– Не возражаете, если я отвезу мисс Ханикот в своей карете?
Ожидание ответа потребовало немалого хладнокровия: герцог посмотрел в упор, и граф твердо выдержал взгляд; в борьбе характеров соперники стоили друг друга.
– Не сомневайтесь, намерения мои благородны.
– Считаете, что я должен вам верить?
– Конечно. Но мне необходимо поговорить с Дафной наедине.
– Будьте осторожны, а не то следующая наша встреча состоится с пистолетами в руках.
– Слово джентльмена, в этом не будет необходимости.
Хантфорд повел Аннабел и остальных дам – всех, кроме свояченицы, – к экипажам.
– Что ж, посмотрим.
Бенджамин церемонно предложил Дафне руку.
– Согласны ли вы отправиться в путь вместе со мной?
Она молча с улыбкой поднялась по ступенькам кареты.
Лорд Фоксберн приказал вознице выбрать самый длинный маршрут, закрыл за собой дверь и устроился на сиденье рядом со спутницей. Даже в полутьме она излучала мягкий золотистый свет и сияла подобно лунной богине.
– Какое счастье, что мученье наконец-то закончилось! – Дафна откинулась на подушки, блаженно вздохнула и добавила: – Но еще большее счастье оказаться здесь, рядом с тобой.
Бенджамин осторожно, но настойчиво потянул перчатку.
– Подозреваю, что после алчущего скандала зала любой, даже самый скромный уголок покажется раем.
– Как ты это сделал?
– Имеешь в виду картину?
Дафна кивнула.
– Очень просто. Томас вернулся в город. Роуз выкрала платье из твоего шкафа.
– Роуз?!
Бенджамин кивнул.
– И позировала в нем в багетной мастерской, которую мы взломали…
– Может быть, избавишь от пикантных деталей?
Он медленно, дюйм за дюймом стащил с ее руки длинную лайковую перчатку и провел губами влажный след от локтя к запястью. Дафна застонала, разжигая вожделение.
– Да, здесь и в самом деле намного лучше, чем на балу.
И все же соблазнение стояло не на первом месте.
– Дафна… я очень, очень скучал…
Она села прямо, как школьница, и застенчиво улыбнулась.
– Правда?
– Мне страшно не хватало твоего смеха, света, которым ты озаряешь все вокруг, твоей заботы.
– А мне казалось, что в роли сиделки я тебя раздражаю.
Бенджамин озорно улыбнулся.
– Я нагло врал.
– О!
– Та ночь в Билтмор-Холле, которую мы провели вместе… я знаю, что не должен был…
– Жалеешь? – быстро спросила Дафна.
– Бог мой, конечно же, нет. А ты жалеешь?
Она на миг задумалась.
– Нет.
Бенджамин вздохнул с облегчением.
– Хорошо. Если бы сказала, что жалеешь, следующая фраза прозвучала бы неуклюже и неуместно.
– Какая фраза?
– Та самая, в которой я объясняю, что опоздал в зал потому, что просил у герцога Хантфорда твоей руки.
Дафна издала звук, похожий одновременно и на рыдание, и на смех.
– Подожди. Значит, ты спрашивал Оуэна, можешь ли…
– Могу ли жениться на тебе.
Она испуганно замерла.
– И он сказал…
– Сказал, что последнее слово остается за тобой. И за твоей матушкой, разумеется. А потом добавил, что если ты согласишься, то на меня свалится незаслуженное счастье. Но это я и без него знаю.
– Я тоже считаю себя непростительно счастливой. – Дафна жалобно всхлипнула. – Ты спас от разрушительного скандала меня и, что намного важнее, моих родных. А потом купил картину и даже пожертвовал огромную сумму благотворительному заведению миссис Мидлтон. Ты ведь не сомневался, что я назову именно этот сиротский приют?
– Догадывался.
– Если бы я не знала правды, то решила бы, что ты неравнодушен к воспитанницам.
Граф насмешливо фыркнул.
– Не хочу обсуждать ни пожертвование, ни детский дом.
– Как скажешь. – Дафна забавно нахмурилась. – Что же в таком случае достойно обсуждения?
Бенджамин задумался. На свете существовало очень мало тем, на которые он мог говорить без насмешки. И главной среди них была вот эта:
– Наше будущее. Мы. Вместе. Вот чего я хочу… потому что… люблю тебя.
Он ждал ответа. Какого-нибудь.
Губы Дафны приоткрылись, а глаза увлажнились. А потом она сжала его лицо теплыми ладонями и поцеловала так, как будто тоже любила. Во всяком случае, ему очень хотелось, чтобы это было именно так.
Они целовались, как любовники, встретившиеся после долгой-долгой разлуки. Она сияла светом и добротой; он воплощал мрак и боль. И все же им было очень хорошо вместе, как бывает хорошо только дома, в окружении родных стен и с детства знакомых вещей.
Языки вели собственную тайную беседу, и Бенджамин еще жарче обнял любимую, стараясь продлить момент незабываемой близости.
– Ты не ответила, Дафна. Я знаю, что ты заслуживаешь человека в тысячу раз умнее и лучше меня. Но я люблю тебя, до конца дней буду любить всем своим черным сердцем. И сделаю все возможное, чтобы стать лучше. Прошу, скажи, что согласна навсегда стать моей, согласна выйти за меня замуж.
Дафна смахнула с глаз слезы, глубоко вздохнула и улыбнулась.
– Конечно, согласна. Я люблю тебя, Бен. Люблю не за твою рану, не за то, что ты сделал для приюта и для меня, а просто так – потому что ты такой, какой есть. Рядом с тобой приходится взрослеть и умнеть, а еще ты учишь смеяться и чувствовать себя… необыкновенно. Не хочу, чтобы ты менялся.
Душа Бенджамина расцвела радостью.
– Поверь, я сумею принести тебе счастье.
– Очень на это рассчитываю, – обольстительно улыбнулась Дафна. – Только не забывай, что рядом с тобой дама с распутным прошлым.
– На это смелое заявление могу ответить лишь одно: твое будущее вряд ли окажется скромнее. Не откажешься ли ненадолго заехать ко мне домой? Хочу кое-что тебе показать.
Дафна игриво вскинула брови.
– Правда?
– Нет, не то, о чем ты подумала. А впрочем, и это тоже. – Граф постучал в крышу экипажа. – Сама увидишь.
Несколько минут спустя они остановились у подъезда богатого особняка. Бенджамин достал из-под сиденья плащ и старательно укутал, чтобы никто не узнал спутницу по пути от экипажа до двери, а, едва войдя в холл, тут же отпустил дворецкого и повел Дафну наверх, в свою спальню. К комнате Дафна подошла с пылающими щеками: всю дорогу возлюбленный шептал на ухо дерзкие признания.
В коридоре второго этажа Бенджамин осыпал ее страстными поцелуями и только после этого распахнул дверь и показал на стену напротив кровати.