Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ожидание оставалось тщетным до самой кончины Петра. Все ограничивалось лишь топтанием на одном месте. Был момент, когда Кампредон как будто мог себя поздравить с благополучной развязкой. В начале августа 1724 года мирный исход конфликта с Турцией, чему так усердно содействовал де Бонак, привел царя в радостное настроение духа. При выходе из церкви после благодарственного богослужения он обнял французского посла и сказал ему следующие многозначительные слова: «Вы всегда были для меня ангелом мира; я не хочу оказаться неблагодарным, и скоро вы это почувствуете». Действительно, в продолжение нескольких дней двери французского посольства осаждались русскими министрами, появлявшимися с блаженными лицами: государь согласен на уступки по всем пунктам, даже на участие Англии в договоре, заключаемом с Францией, что до сих пор служило главнейшим камнем преткновения при переговорах. Союз улажен. Увы, преждевременная радость. Прежде всего наступили новые промедления в обмене подписями. До конца ноября Петр и его приближенные настолько были поглощены делом Монса, что не было никакой возможности к ним приступить. Кроме того, чтобы повидаться с Остерманом, Кампредону приходилось каждый раз рисковать жизнью, переправляясь через Неву: моста не было, а на реке шел лед. Когда же сообщение восстановилось и можно было наконец собраться на конференцию, оказалось, что ничего еще не сделано. Царь снова изменил свое мнение и не желал более слышать о включении Англии в договор. Что случилось? Вещь очень простая: Куракину, посланному в Париж для замещения Долгорукого, понравился его новый пост, и, чтобы на нем удержаться, он приписал себе воображаемые дипломатические успехи, вызвавшие излияния Петра относительно Кампредона и уступчивое настроение. Куракин даже подал царю надежду на возможность брака цесаревны с самим Людовиком XV, который отказался от своей испанки. Затем пришлось вернуться к истине. Вынужденный объясниться, Куракин должен был сознаться, что брак цесаревны даже с кем-либо из принцев крови казался французским министрам «вопросом, слишком отдаленным», чтобы примешивать его к настоящим переговорам.
Судьба этих переговоров с тех пор заранее была предрешена. После восшествия на престол Екатерины I они как будто временно ожили и подали некоторую надежду, но затем сейчас же канули в вечность. Договор остался без подписей, цесаревна Елизавета – без супруга. Для своего осуществления союзу, преждевременно задуманному, пришлось пробивать себе путь в течение еще полутора столетия испытаний и глубоких потрясений на всем Европейском континенте. Неудачный исход попыток, предпринятых на пороге XVII века, мы признаем легко понятным и объяснимым, и не возлагая за то ответственность ни во Франции, ни в России на правительства, которым предстояло сводить иные счеты с историей. Прежде всего, не удалось достигнуть соглашения потому, что путь, разделявший обе страны, был слишком долог, а также вследствие того, что, идя как будто навстречу такому соглашению, в действительности обе стороны с начала до конца поворачивались друг к другу спиной: сразу выяснилось даже различное отношение к самому стремлению заключить союз, и Петр первое время один только относился к этому вопросу серьезно. Затем, когда стремление сделалось обоюдным, одно правительство видело в его осуществлении одну цель, а другое – другую: Франция – союз политический, а Петр – союз родственный; оба желательные лишь для того, кто питал такое желание. Что во Франции отказывались ввести на ложе французского короля дочь, узаконенную поздним и тайным браком; что в России не особенно стремились за скромное вознаграждение надеть на себя ярмо политического рабства, истершееся на плечах покровительствуемых Польши и Швеции, в том нет ничего ни странного, ни оскорбительного. Почвы, созданной судьбой для сближения обоих народов и слияния их интересов, не существовало: она явилась позднее благодаря перевороту, отразившемуся на всей системе европейских группировок.
КНИГА ВТОРАЯ
БОРЬБА ВНУТРИ ГОСУДАРСТВА. РЕФОРМЫ
Глава 1
Новое направление. Конец стрельцов. Петербург
IМы не могли бы ожидать снисхождения от своих русских читателей, если бы перешли к этой части своего обзора, не коснувшись предварительно вопроса, который, даже помимо исторической критики, остается для России неисчерпаемой темой страстных споров: бросив Россию в объятия европейской цивилизации, не совершил ли Петр насилия над ее историей, не проглядел ли коренных элементов самобытной культуры, пригодной для высшего развития и во всяком случае более соответствующей народному духу, и не пренебрег ли ими?
