генерала Латра де Тассиньи, только что прибывшая во Францию после высадки 15 августа на побережье Средиземного моря, прошла через деревню победным маршем за пару дней до этого. Деде поручили присматривать за прибывшими, и он объяснил им, что
Диану нельзя беспокоить, так как она ведет передачу. Он обещал сообщить ей о прибытии агентов, чтобы она встретила их тем же вечером.
У мужчин были некоторые опасения. В УСС было очень мало женщин на передовой, не говоря уже о работе на руководящих позициях, но Райли и Гойо были проинструктированы, что будут работать в группе Дианы как организаторы и инструкторы по оружию. Они признались, что чувствовали себя «неудобно» при мысли о том, что будут служить рядом с женщиной, не говоря уже о подчинении ей в бою, но им ясно дали понять, что «учитывая ее большой опыт работы в полевых условиях», им следовало «подчиняться ее приказам»[369]. Вирджиния, с другой стороны, с некоторым раздражением вспоминала, что «наконец получила двух [дополнительных] офицеров, в которых так нуждалась, когда все уже было кончено».
Боб, как обычно, был рядом, присоединившись к ним в тот вечер за ужином в Ройбете на деревенской кухне с каменным камином и тусклым освещением. Конечно же, по такому особому случаю Лея Лебра прислала еду с собственной кухни на ферме, и в камине развели огонь, чтобы прогнать осенний холод. Даже во время войны Вирджиния любила, насколько это было возможно, создавать элегантную обстановку; она сделала добротный старый дом с белыми ставнями и скатной каменной крышей уютным и гостеприимным. Те, кто общался с ней в бурные дни после освобождения, помнят ее лучезарной и безмятежной; часто бывая на свежем воздухе и передвигаясь на велосипеде, она загорела, и в своих армейских брюках и армейской куртке выглядела умиротворенно. Это было «счастливое» время передышки, вспоминал сержант Леней[370], и Вирджиния производила неизгладимое впечатление – или, как о ней до сих пор говорят в Ле-Шамбон, les étoiles dans les yeux («звезды горят в глазах»). Многие из ее друзей того времени до конца жизни с удивлением вспоминали контраст между ее завораживающей красотой и военной смекалкой. Никто не догадывался, что она принимала успокоительные, чтобы противостоять неделям и месяцам выживания на таблетках бензедрина, в результате которых у нее развилась хроническая бессонница. Или что она страдала от болезненно зудящей сыпи на спине (позже диагностированной как нервный дерматит[371]), ставшей результатом постоянного напряжения и бессонных ночей. Или насколько одинокой она, должно быть, себя чувствовала.
Пока Габриэль и Эдмон Лебра пересчитывали два миллиона франков, которые привезли новоприбывшие, трое американцев познакомились друг с другом. Вирджиния с недоверием изучала своих соотечественников. Помогут они ей или помешают? Генри Райли раньше жил в Принстоне; он был жизнерадостным, обаятельным и хорошо обученным армейским офицером. У него было все, кроме боевого опыта. Однако внимание Вирджинии привлек более молодой Поль Гойо, который непрерывно курил и дружелюбно болтал на «чистом жаргоне»[372]. На восемь лет моложе ее и на шесть дюймов[373] ниже, он заработал среди тренеров в УСО прозвище «живчик»[374] за неуемную энергию. Родившись в Париже в скромной семье, он ребенком эмигрировал в Нью-Йорк после потери матери, но все еще говорил по-английски с легким французским акцентом. Поджарый, подтянутый, загорелый и всегда улыбающийся, Поль до войны работал поваром, сомелье, разнорабочим и механиком. Он, казалось, мог починить практически что угодно, а также, преуспев в курсе саботажа, еще и взорвать это «что угодно»[375]. Главное, оказалось, что он делал все именно так, как просила Вирджиния, при этом не забывая ее веселить; он был уважителен, но вместе с тем и немного кокетлив. Нед, возможно, его бы не одобрил, но после пяти долгих лет войны Вирджиния была им очарована.
Она рассказала новоприбывшим о работе на земле – о парашютных забросках, об операциях, о поражениях и триумфах, о внутренней вражде французов. Она также объяснила, что ей было приятно видеть их, – но ей никогда не присылали людей, когда это было нужно, хотя она «требовала» снова и снова. Несмотря на усталость, Вирджиния произвела хорошее впечатление. Мужчин восхитили ее достижения и – вопреки тому, что она пережила, – ее жажда сделать больше. Генри и Поль поняли, что прибыли слишком поздно, но «сразу же решили продолжать помогать Диане всеми возможными способами». Это чувство преданности стало еще сильнее на следующий день, когда они встретили Жевольда, который теперь произвел себя в полковники в штаб-квартире FFI в Ле-Пюи. Оба ушли от него с «некоторым отвращением» к политическим играм в целом и к Жевольду в частности за то, что он строил из себя заправского военного, при этом «совершенно не разбираясь в армейской тактике и даже не зная основных законов, регулирующих боевые действия малых подразделений»[376]. Это мнение разделял и Хэллоуз после визита в Ле-Пюи, который Вирджиния теперь называла «бурлящим салатом». Он также был в ужасе от «мошенников», которые присоединились к Сопротивлению через неделю после изгнания немцев и теперь пытались нажиться на их славе. «Многие из них совсем недавно надели форму, налепили майорские знаки отличия и лезли из кожи вон, получая фальшивые звания, – сообщил он. – В отношении этих мошенников из штаба эмоции били через край».
Вирджиния попросила капитана Хэллоуза и его англо-французскую группу коммандос, известную как «Джедбургское подразделение», или «Джед» (девиз: «Удиви, убей, исчезни»), поработать с Жевольдом и Файолем. Она хотела, чтобы они нашли способ превратить FFI Верхней Луары в хорошо обученную и сплоченную боевую силу, которая могла бы помочь освободить другие регионы Франции. Теперь, когда Вирджиния профинансировала, вооружила и снабдила французских бойцов униформой, она была полна решимости и далее всесторонне поддерживать кампанию союзников. И хотя немцы в Верхней Луаре были «ликвидированы», многие опасались, что они вернутся с контратакой. По мнению Вирджинии, FFI необходимо было «следить во все глаза»[377] за своей территорией и минировать дороги, ведущие в Ле-Пюи с юга и юго-запада. Для этого она приказала группе «Джед» взять на себя «тактический контроль», так как теперь, когда их земля была свободна, с Файолем и компанией снова становилось нелегко. Будучи мужчинами-офицерами, «Джеды» могли поддерживать дисциплину, в то время как для нее это было «невозможно». Она заранее предупредила их о возможной агрессии, но была рада видеть, что они «очень хорошо» справлялись в сложившихся обстоятельствах.
Однако было одно исключение. Бестолковые голлистские инстинкты одного из «Джедов», француза капитана Фронкруаза, привели к тому, что он объединил силы с Жевольдом