Наконец, прозвучало последнее разумное объяснение: неизвестный яд.
Получив вести, Яфур едва не влез на стену от отчаяния. Он грозился четвертовать каждого целителя в танааре, если его сына не спасут. Он обещал вырезать все лекарские семьи по пятое колено. Обещал озолотить каждую из семей количеством золота, равным весу всех членов этой семьи вместе взятых. Но никакие увещевания и угрозы не могли предотвратить неизбежное.
Этер Каамал медленно и неуклонно умирал. Яд не спешил, и несчастный ахтанат мучился уже третьи сутки. Каждое утро, обнаруживая, что сын дышит, Яфур чувствовал, как в сердце загорается надежда. Еще одна ночь позади. Быть может, если он переживет и следующую тоже, пойдет на поправку? В конце концов, столько бороться с заразой — его мальчик наверняка победит!
Но мальчик таял и чах. И сегодня, в холодное ноябрьское утро тану сообщили, что час Этера близок. Он более никого не узнает, почти не приходит в себя. Видимо, яд поразил части мозга, с важным и сокрушенным видом поведали жрецы. Яфур не вдавался в подробности. Он просто отпихнул зазнавшихся лекарей подальше, гаркнул неразберимое ругательство, и помчался к сыну.
Не наврали, ублюдки.
Яфур сглотнул комок в горле, но слезы все равно выступили на глазах. Нет, говорил себе тан, не смей. Этер еще не умер, он еще может выкарабкаться. Не вздумай оплакивать его, будто выхода уже нет. Однако голос разума настойчиво протестовал: где видано, чтобы, наступив в отравленный капкан и не получив вовремя необходимой помощи, люди выживали?
Сколь бы надежда ни терзала грудь Яфура, правда была сильнее. Тан, жестко обхватив ладонь сына, всхлипнул и вжал лицо в простыни.
Чтобы никто не слышал, какой он, Яфур Каамал глупец, который начинает понимать силу собственной отцовской любви всякий раз лишь тогда, когда видит умирающее чадо.
* * *
Этера Каамала погребли в семейном склепе дома Каамал через два дня.
Яфур искоса глянул на невестку. По ней пока не скажешь, но девчонка на сносях. И теперь судьба всего Серебряного дома зависела от того, выносит она его, Яфура, внука или нет.
* * *
Дождавшись погребальной церемонии, Раду перевел дух и двинулся назад к чертогу дома Яввуз.
Одиннадцать месяцев назад танша поручила ему приговорить Каамала так, чтобы ничего не указывало на Пурпурный танаар. И, надо признать, за этот срок Раду вконец извелся.
Большей пытки, большего наказания танша воистину придумать не могла. Быть на виду, в охране, самым ярким и огромным пятном среди окружения Матери лагерей — это завсегда, это пожалуйста. Но организовать тайное убийство!
Раду имел почти четыре с половиной локтя в росте, и в принципе любое тайное поручение уже по этой причине не подходило ему ни на грош. Даже приблизиться на расстояние, необходимое для наблюдения за жизнью Этера или, тем более, затеряться в толпе оказывалось непосильным. Пробраться среди ночи и вспороть живот, было не только рискованно, но и бесперспективно: на закулисные игры Раду не годился.
Время шло, и танша все более и более укоризненно поглядывала на Раду всякий раз, когда тот возвращался из Серебряного танаара: мол, что, все еще не готово? Спустя три месяца после свадьбы Сагромаха и Бану Раду был отстранен от участия в любых мероприятиях и от всех прочих задач, включая охранение танской семьи. С каждым днем здоровяк выглядел все хуже: мрачнел, огрызался с людьми, пару раз распускал руки. Но решение не находилось и неминуемая кончина — неотъемлемая и неизбежная цена провала — приближалась все стремительней.
Раду даже думал грешным делом порешить саму таншу, раз она такая неугомонная до чужих смертей.
