Марина любила помечтать, однако эти мечты порою заводили ее в такие дебри, что самой становилось тошно. Как быть с Десмондом, если она на волю вырвется? Чепуха. Будто бы она не свободна в любой миг тронуться отсюда восвояси. После нынешней-то ночи Десмонд только счастлив будет ее выпроводить. А то привез себе докуку: распутничает, суется куда не просят, да еще, вполне возможно, готовит ему смертный приговор: 31 июля ведь когда-нибудь же наступит! Нет, она свободна покинуть Маккол-кастл. Другое дело, что Марине про себя известно доподлинно: ее отсюда пока что и взашей не вытолкать. И даже ежели означенная ватага явилась сюда с твердым намерением исхитить ее из замка, Марина будет отбиваться руками и ногами, лишь бы остаться!
Она опять встряхнулась. Никто более за окном не вопит, на помощь не кличет. Просто возбужденно разговаривает много людей. Похоже, нападение не удалось. Красная рубаха, рыжая борода и кистень мгновенно исчезли в заоблачных далях Марининого воображения. В самом деле, только их здесь не хватало. Судя по тону голосов, люди чем-то переполошены. Чего это их разбирает в такую рань? А кстати, который теперь час?
Марина наконец-то додумалась взглянуть на часы и какое-то время неотрывно смотрела на них, тихо моргая: стрелки показывали два. Пополудни, ясное дело: ночью солнышко-то не светит! Да… Вот это заспалась так заспалась. Немудрено, что в комнате все выстыло, немудрено, что она просто помирает с голоду. А может быть, зловредная Джессика нарочно решила ее не будить? И к ней вообще никто больше не придет?
Марина уже решила было взять судьбу в свои руки и потянулась одеваться, чтобы самой спроворить себе и ванну и завтрак (обед?) добыть, как в дверь постучали.
Марина радостно сорвалась с постели, замялась, пытаясь принять ледяную мину на случай, если перед ней окажется предательница Глэдис, – но военные приготовления оказались напрасны, ибо на лицо ее взлетело выражение детского изумления при виде человека, стоящего за дверью.
Это была Джессика.
– Вы-ы?! – возмущенно выдохнула Марина и сделала движение захлопнуть дверь перед ее наглым носом, однако Джессика проворно выставила ножку, придержала дверь, и тут же из-за ее спины в комнату втерлась горничная с охапкою дров, а следом другая – с кувшинами, и третья – с подносом. Удостоверясь, что Глэдис среди них нет, Марина не стала шуметь, а покорно взобралась на постель и быстро-быстро принялась есть, рассудив, что, пока девчонки разжигают огонь и наполняют ванну, все равно не удастся сказать Джессике все, что она думает. Джессика ведь тоже за словом в карман не полезет, и неизвестно, до чего они смогут дойти во взаимных обличениях. Недоставало только, чтобы все в замке узнали, как мисс Ричардсон отбила у «русской кузины» двух любовников разом. Нет, лучше подождать, пока горничные уйдут.
Они, впрочем, не спешили. После молниеносного завтрака Марине предложили проследовать в ванну, что она и сделала с удовольствием. У девчонки, которая помогала ей, чуток глаза из орбит не повывернулись при взгляде на ее избитые, исцарапанные, стертые ноги, и, хоть она благоразумно смолчала, Марина поняла: без сплетен все же не обойдется. Она уповала лишь на то, что Джессика, которая так и оставалась в комнате все это время, ничего не заметила. Впрочем, как тут же выяснилось, уповала напрасно: едва горничные ушли (не сказав в отличие от Глэдис за все это время и двух слов и ничего не уронив – опять же в отличие от нее же), как Джессика отошла от окна, в которое смотрела якобы с величайшим интересом, и пристально взглянула на Марину:
– Что с вашими ногами?
Все это время пристойного молчания Марина пыталась решить, как держать себя с Джессикой, и решила в конце концов вообще слова ей не говорить, а только бросать на нее презрительные взгляды. Но от такой наглой прямолинейности все ее благие намерения разлетелись в пух и прах, и Марина ответила не менее прямолинейно, а также нагло:
– Ваше-то какое дело?
– Большое, – спокойно сказала Джессика. – И даже очень. Вы что, где-то были ночью? Выходили куда-то?
У Марины просто-таки дыхание сперло! Нет, это же надо, а?!
– Будто вы не знаете! – не сдержав ненависти, буркнула она. – Полно дурочку из себя корчить.
– Если кто-то что-то здесь и корчит, это лишь вы, Марион, – с непоколебимым спокойствием ответила ей Джессика. – Отвечайте мне. Если я спрашиваю, значит, в этом есть необходимость.
– Вам необходимо услышать – что? – яростно сверкнула глазами Марина. – Что я нынче ночью едва не сделалась жертвою насилия по вашей милости и по милости ваших сообщников? Что вы разыграли гнусную интригу, и когда я пошла ночью…
– Ага, стало быть, вы все-таки выходили, – удовлетворенно кивнула Джессика. – А ведь, помнится, я вам в самом начале нашего знакомства говорила о разных неприятных случайностях, которые обрушиваются на тех людей, кои не могут ночью спокойно улежать в своих постелях.
«Ты-то ведь тоже не улежала, однако едва ли это было так уж неприятно!» – с ненавистью подумала Марина, вспомнив, как выплясывала ночью Джессика и заставляла выплясывать Хьюго, однако за самый хвостик успела ухватить уже готовое сорваться словцо. Ее вдруг пронзила догадка: Джессика и не подозревает, что она видела ее с Хьюго! И, как ни велико было искушение бросить ей в лицо оскорбление, Марина все-таки удержалась и в самый последний момент успела вильнуть в сторону:
– Опять-таки по вашей милости!
– Ну, я же не виновата, что вы столь любопытны, Марион! – развела руками Джессика. – Любопытны и дурно воспитаны. Читать чужие дневники и письма у вас постепенно входит в привычку, а это не доводит до добра. Вы недостаточно умны, чтобы понять истинную подоплеку того, что выражено словами. Их глубинный, истинный смысл остается для вас скрыт, а потому вы принимаете за действительность свои нелепые измышления и совершаете множество ошибок.
– Ладно, совершаю, а вам-то что до этого? – грубо спросила Марина. – Ваша какая в том забота? С чего это вы взялись учить меня уму-разуму? Подумаешь, мать-настоятельница какая выискалась! Сама-то завралась до того, что небось и запуталась, с кем когда…
«С кем когда спать», – хотела сказать она, но снова заставила себя замолчать. Не время. Еще не время! Она обещала пока не открывать свои карты.
Но, договорив или не договорив, ей удалось наконец-то взбесить Джессику, и Марина испытала истинное удовольствие, увидав, какой яростью сверкнули светлые глаза, утратив обычную безмятежную прозрачность и резко потемнев. В гневе Джессика еще пуще похорошела. Впрочем, она тоже не дала себе воли, и голос ее звучал спокойно – только резкое движение, которым она сбросила с плеча каштановый локон, выдало ее состояние.