— О чем ты?.. Ты? Нет, нет, старина. Не сейчас. Как бы то ни было, в «Мотыльке» только два места.
Смитсон спросил:
— Может, я полечу с вами, сэр? Траверс быстро покачал головой.
— Справлюсь один. Мне надо кое-кого привезти обратно, как вы понимаете.
— Но вы же не собираетесь лететь в таком виде, верно? — Смитсон бросил взгляд на парадные брюки и белую полотняную куртку. — Вот… — Он стащил с себя кожаное пальто на овечьей шерсти, шарф, накинул на плечи умудренного летчика, а затем поспешил к пропеллеру. — Перчатки и шлем в кабине, под сиденьем. Где-то там и карта. Ну, что ж, удачи, сэр. Надеюсь, вы найдете кого надо…
Ночь наполнилась нарастающим жужжащим шумом, потом ревом. Внезапно оживший светлокрылый призрак быстро побежал по земле. Позади среди разбросанных чехлов стояли юный пилот с еще более юным мальчиком, пока не ставшим пилотом. Застыв, они следили за самолетом. «Мотылек» незаметно оторвался от земли и покинул поле; он был уже в воздухе, он поднимался все выше и выше! Два молодых лица запрокинулись в ночное небо, наблюдая за полетом по сигнальным огням, постепенно уменьшавшимся, как тающие на заре звездочки.
Внезапно Персиваль Артур распростер руки, словно оперившийся птенец собрался взлететь в небо.
Но только Рекс уже взлетел по-настоящему и теперь парил в воздухе.
И руки мальчика беспомощно упали вдоль туловища.
И долго еще в темноте был слышен гул набирающего скорость самолета…
3
В то время как там, наверху, Траверс стремительно проносился сквозь ночь, двумя тысячами футов ниже мчался «Крайслер» Джеффри Форда.
Сорок, пятьдесят, пятьдесят пять миль пути оставалось позади по мере того, как ничего не подозревающий о преследовании Джеффри вел машину, увозя с собой чужую жену, все еще крепко спавшую рядом.
«Мог ли кто-нибудь, — думал раздраженный Форд, — представить себе молодую женщину, до такой степени неспособную оценить сложившуюся ситуацию? Романтика… А она спит, как младенец в коляске…»
Время от времени на протяжении этого стремительного движения через спящую страну. Джой смутно сознавала тот факт, что находилась в машине, неумолимо уносившей ее прочь от своего дома. В какой-то момент ей показалось, что рядом был Рекс, Рекс, поправляющий плед на ней. О, какой сладкий сон, слишком сладкий, слишком мучительно-сладкий сон, пробуждение от которого должно было произойти в раю… Джой не проснулась, а после проблеска блаженного сновидения погрузилась в еще более глубокий сон, забыв обо всем на свете…
Джеффри, примирившись со своим недовольством, вел машину, несясь вперед и вперед…
Через какое-то время он начал хмуриться, не столько от гнева, сколько от недоумения. Джеффри Форд (никогда не относившийся к тем водителям, кто даже не в экстремальных ситуациях изучает состояние и возможности своей машины, прежде чем пуститься в путешествие) не мог понять, чем вызвано скверное поведение его безукоризненного, надежного «Крайслера» с достаточно приличной мощностью — в четырнадцать лошадиных сил.
Постепенно, по мере того как ночь шла на убыль, машина стала замедлять ход. Не помогли ни хмурый взгляд хозяина, ни его эксперименты со многими приспособлениями, ни его борьба с ускорителем и приводом. Надо отдать должное французскому языку, который создал для подобных случаев превосходное, краткое и всеобъемлющее слово «авария». Немцы говорят «неудача». В английском языке, который, как считается, создал самые короткие, графически четкие, односложные слова, нет ни одного, отражающего неполадки с машиной, связанные либо с нарушением работы двигателя, либо с тонким платиновым припаянным диском на головке винта магнитного прерывателя контактов, который, возможно, уже использовал отпущенный ему срок жизни.
«Крайслер» продолжал снижать скорость; Джеффри продолжал бороться. Тщетно! Все медленнее и медленнее тащилась машина вдоль дороги и, в конце концов, под ворчание своего владельца и вовсе остановилась.
Вот тогда Джой внезапно проснулась. Чувствуя, как у нее затекли ноги и руки, замерзло лицо, она открыла глаза, моргнула и с горечью все вспомнила.
Рекс сказал ей, что она может уйти. Она уехала в Париж с Джеффри Фордом.
Машина остановилась. Неужели это Париж? Она стала вглядываться в пейзаж, смутный и расплывчатый, как предметы в воде на дне омута. Нет, это был не Париж. Похоже на центральную часть страны; все вокруг пустынно, холодно, тускло, неуютно; и машина стояла, и Джеффри, наклонившись вперед, возился то с одним, то с другим узлом.
— Джеффри?
— Слушаю тебя, — Он повернулся к ней. При свете огней машины его мальчишеское лицо казалось беспомощным и озабоченным.
— Где мы, Джеффри?
— Один Бог знает где! Джой, я должен сказать, все крайне неудачно. Я ужасно расстроен, что-то случилось. Бензина полно, не в этом дело; все вроде осмотрел. Что-то вышло из строя в этой проклятой машине.
— О Джеффри, но что?
— Боюсь, это то, в чем я бессилен, она меня победила.
4
Водителей можно разделить на две категории — прирожденных асов и тех, кому надо долго и прилежно обучаться этому искусству.
Ко вторым можно отнести и мистера Джеффри Форда, чье знание автомобиля ограничивалось его тонким вкусом в отношении обивки и окраски кузова; чье умение чувствовать дорогу оставалось элементарным, в то время как его литературное чутье все больше и больше совершенствовалось, и для которого машина никогда не станет той сложной индивидуальностью, напоминающей женщину, полную темперамента, ответного чувства, всяких капризов, симпатий, состраданий и побед. Для прирожденного шофера любовь к машине превосходит по силе любовь к женщине.
Для Джеффри это было просто удобное механическое чудовище, служившее для быстрого передвижения с места на место. Все было замечательно, пока мотор хорошо работал. Но если он начинал барахлить, преуспевающий романист сразу становился зависимым от самого последнего работника гаража, от любой придорожной бензоколонки. Что с ним и произошло сейчас. Но в этом месте Прованса, которое избрал «Крайслер», дабы причинить неприятности своему хозяину, не было ни гаража, ни колонки, ни механика. Здесь не было ничего, кроме линии электропередач и холма, покрытого виноградными лозами, справа да огромной равнины с кукурузным полем слева, в шахматном порядке расчерченным квадратами на черные участки пашни и светлые жнивья. Спереди и сзади тянулась длинная автострада, на которой теперь неподвижно стоял, как столб, роскошный, хорошо оборудованный «Крайслер». Его аккуратные маленькие часы (единственный элемент в нем, который еще работал) показывали, что они ехали около трех с половиной часов. Среди огромного запаса цитат романист выбрал одну из Хайяма: