запропаститься.
Монссон считал, что ответ на этот вопрос предельно прост и даже Баклунд мог бы догадаться. Поэтому и сказал с мягкой иронией:
– Позвони, если у тебя появится какая-нибудь теория на этот счет.
Следов ног тоже не могли обнаружить. Вполне естественно, поскольку по ресторану прошло множество людей, да и просто нельзя найти что-нибудь сто`ящее на полу, который сплошь затянут ковром. Прежде чем спрыгнуть с окна на тротуар, преступник шагнул в цветочный ящик, что нанесло большой ущерб цветам, но ничего не дало криминалистам.
– Ну и званый ужин, – заметил Скакке.
– А что такое?
– Он скорее похож на деловое заседание, чем на дружескую встречу.
– Может быть, и так, – сказал Монссон. – У тебя есть список сидевших за столом?
– Конечно.
Виктор Пальмгрен, директор, Мальмё, 56 лет.
Шарлотта Пальмгрен, его жена, Мальмё, 32 года.
Хампус Бруберг, начальник отдела, Стокгольм, 43 года.
Хелена Ханссон, секретарь, 26 лет.
Уле Хофф-Енсен, начальник отдела, Копенгаген, 48 лет.
Бирте Хофф-Енсен, его жена, Копенгаген, 43 года.
Матс Линдер, помощник директора, Мальмё, 30 лет.
– И, понятное дело, все работают в концерне Пальмгрена, – вздохнул Монссон и подумал, что теперь все эти люди разъехались кто куда. Енсены на следующий вечер вернулись в Копенгаген. Хампус Бруберг и Хелена Ханссон утром улетели в Стокгольм, а Шарлотта Пальмгрен пребывала у смертного одра своего мужа. В Мальмё остался только Матс Линдер. Да и в этом уверенности тоже не было: ближайший помощник Пальмгрена все время разъезжал.
Казалось, что кульминацией всех неприятностей в этот день было сообщение о смерти Пальмгрена, которое они получили без четверти восемь и которое превратило покушение в убийство.
Но худшее было еще впереди.
В половине одиннадцатого они сидели и пили кофе, осунувшиеся и измученные бессонной ночью. Зазвонил телефон, и Монссон снял трубку.
– Инспектор Монссон слушает. – И сразу: – Понимаю. – Он повторил это слово еще три раза, попрощался и повесил трубку. Посмотрел на Скакке и сказал: – Этот случай больше не наш. Сюда присылают человека из государственной комиссии по расследованию убийств.
– Кольберга? – настороженно спросил Скакке.
– Нет. Самого Бека. Он прилетит завтра утром.
– Так что теперь делать?
– Спать, – сказал Монссон и встал.
VI
Когда стокгольмский самолет приземлился в Бультофте, Мартин Бек чувствовал себя неважно. Он и в хорошее-то время терпеть не мог самолеты, а на этот раз после выпитого за ужином полет показался ему вообще отвратительным.
Жаркий, недвижный воздух после относительной прохлады салона показался ему обжигающим. Уже спускаясь по трапу, Мартин Бек вспотел, он пошел к зданию аэропорта, чувствуя, как ноги вязнут в размякшем от зноя асфальте.
В такси было жарко, как в печке, несмотря на опущенные стекла, и накалившаяся спинка заднего сиденья буквально жгла его плечи сквозь рубашку. Он знал, что Монссон ждет его в отделении, но решил сначала заехать в гостиницу, чтобы принять душ и переодеться. На этот раз он заказал номер не в «Санкт-Йоргене», как обычно, а в «Савое».
В номере было прохладно. Окна выходили на север, и были видны канал, здание центрального вокзала и порт, а чуть дальше – пролив; белый катер на подводных крыльях таял в голубоватой дымке где-то по дороге к Копенгагену.
Мартин Бек разделся и пошлепал по комнате, разбирая свои вещи. Потом пошел в ванную и долго стоял под холодным душем.
Он надел чистое белье и свежую рубашку и, когда был готов, увидел, что часы на здании вокзала показывали ровно двенадцать. В полицию он поехал на такси и, добравшись туда, пошел прямо в кабинет Монссона.
Окна в кабинете были открыты настежь. Во дворе в это время дня стояла тень. Монссон сидел в одной рубашке и пил пиво, перелистывая лежавшие перед ним бумаги.
Они поздоровались. Мартин Бек снял пиджак и, опустившись в кресло, закурил свою «Флориду»; Монссон протянул ему пачку бумаг.
– Взгляни для начала на этот рапорт. Чертовщина тут начинается с первых шагов.
Бек внимательно читал рапорты, временами задавал вопросы Монссону для уточнения деталей. Монссон изложил ему и слегка исправленную Рённом версию поведения Кванта и Кристианссона на Каролинской дороге. Гунвальд Ларссон отказался от дальнейшего участия в нынешнем деле.
Мартин Бек, прочитав рапорты, отложил их в сторону.
– Прежде всего нам нужно как следует допросить свидетелей. Все это мало что дает. А что, кстати говоря, означает вот эта писанина? – поинтересовался он, полистав бумаги, а затем, отыскав то, что ему было нужно, прочитал: – «Отклонения имеющихся в наличии часов в показании точного момента преступления…» Что это такое?
– Это Баклунд, – пожал плечами Монссон. – Ты, наверное, имел с ним дело?
– Ах, он. Тогда понятно, – ответил Бек.
Он имел дело с Баклундом. Однажды, несколько лет назад. Этого было достаточно.
Во двор въехала машина и остановилась под окнами. Захлопали дверцы, застучали торопливые шаги, потом громко заговорили по-немецки. Монссон неторопливо поднялся и выглянул в окно.
– Как видно, сделали облаву на Густав-Адольфсторг, – сообщил он, – или у причалов в порту; мы усилили там охрану, но попадается большей частью молодежь с какой-то мелочью, покупает гашиш для себя. Крупные партии наркотиков и серьезную контрабанду редко