— У тебя все в порядке, да?
— Да! — воскликнула она в трубку, не веря, что невидимый Рекс ее услышит.
Но голос ответил с преувеличенной значительностью:
— Превосходная ночь, не правда ли?
— Изумительная!
Она повернула голову назад, чтобы посмотреть на него, но стремительный поток воздуха, казалось, сдул ее взгляд обратно. Она успела лишь мельком увидеть его лицо; оно было решительным, сосредоточенным и ликующим. Новый Рекс! Истинный Рекс!
Она изумленно подумала: «Это напоминает ситуацию, когда считают, что лебедь — самая красивая птица на свете, видя лишь медленно, тяжело и неуклюже бредущих по берегу лебедей, и вдруг сталкиваются с лебедем плывущим. Так и с Рексом. Я любила его и раньше. А сейчас в первый раз увидела его в своей стихии».
Она услышала в наушниках серебристый смех, и он спросил:
— Довольна, что я прилетел сюда за тобой?
В ответ на ее притворно-гневное восклицание: «Что же заставило тебя?!» — он засмеялся опять, и, хотя находился позади, невидимый, отделенный деревянным и кожаным барьером, ей показалось, будто этот мягкий глубокий голос проник в самое ее сердце, неожиданно связав их невидимыми нитями.
— Что? — О, эта кажущаяся невозмутимость, это английское умение владеть собой, так смущавшее французского графа. — Я так решил, ты знаешь. Спокойной ночи в самолете. — «Мотылек» все еще набирал высоту. — Ты ведь хотела полетать. Я случайно узнал это после твоего отъезда.
Она не спросила: «Что?» Она поняла. Она не спросила: «От кого?» Инстинкт шепнул: «Мальчик!» Но затем она забыла и о мальчике, и о себе, даже о Рексе.
Безумная музыка ветра становилась все громче. Легкий туман проносился мимо, как развевающаяся вуаль. Который, интересно, час? Джой потеряла представление о времени. Вскоре до ее слуха донеслось:
— У тебя руки не замерзли?
Она покачала головой.
Но он протягивал что-то над ее плечом. Пару больших меховых перчаток. Он держал их до тех пор, пока она не взяла. Джой натянула перчатки; они хранили тепло рук ее возлюбленного. На самом деле она забыла не только о том, что была без перчаток, но и о том, что у нее вообще есть руки.
Она забыла обо всем на свете, потому что все ее существо трепетало, как и семь часов или целую вечность назад, когда Рекс привлек ее к себе в танце в благоухающем тепле казино. А теперь в чистом и холодном, как лед, воздухе высоко над землей она подумала: «В жизни нет ничего, кроме любви и полета. Любовь и полет!»
Это было так, словно слушаешь сладостное пение. Голос достигает высшей ноты, он настолько прекрасен и радостен, что изумленному слушателю становится почти невыносимо из-за этой сладкой муки. Вот он, предел желаний! Лучшего быть не может. Но голос взлетает еще выше, разрывая пределы возможного и даруя восхищенному сердцу еще больше радости и трепетного восторга.
3
Ночь неуловимо менялась. Раннее утро окрашивало небо в цвета верхнего оперения голубя. Затем на востоке появилась бледно-желтая полоска. Луна сдвинулась вправо и оказалась позади. Но что это? Словно волны в лунном свете, впереди серебрится легкая небесно-голубая масса. Облака! Волнистые облака простирались повсюду, насколько охватывал взгляд!
— Видишь? — раздался голос в наушниках. — Я говорил, что мы сейчас на высоте восьми тысяч футов? Скоро пойдем на снижение. Тебе нравится полет?
— Рекс, Рекс! — только и смогла произнести восторженно Джой.
Она никогда не думала, что в небе можно чувствовать себя в полной безопасности, а воздух может быть таким надежным и прочным.
— Рекс!
— Слушаю.
— Похоже, мы парим, совсем как ястреб; или мы продвигаемся вперед?
Смех…
— Ну, не знаю, как ты назовешь это, но мы делаем намного больше семидесяти миль. Ты почувствуешь скорость, когда мы опустимся ниже. Я скажу тебе, когда выключу двигатель для посадки. К тому времени будет достаточно светло. Приблизительно через полчаса ты увидишь три сигнальных фонаря «молния». Смитсон обещал выставить их. Не беспокойся. Я здесь. Поспи, если хочешь…
Маленькая Джой с легким сердцем откинулась на спинку кресла. Конечно, все будет в порядке, раз он здесь!
4
Она не чувствовала, как самолет, накренясь, словно парус лодки от шквального ветра, пробивался сквозь серые облака.
Сквозь сон она слышала, как Рекс что-то говорил, но не смогла проснуться. Ей казалось, что потоки света медленно поднимаются, раскачиваются и летают вокруг нее, как чайки вокруг мачты корабля. Свет ускользал, исчезал. (Рекс кружил в поисках трех сигнальных огней.) Он заговорил с ней снова, включал и выключал свет, но она не реагировала.
Вдруг Джой ощутила, что ее тело стало легче; самолет резко терял высоту. Как непохоже это было на движение любой передвигающейся по земле машины!
— Сейчас, — сказал Рекс, и арфа зазвучала в другой тональности. Лицо Джой овеял легкий ветерок.
Спящая, сонная! Ее ресницы, казалось, прилипли к щекам. Она не была уверена, что видит рубиновые сигнальные огни наяву. Вдруг запахло терпкими травами Прованса, и Джой ощутила легкую вибрацию. Музыка арфы и стремительно набегавшая земля постепенно замерли…
— Вот мы и дома, — раздался голос Рекса не по телефону, а уже рядом с ней.
Не совсем проснувшаяся девушка скорее почувствовала, чем поняла, что самолет приземлился. Рекс поставил ногу на крыло, открыл дверцу кабины, снял шлем и помог Джой выйти. И она ощутила его надежную и сильную руку.
Он сказала
— Сейчас не время для бесед, верно? Поговорим обо всем завтра… А теперь горячего молока и спать.
5
И буквально через мгновение после этого, как показалось Джой, ее спина ощутила знакомую мягкость и уютность больших подушек мадам Жанны, она погрузилась в глубокий сон.
Глава двадцать шестая
БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Звезда лишь знает тайные пути,
Чтобы к источнику любви прийти,
Журчащему так далеко внизу у моря.
Абрахам Коули
1
Девять часов спустя, полдень! И вновь неистовые водопады солнца низвергались на залив, на полоску пляжа у «Монплезира». Все было ослепительно голубым и ослепительно золотым, как всегда. Берег пестрел всеми цветами радуги: палатки, столики под тентами, коричневые от загара тела, купальные костюмы.
Здесь были пляжные наряды на любой вкус: двухцветные, полосатые, разноцветные, с поясами, с глубокими вырезами — парижские тщательно продуманные модели, все виды платков, шапочек, туфель, чулок, подвязок, пестрых букетиков цветов, которые целиком поглощали внимание, не давая возможности заметить фундаментальные недостатки фигуры, и австрийский несокрушимый минимум, позволяющий продемонстрировать естественные достоинства, — все было здесь представлено. Ежедневно в одно и то же время приходили продавцы воздушных шаров, сигарет, русских сладостей. Все те же группы спортсменов делали все те же упражнения. Все так же оживляли пляжную жизнь маленькие дети, более здоровые, более очаровательные и более серьезные, чем взрослые. Те же самые компании молодых людей, куда более тщеславных, чем любые женщины, и стайки девушек, куда более шумных, чем любые парни. Все национальности, народности, расы.