всегда брал с собой именно Пита, когда хотел посмотреть на новую технику. Пита, который мог разобрать двигатель и собрать его обратно за то время, которое требовалось коммивояжеру, чтобы изложить свое невероятно выгодное предложение по приобретению набора кухонных ножей.
– И как зовут ее мужа? – спросил Рич.
– Лэнгли. – Мерл направился обратно к грузовику. Грузный, сгорбленный, он напоминал прямоходящую жабу. Имя Лэнгли звенело в памяти Рича, но вспомнить он ничего не мог. Катер вздрогнул, когда грузовик двинулся с места. Рич подъехал к колонке.
– Заправь бак, – попросил он дежурного и направился в здание, чтобы расплатиться за бензин.
– Он все надоедает тебе с этим слушанием? – спросил Пит, когда Рич вернулся. – Вечно он все шиворот-навыворот делает. Это с женщинами ему надо разговаривать, а не с тобой. – Взгляд Пита, как всегда, был направлен куда-то в точку чуть повыше плеча Рича. – Женщина может поднять машину, если под ней лежит ее ребенок.
– Ты думаешь, эта отрава опасна? – задумчиво посмотрел на него Рич.
– У меня детей нет, – ответил Пит. – Но если бы были, воду из ручья я бы им пить не дал.
26 февраля
Коллин
Коллин ковырнула ногтем кукурузные хлопья, намертво приставшие к столешнице. Еноты снова забрались в мусорку: ребра жареной курицы были разбросаны по всему двору.
– Ты готова к завтрашнему дню? – спросила Энид.
– Было бы здорово, если бы все перестали об этом спрашивать. – Коллин знала, что Рич тоже беспокоился о слушании.
– Тебе нужно, чтобы «Сандерсон» выиграл, перестань притворяться, что это не так. Я, может, и не все знаю, но я точно уверена – чтобы купить семьсот акров земли, Ричу пришлось занять кругленькую сумму.
– Как давно Юджин крадет капы из Проклятой рощи? – выпалила Коллин в ответ. Энид поставила посуду в раковину и залила водой, хотя трудно было представить, чтобы она когда-нибудь ее мыла. – Энид.
Она загремела тарелками.
– Что?
– Ты должна заставить его перестать.
– Это невозможно.
– Это того не стоит. Может показаться, что выгода стоит риска, но это не так. Это неправильно.
– Тебе-то откуда знать? – огрызнулась Энид. – Ты ведь у нас всегда все правильно делаешь!
– Энид…
– Думаешь, Марла мне не рассказала, что видела вас двоих?
Сердце Коллин екнуло, кровь прилила к щекам.
– Ты о чем? – Энид скрестила руки на груди. Легкие Коллин сжались. – А Юджин знает?
– С чего бы мне рассказывать Юджину? Ты же знаешь, он не умеет держать язык за зубами, – Энид смотрела, как Коллин нервно ерзает на месте. – Живем только один раз, а?
Коллин опустила взгляд на свои руки, вцепилась в обручальное кольцо.
– Все совсем не так. Я не… Это не…
– Слушай, Коллин, это не мое дело. Ты живешь своей жизнью, а мы с Юджином живем своей, хорошо? Просто не веди себя так, будто ты лучше нас.
– Я не… – Коллин сделала глубокий вдох, выдох. – Ты не расскажешь Ричу?
– Если бы я хотела рассказать, то уже бы рассказала.
Коллин сглотнула.
– Спасибо.
– Ты ведь моя сестра, – пожала плечами Энид.
27 февраля
Карпик
Холодная рука мамы тянула его сквозь кричащую толпу. Внутри тоже было многолюдно, по мокрым дождевикам стекали капли дождя, порыв холодного воздуха проносился через зал каждый раз, когда кто-то открывал двери, папы поднимали воротники пальто, мамы осторожно опускали газеты, которые держали над головами – словно беспокоились, что здесь, под крышей, все еще мог идти дождь.
Дядя Юджин зябко передернул плечами.
– Ну и народу здесь собралось. – Он приподнял козырек кепки, затем снова натянул ее на глаза. Манжеты его пальто были обтрепаны, словно их измочалила кошка. – Яблоку негде упасть.
Папа стоял очень прямо, словно боялся помять рубашку, которую ему погладила мама, пока он, сгорбившись перед зеркалом, подстригал усы. Карпик потянул папу за штанину, и он посадил его к себе на плечи.
– А вот и Мерл. – Дядя Юджин постучал свернутой газетой по груди отца и отошел в сторону. Папа развернул газету, нахмурился – ему нужны были очки – и сунул ее в карман. Двери открылись – снова порыв холодного воздуха, крики.
– Когда уже все начнется? – проворчала тетя Энид, наклоняясь, чтобы стереть что-то с подбородка Агнес. Карпик дернул ногой, но папа так и не спустил его на пол.
Двери вели в большую комнату, заставленную складными стульями. Они нашли свободные места. Мама усадила Карпика себе на колени. Впереди за длинным столом сидели мужчины. Мистер Сандерсон и его жена сидели в первом ряду, одетые в сочетающиеся друг с другом желтые наряды.
– Потише, – сказал мужчина и принялся зачитывать речь с листка бумаги. – Цель сегодняшнего заседания – выслушать мнение общественности по предлагаемому плану заготовки древесины 6817–1977 в Верхней Проклятой роще, частного владения площадью шестьсот сорок акров, право собственности на которое принадлежит компании «Сандерсон Тимбер», и плану заготовки древесины 6818–1977 для Нижней Проклятой рощи, частного владения площадью шестьсот сорок акров, право собственности на которое принадлежит компании «Сандерсон Тимбер», расположенных в округе Дель-Норте.
– Норте, – передразнил его кто-то рядом выше. – Дель-Норт, придурок.
Люди по очереди подходили к микрофону. Кто-то кричал, кто-то медленно читал с бумажки. Мужчина и женщина с длинными волнистыми седыми волосами по очереди наклонялись к микрофону, рассказывая волшебную историю.
– Представьте, – сказал мужчина. – Двести лет назад.
– Все это побережье было покрыто девственными красными лесами, – продолжила женщина, взмахивая рукой. – В верхушках деревьев гнездились камышовки. Вдоль ручьев жили хвостатые лягушки и пятнистые саламандры. Каждый год лосось возвращался на нерест.
– Мы уничтожили девяносто процентов этого старого леса, – вклинился мужчина.
– Мы вырубили деревья и опрыскали лес химикатами.
– И все, что осталось, – пояснила женщина, – это крошечная часть, земля, которую выкупили частные лица, чтобы ее защитить, земля, которая стала государственными парками. Проклятая роща – один из последних уголков нетронутого первобытного леса в этой части Калифорнии. Здесь растут гиганты высотой в триста пятьдесят футов, выше статуи Свободы, такие же величественные, как и те деревья, которые можно увидеть в национальном парке. Но сейчас, – она сделала паузу, – жадные руки промышленников точат пилы, готовясь принести эти древние живые существа в жертву капитализму.
– Деревьям тысячи лет, – продолжил мужчина. – Они были здесь, когда пал Рим. Когда Колумб высадился в Америке. Они пережили пожары, наводнения и цунами.
– И они все еще здесь! – с жаром воскликнула женщина. – Благородные. Сильные. И у нас, у всех нас, собравшихся здесь сегодня, есть шанс их спасти.
– Мы можем не соглашаться со многим, – сказал мужчина. – Но я думаю, мы согласны с тем, что не можем изменить законы гравитации. Вода бежит вниз