Положение спас Русса, к которому на границу с Раггарами Раду сбежал посреди лета. Измотанный ситуацией, он напился до беспамятства и поведал другу о несчастьях. Русса подсказал затаиться, наблюдать и пользоваться случаем. Он не извинялся перед Раду, что тот оказался в столь скверной ситуации из-за него, поскольку не считал себя виноватым. Но на советы не скупился. Вскоре сезон охоты. Отъевшиеся за лето кабаны и лисы, лани и медведи просятся быть подстреленными. Можно как-нибудь воспользоваться этой ситуацией. Наверняка Этер Каамал не откажет себе в участии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Раду, слушая, мало представлял себе, как можно завалить Этера во время охоты. Его же все равно все узнают, едва он приблизиться к Каамалу для удара. А если обнаружится причастность танши к гибели родича, то, Раду всерьез опасался, что в таких условиях смерть для него окажется самой натуральной милостью.
Тогда, прочитав в лице товарища по его возвращении в чертог полную безнадежность, вызвался помочь Вал. Он предложил несколько человек, которые вполне могли сгодиться на роль егерей и заблаговременно изучить местность угодий, где обычно охотились Каамалы. От Бану все, разумеется, держали в тайне. Но в скором времени родные егеря Каамаловых рощ были перебиты, а подставные уже всерьез взялись за дело.
Столкнувшись с ними, Этер Каамал даже не стал выяснять, куда подевались прежние, которых он кое-как помнил. В конце концов, с этой женитьбой отец не выпускал его из чертога почти год, мало ли что могло произойти. Получив команду готовить капканы, егеря взялись за дело: расставили ловушки, обработав каждую медленнодействующим ядом. Рецепт отравы Вал вызнал у Варна, который, как все Клинки Богини, постиг его в Храме Даг. Первые признаки отравления проступали не раньше, чем через двадцать четыре часа, а порой начальная волна недомогания затягивалась почти на трое суток. Дурнота и плохое самочувствие у раненного вопросов не вызовут: в конце концов, угодив ногой в капкан, человек теряет немало крови. Кости может подробить, и это невыносимая боль, а значит, можно испытывать тошноту просто оттого, что измучен.
Самое главное, если упустить нужный момент, кончина неминуема. Дело оставалось за малым: убедить егерей провести Этера тропами, где тот наверняка попадет в ловушку.
* * *
Когда Раду вернулся в чертог с вестями об успехе, встретил его только Тахбир: полтора месяца назад танша выехала в чертог к Маатхасу и по сей день там. Переведя дух, Раду поинтересовался охраной танши. Большая часть, ответил Тахбир, отправилась с госпожой, в чертоге осталось только несколько новобранцев во главе с Валом, которому поручено обучать «молодняк» уму-разуму. Отыскав товарища, Раду пал в ноги, заявив, что теперь он вечный Вала должник. Вал на это отреагировал сдержанно. Раду мог напридумывать себе, что угодно, но правда была в том, что бойцами вроде него не разбрасываются. Он в жизни бы не справился с поручением Матери лагерей, не померев от руки Каамалов, которые поймали бы его на месте действия, или от руки тану Яввуз, которая за провал разлучила бы Раду с головой. Даже грозная северная танша порой может сгоряча переоценить собственный расчет. Если однажды она поручила нечто подобное Улу, чтобы тот мог оправдаться и, управившись, даже возглавить отряд таких же неудачников, надеявшихся обелиться любым подвигом, то попытка предпринять схожий шаг в отношении Раду, была откровенно провальной.
Потому только Вал и влез в это дело. Раду все еще имел высочайшую ценность с тяжелым двуручным мечом в руках, даже среди «меднотелых».
Потрепав Раду по плечу и заявив, что они непременно еще сочтутся, Вал поздравил здоровяка с успехом, спросил, как скоро ждать его подосланных «егерей» и был таков. Уж что-что, а о смерти Каамала Раду должен сообщить танше лично, заявил Вал. Ведь теперь именно её сын становится единственным претендентом на танское кресло в Серебряных землях.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вот тут-то Раду и погрустнел окончательно. Судя по слухам, которые он ловил на рынке в крепости Каамалов пока ждал похорон, Яфур имеет большие надежды на беременность вдовой жены Этера, и для Матери лагерей в этом мало хорошего. Вал поджал губы, но ничего не сказал. Настолько скверные новости Раду и впрямь должен сообщать в одиночку.
* * *