Читать интересную книгу Петр Великий - Казимир Валишевский

Регент позабавился над русским государем; но де Тессе испытывал некоторое беспокойство относительно более отдаленных последствий таких обманутых ожиданий. Не увидит ли себя оскорбленный и разочарованный царь вынужденным броситься в объятия императора или вступить в непосредственные переговоры со Швецией? Но нет! Его удерживала Пруссия – единственная его опора в Германии. И благодаря настойчивым требованиям царя в течение следующего месяца в Амстердаме собрался конгресс для продолжения переговоров. Регент согласился на это, но непоколебимый в своем решении не относиться к делу серьезно, он только изменил тактику; теперь у Книпгаузена имелись полномочия, но Франция возбудила другие требования. Когда благодаря неустанным хлопотам царя 2 сентября удалось создать новый договор с секретными пунктами, как и подобает дипломатическому акту, над которым трудились представители трех могущественных держав, им достигалось только соглашение о надежде – о платоническом «desideratum». Главные пункты признавали посредничество короля в заключении Северного мира, но ставя и его в зависимость от окончательного разрыва обязательств, связывавших в это время всехристианнейшего короля со Швецией; а секретные пункты обусловливали оборонительный союз на основании трактатов Баденского и Утрехтского, но откладывали до дальнейших переговоров определение взаимных обязательств, проистекавших отсюда для союзников. Франция обещала не возобновлять по истечении срока своего договора о субсидиях со Швецией, но это обещание было только устное, и так как уполномоченный короля усиленно настаивал, чтобы оно таким и оставалось, то Петр ему не доверял и оказался прав.

В общем, ничего не было сделано, и даже не было положено начала установлению правильных дипломатических сношений между обоими государствами. С той и с другой стороны неудача зависела от выбора лиц, предназначенных для этой цели. Петр выражал желание видеть в Петербурге в качестве французского посланника г-на де Вертон, понравившегося ему складом ума и характера; де Вертон получил назначение и нужные указания. Он приготовлялся к отъезду, когда его арестовали; кредиторы заключили его в тюрьму. Представительство на берегах Невы было поручено де ла Ви, которому нечем было заплатить за отправку писем! А представителем России в Париже являлся теперь барон Шлейниц, которому тоже предстояло пережить тяжкие испытания.

Вообще недейственность договора 2 сентября скоро стала для всех очевидной. В следующем. 1718 году, когда Шлейниц затеял переговоры с Селламарэ, Франция вошла вместе с Англией, императором и Голландией в четверной союз против Испании; и четыре державы обещали друг другу взаимную помощь до окончания Северной войны. В Берлине французский посол граф де Ротамбур работал над заключением союза между Пруссией и Англией, последствием чего должен был быть самостоятельный мир между Пруссией и Швецией благодаря уступке Штеттина. Наконец, в Стокгольме Кампредон спокойно приступил к обсуждению вопроса о возобновлении договора 1715 года.

Таким образом, Россия и Франция, очевидно, оказались в противных лагерях. Правда, с той и с другой стороны отказывались от мысли признать положение началом открытых враждебных действий. Обращались друг с другом вежливо, даже обменивались любезностями. Петр думал о Константинополе, где посол императора предлагал Порте союз против России, а регент, помышляя, со своей стороны, о возможности осуществления планов Гёрца помимо Франции, позволил де Бонаку, который пользовался большим значением в глазах Порты, оказать содействие Дашкову. Царь просил короля быть крестным отцом его дочери Натальи, а регент отвечал на эту любезность уверением, данным Шлейницу, что Кампредону будет выражено неудовольствие.

Раскрытие заговора Селламарэ, обнаружение переписки Шлейница в бумагах предприимчивого посла снова обдало эти отношения как ушатом холодной воды. Регент выражал тем более склонность возмущаться таким действительно оскорбительным соучастием со стороны русского посланника, что уже нечего было опасаться замыслов Гёрца. Палач положил им конец. Однако мир, вскоре заключенный с Испанией, и дружелюбное настроение царя постепенно привели дело к прежнему положению. Петр упорно стремился выйти из своего одиночества, и в январе 1720 года Шлейниц снова осаждал регента просьбами о посредничестве Франции. Он требовал теперь только письменного заявления, подтверждающего, что у короля не имеется никаких обязательств, не совместимых с беспристрастностью, желательной со стороны посредника. Но герцог Орлеанский обнаружил большое высокомерие: «Ведь он заявил, что Кампредону будет выражено неудовольствие, разве его слово не значит более всяких письменных обязательств?» И царь наконец уступил. Он сделал уступки во всех пунктах, соглашаясь даже на присоединение Англии к посредничеству Франции, хотя, с этой стороны, затаил в сердце кровную обиду.

