при продолжении существования физического тела, его вложенная программа блокируется, и элемент по сути становится пустышкой…
* * *
Мартин подал Аделине стакан, и тут же поморщился – не нужно было наливать так много. Ее руки слегка подрагивали, и вода готова была выплеснуться на платье.
– Кроха, тебе нужно успокоиться. Да, я знаю, мы прошли через множество тяжелых испытаний. Но ведь это же и значит, что нам нечего больше бояться. Чем еще нас можно напугать, подумай сама? Мы закаленные, – он улыбнулся.
– Мартин, я не смогу ничего тебе доказать или объяснить, я сама понимаю, как это звучит, но ты должен верить мне… Это интуиция, это умение доверять себе, своему внутреннему голосу. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты вообще меня слышишь, Мартин? Мартин?!
Прислушаться к интуиции, доверять себе… Мартин понимал, что это все детские страхи, смешные просьбы. Психологические уловки со всей этой ерундой вроде «что вы об этом думаете?» и «что вы чувствуете в связи с этим?». Знаем, проходили и не один раз. Мартин с грустной усмешкой вспомнил самые нелепые из сеансов психотерапевта, на которых ему приходилось оказываться. «Как вы думаете, что значит этот сон?» Ну-ну, а Мартин вообще-то в этот кабинет для того и приходил, чтобы ему там рассказывали, что значит новый его сон. А не для того, чтобы травить психоаналитика вопросами, как будто пришел на сеанс гадания, где ответы появляются сами собой…
Мартину часто снились странные сны. Те, до ужаса цветные, реальные картинки. Поначалу все всегда казалось хорошо: синее небо, обычная улица… А потом Мартин понимал, что сейчас его будут убивать. Он начинал убегать, а преследователи гнались за ним, хватали, связывали. Тут уж Мартин изо всех сил старался проснуться, изгибался, мычал, пытался крикнуть погромче… Но сны каждый раз оказывались глубокими. Мартин не мог заставить себя рассказать, как он умирал в этот раз. Распинали его или вешали, такими подробностями он был готов делиться. Мало?
Это были до ужаса реальные сны, с запахами, ощущениями, звуками. Мартин, например, был привязан к столбу на центральной площади какого-то маленького городишки. Под ногами похрустывали ветки, вокруг гудела толпа людей, все напряженно следили, что будет дальше. Неожиданно начинался ливень. Капли дождя барабанили по голове, вода застилала глаза, и Мартину казалось, что страшнее этого быть ничего уже и не может.
А потом он услышал чей-то противный голос – первый человек в толпе выкрикивал задорное «Сжечь!», и это слово словно подстегивало толпу, толкало ее, раскачивая. И выкрик начинал множиться, становясь крепче, объединяя людей, делая их ненависть к Мартину единым целенаправленным, убийственным действием.
К удивлению, в этот самый момент, когда вся толпа обратилась против него, Мартин почувствовал себя спокойно. Он ощущал осмысленность своего существования, видел цель. Он спокойно обвел взглядом людей, столпившихся на площади: грязные, жалкие, искаженные жестокостью и злобой лица. Все, чего хотел Мартин, это спасти их. Он хотел, чтобы восторжествовал разум, чтобы взошло солнце и исцелило этот больной мир, похожий на прогнивший погреб.
Под шипящий, будто раздувающиеся мехи, выкрик: «Сжечь! Сжечь! Сжечь!» – появился палач с горящим факелом и поджег гору веток под ногами Мартина. Из-за дождя ветки не разгорались, и Мартин продолжал стоять с раскинутыми руками, обвитыми веревками, будто желая обнять своих убийц. Сгорбленная старушка трясущейся рукой подбросила к тлеющим веткам сухого хвороста. Откуда? Неужели пожертвовала сбереженным для своего очага, чтобы посмотреть, как будет гореть и заходиться криком этот незнакомый юноша?
– Святая простота, – проговорил Мартин, глядя на нее больше с жалостью, чем с ненавистью.