что это могут быть люди из областного аппарата, не дай Бог — сам губернатор!) — то мы погрязнем в доказывании его посреднических услуг. Людьми такого ранга мы занимались ещё на заре образования шестого отдела. Сейчас эту функцию у нас перехватывают коллеги из ФСБ — мы их немного поднатаскали. Сейчас и они могут работать на равных с нами, и возможностей у них стало больше, чем у нас, — го-сударство обратило на них внимание, и правильно сделало. Специалистов у них маловато, но это дело поправимое. Некоторые сотрудники у нас в кабинетах дневали и ночевали — вот они и есть будущая элита ФСБ. Поэтому сейчас совместно с коллегами из ФСБ будем вести по нему работу, — не исключаю, что они могут у меня забрать этого объекта себе в разработку. Многое они мне не говорят и правильно делают, чтобы я спал спокойно, — но, чувствую печёнкой, дело идёт к этому. Сейчас по кандидату, который написал заявление про наезд на него жуликов, нам даётся полная свобода — это наш контингент. Есть возможность сесть с ним за стол и сыграть в карты, — ведь все козыри пока у нас на руках. Как я говорил в утреннем выступлении — но повторюсь для тех, кто туговат на ухо, — наш зам, его подельник такого же ранга из аппарата УВД и «смотрящий» — одна шайка-лейка. Есть магнитофонная запись их разговора, где наши замы просят «смотрящего» оказать давление на кандидата и журналиста. Вот по журналисту тут у меня пока непонятки. Мой объект по оперативному делу упоминает журналиста в своих разговорах — мол, его тоже нужно поприжать, и наши замы просят «смотрящего» это сделать. Получается две команды. Спортивные соревнования у нас в городе начались, а мы и не знаем! Не исключаю — замы исполняют волю моего объекта, или их попросил кто-то сделать… А может — сами проявили инициативу, делать-то им на работе нечего, вот от скуки и решили тоже поучаствовать в губернаторской гонке, выпив сто грамм на посошок. Но тогда у них должен быть мотив, которого я пока найти не могу — нет его. Зачем им понадобилось пугать журналиста и кандидата, не понимаю? Приключения ищут на свою задницу? Так уже скоро найдут, с таким-то приблатнённым образом жизни. Вопросов много — ответов пока на них нет, но то, что надо нам идти в «штыковую», я точно знаю. А план наступления у меня подготовлен и согласован с начальником штаба — ныне покойным «маршалом Жуковым».
— Ну, Саня, то, что ты «с космосом связан», мы давно знаем. Песни пишешь, музыку сочиняешь… А вот как тебе удалось подключиться к информационному полю самого маршала Жукова? Скажи честно — приврал немного? — сказал тот самый коллега, что «успешно лечит от всех болезней с помощью энергии космоса» — как он любит объяснять всем своим пациентам, в числе которых был недавно и мой маленький шеф. Тема космоса его интересует, наверно, больше, чем наша работа — ловить преступников. Дальнейшую свою судьбу он связывает с профессией только лекаря и никакой другой — по крайней мере, так сам говорит, когда касаемся темы работы после выхода на пенсию.
— Вам, «земным пресмыкающимся», понять нас — «летающих в небесах» — трудно, поэтому слушайте и запоминайте. Мой план имеет кодовое название «Цитадель», и он расписан поминутно и для каждого, кто будет участвовать в нём.
— Ты что, уже себя Сталиным возомнил — «Цитадель»? Ещё «План Барбаросса» приплети! — сказал снова «лекарь», и все засмеялись.
— Вот сейчас вижу — вы готовы помочь. Психологический эксперимент с использованием слова «Цитадель» прошёл удачно. Мой план по значимости можно сравнить только с таким термином. Ведь решается судьба трёх людей — два из них — персонажи из наших милицейских рядов, а один — из противоположного лагеря. Времени он займёт немного — часов пять будет достаточно, чтобы я доехал до «смотрящего» и с ним переговорил, а вы в это время внимательно присмотрели бы за замом. Когда с ним переговорю, я вам сразу позвоню. Получив звонок, доложите заму, что есть ценная информация по кандидату. Скажите — мол, есть запись, а на ней — голоса двух больших милицейских начальников, только вот не знаем, кто они. И Семёнов, мол, находится у «смотрящего» — проверяет поступившую информацию, если ему удастся его разговорить — по приезду узнаем результат. Я думаю, он начнёт волноваться, — по крайней мере, вы увидите реакцию на слова, да и вид его выдаст: он же не Штирлиц — держать удар. А я понаблюдаю за квартирой «смотрящего», посижу часиков пять, возьму с собой пару бутербродов — один для себя, второй для кого-нибудь из вас. Есть желающие со мной скоротать время, вкусно покушать и отдохнуть?
— Я поеду! — воскликнул мой коллега по цеху Геннадий с «монгольской» фамилией Шульц. — Только еды маловато берёшь: вдруг мероприятия по времени продлятся — оголодаем.
При слове «еда» у Геннадия включался тумблер на подсознательном уровне, который ему диктовал — «тебе нужно срочно пообедать». Оперá его частенько разыгрывали, особенно перед обедом. Я как бы невзначай рассказывал — мол, был на рыбалке, поймал два ведра карасей, дома их пожарил и вдоволь наелся, — даже две тарелки осталось — вкуснота космического масштаба! Не забывал упомянуть и про пиво, без которого употребление карасей считается преступлением. Всю процедуру приготовления жарки карасей я проговаривал медленно, наблюдая за лицом Геннадия, — и было видно: ещё пять минут моего рассказа — и он, не выдержав танталовых мук, сорвётся и побежит в буфет. Особенно описывал конечный результат, когда караси, уже готовые к употреблению, лежали на блюде, посыпанные свежим укропом и луком. Караси перед жаркой были обвалены в муке с разными приправами и при приготовлении принимали золотистый цвет. Выдержать такую пытку Гена не мог, и все в коллективе об этом знали, поэтому частенько его разыгрывали. Он так и не мог справиться с упоминанием темы еды, хотя и понимал, что мы над ним шутим. Так и в этом случае: напросился со мной на мероприятие — только поесть на халяву, ничего более.
— Юра, — сказал я «смотрящему», — я приехал к тебе, как «брату». Ты же знаешь, мы с тобой одного поля ягоды, — оба боремся с несправедливостью и преступностью. Так и сейчас, как «другу», говорю, — только никому не проболтайся. Я решил «помочь» и опередить своих коллег по приезду к тебе. Они уже два дня как замышляют против тебя тёмные дела, и «ножи точат булатные». Приедут на чёрном «воронке», лязгая наручниками. Дело они замутили такое, что даже адвокаты тебе не помогут, — оно носит политический оттенок. Им даны