Такая податливость и предвзятая уступчивость имели еще иное, тайное основание, руководившее политикой государя в течение его дальнейших переговоров с регентом и Францией. В июле 1719 года бедняга де ла Ви героически черпал в своем дырявом кошельке средства для отправки депеши с целью немедленного уведомления Парижа о сенсационной новости: царь забрал в голову мысль выдать замуж за короля свою младшую дочь. «Очень красивую и прекрасно сложенную, которая могла бы считаться полной красавицей, если бы не чересчур огненный цвет волос». Дело шло о цесаревне Елизавете. Сначала Петр остановил для нее свой выбор на внуке короля английского. Потерпев в этом направлении неудачу, он, со своей обычной быстротой и страстностью, ухватился за мысль союза с Францией. Но его дипломатия снова потерпела крушение на берегах Сены: регент обвинил Шлейница, едва выпутавшегося из затруднительного положения, в которое его поставили связи с Селламарэ, в выдаче тайны переговоров, в которых он принимал участие. С ним больше не желали иметь дела. Его отзывали, но он не мог уехать: подобно Вертону, его не пускали кредиторы, и, рискнув всем своим состоянием в спекуляциях Ло, он скоро дошел до последних пределов нищеты. Петру приходилось ограничиваться услугами ла Ви. И сообщения бедного торгового агента встретили в Версале довольно холодный прием. Прежде всего царю необходимо было заключить мир со Швецией. Царь желал этого всеми силами; он принял содействие Кампредона, путешествовавшего весной 1721 года между Стокгольмом и Петербургом. Но когда искусный дипломат довел свою умиротворительную миссию до благополучного конца, употребив для этого все свои ухищрения, вплоть до целования руки царя и обещания червонцев, возвещенного на ухо его министрам, и Ништадтский мир был наконец подписан, Дюбуа, теперешний руководитель французской политики, выставил новое требование: прежде чем перейти к дальнейшему обсуждению вопроса, Франция требовала признания Россией ее посредничества для примирения с Англией. Дело это весьма интересовало регента и его министра. От личных переговоров по этому поводу не отказывались, но у царя, в свою очередь, имелась другая тема для обсуждения, приступить к которой он горел желанием, не зная, каким образом за нее взяться. Легко догадаться, какая именно это была тема. Его планы тем временем изменились. Долгорукому, заменившему Шлейница в Париже, было сказано, что король обручен с испанской принцессой. Что же делать; но Франция достаточно богата принцами, чтобы для цесаревны, во всяком случае, нашлась там подходящая партия. В ноябре 1721 года изобретательный Толстой придумал наконец способ для начала разговора. Со смущенным видом он показывал Кампредону номер «Голландской газеты», где сообщалось о назначении маркиза де Бельиля чрезвычайным посланником в Петербург с поручением просить там руки старшей дочери царя для герцога Шартрского. Кампредон был достаточно сведущ в своем искусстве, чтобы не ошибиться относительно значения этого ложного известия, таким образом сообщенного; но некоторое время его смущала обширность комбинаций, связанных в мыслях царя с этих новым проектом. Россия предлагала «в случае положительном» гарантировать отказ короля испанского от короны Франции в пользу регента; Франция, со своей стороны, гарантировала престолонаследие в России будущей герцогине Шартрской, а пока избрание герцога Шартрского королем польским… Все это – и еще многое другое – заключалось в записке, составленной в январе 1722 года, и так как для вручения ее версальскому кабинету слишком официальное вмешательство Долгорукого казалось неудобным, то прибегли к помощи злосчастного Шлейница, выкупленного ради такого обстоятельства из заключения ценой нескольких тысяч рублей. Кампредону, в свою очередь, было поручено передать эти предложения и сообщения и просить соответствующих инструкций для ответа.