То предмет великих прений между славянофилами и западниками.
Нам кажется возможным отбросить в сторону вопрос о происхождении этническом, в настоящее время уже исчерпанный и преданный забвению вместе со старыми разногласиями. Россия занимает и сохраняет даже против воли физиологически совершенно определенное место в семье индоевропейских народов, а духовно обладает цивилизацией, созданной из тех же материалов, как цивилизация прочих народов. Только известные географические и исторические условия могли придать некоторым из этих источников своеобразный характер, откуда развились нравы и склад мыслей особенный, понятия и привычки различные, в смысле взглядов, например, на собственность, семью, власть государя. Отрешился ли Петр всецело от старины и был ли он вправе так поступить?
В том-то и заключается спорный вопрос.
Исследование, предпринятое нами, если не послужит полному разрешению вопроса, то все-таки, надеемся, прольет на него некоторый свет. Прежде всего, обнаружится двойная картина, с одной стороны, указывающая на бессвязность, состояние рудиментарное, зачаточное, разрозненность большинства элементов, сосредоточивших на себе работу Преобразователя; с другой стороны, на постоянство, наоборот, известных черт, отчасти пребывающих неприкосновенными под видом изменения, чисто внешнего, обманчивого, а отчасти ускользающих совершенно от влияния преобразований.
Отречение от старины не было таким всеобъемлющим, как это принято думать. Во многих отношениях она потеряла свою жизнеспособность задолго до Петра оба устоя, на которые она главным образом опиралась, православие и самодержавие, уже пошатнулись с четверть века тому назад, – первое благодаря внутренним недостаткам организации, зависевшим от происхождения, второе – благодаря преувеличению своего принципа, проистекавшему отчасти из политических соперничеств, от которых царствованию Петра помог освободиться лишь государственный переворот. С восстановлением московской гегемонии на развалинах древних соперничавших независимостей личная власть государя приняла форму восточную с частным правом в своем основании. Исчезла верховная власть с феодальным складом; остался взгляд на личность подданных и на их имущество как на собственность. Не существует никаких прав за пределами этого единственного права, и исключение сделано только для церкви. Нет законного наследия, переходящего от отца к сыну, а только простое распределение имущества, иногда наследственное (вотчина), чаще же пожизненное (поместье), но всегда самовластное: имение жалуется государем в виде вознаграждения за оказанные услуги. Нет или почти нет торговли или промышленности, находящейся в частных руках: торговля и промышленность принадлежат царю подобно всему остальному. Его монополия, почти всеобъемлющая, признает только посредников. Государь закупает оптом и продает в розницу все вплоть до съестных припасов, мяса, фруктов овощей. Прежние независимые князья Рюриковичи, тверские, ярославские, смоленские, черниговские, рязанские, вяземские, ростовские образуют лишь аристократию вокруг общего властелина, имея в своем распоряжении крестьян, обращенных в рабство с 1600 года (за исключением некоторой части крестьян на юге), и вымещая на них свое унижение. Нет других классов, других сословий, общественной жизни. Новгородский торговый союз, содействовавший в древности процветанию города, исчез вместе с остальными следами норманнской организации и культуры. Для борьбы с монгольским могуществом Москва позаимствовала у него же принципы и приемы управления, и, чтобы принудить соседние города признать свое главенство, она довела применение этих принципов и приемов до крайних пределов.
Следовательно, царь не только повелитель, но в буквальном смысле слова собственник государства и народа; однако власти его и правам, стоявшим так высоко, не хватает точек опоры: под ними пустота, заполненная зыбким прахом рабов. Никакой социальной группировки, никакой иерархии, никакой органической связи между этими разобщенными единицами. Беспорядочное движение в зависимости от воли случая и пробуждения стихийных инстинктов. Глухой рокот диких страстей, грубых вожделений, устремляющихся на ближайшую приманку, перекидывающихся от Петра к Софье и от Софьи к Петру с бессознательностью темных масс. Хаос в настоящем и мрак в будущем.