– Выяснил, – сообщил Рённ, вернувшись минут через десять. – Автомашина номер три из полицейского участка в Сольне. Экипаж – Карл Кристианссон и Курт Квант.
Гунвальд Ларссон вздрогнул:
– Что? Я так и знал. Эти два идиота просто преследуют меня. Вдобавок оба они из Сконе[61]. Скажи, чтоб их немедленно доставили сюда. С этим надо разобраться.
Кристианссону и Кванту было что объяснять. Запутанная история. Кроме того, они до смерти боялись Гунвальда Ларссона и сумели оттянуть визит на Кунгсхольмсгатан почти на два часа. Это было ошибкой, ибо Ларссон тем временем успел провести, и весьма успешно, собственное дознание.
Во всяком случае, они наконец стояли в его кабинете, оба в аккуратных мундирах, держа фуражки в руках. Широкоплечие, светловолосые, по метр восемьдесят шесть каждый, они оцепенело смотрели на Гунвальда Ларссона блекло-голубыми глазами. Про себя они дивились тому, что именно Ларссон – исключение из неписаного, но действующего правила, по которому полицейский не критикует действия коллеги и не свидетельствует против него.
– Здравствуйте, – любезно произнес Гунвальд Ларссон. – Очень хорошо, что вы сумели прийти.
– Здравствуйте, – нерешительно ответил Кристианссон.
– Привет! – нахально отозвался Квант.
– Это вы, кажется, должны были проверить пассажиров автобуса у аэровокзала, так? – вздохнул Гунвальд Ларссон, глядя на него.
– Да, – сказал Кристианссон. И задумался. А потом добавил: – Но мы опоздали.
– Не успели, – поправил его Квант.
– Я в курсе, – сказал Гунвальд Ларссон. – Я знаю и то, что ваша машина стояла на Каролинской дороге, когда вы получили приказ. Оттуда до аэровокзала две, максимум три минуты езды. Какая у вас машина?
– «Плимут», – поежился Кристианссон.
– Карась проходит два километра в час, – заметил Гунвальд Ларссон. – Это самая медлительная рыба в мире. Тем не менее он преодолел бы это расстояние быстрее вас. – Он сделал паузу, а затем взревел: – Почему, черт вас побери, вы опоздали?
– Нам пришлось разбираться с одним делом, – еле выговорил Квант.
– Карась, наверное, и то сумел бы придумать что-нибудь получше, – уже спокойно произнес Ларссон. – Ну так что там у вас вышло?
– Нас… нас обругали, – прошептал Кристианссон.
– Оскорбление при исполнении служебных обязанностей, – категорически заявил Квант.
– И как это случилось?
– Велосипедист, проезжавший мимо, крикнул нам ругательные слова, – по-прежнему не сдавался Квант, в то время как Кристианссон стоял молча и казался все более испуганным.
– И это помешало вам выполнить только что полученное задание?
– Сам начальник управления полиции в официальном выступлении сказал, что за любое оскорбление служащего, особенно служащего в форменной одежде, следует привлекать к ответственности. Полицейский – это не какой-нибудь там шут гороховый.
– Разве? – удивился Гунвальд Ларссон. Оба патрульных непонимающе уставились на него. Он пожал плечами и продолжил: – Разумеется, деятель, которого вы упомянули, весьма известен своими выступлениями, но я сомневаюсь, что даже он мог спороть такую глупость. Ну так как же вас обругали?
– Полиция, полиция, картофельное рыло, – ответил Квант.
– И вы считаете это оскорблением?
– Безусловно, – сказал Квант.
Гунвальд Ларссон взглядом инквизитора посмотрел на Кристианссона, и тот, переступив с ноги на ногу, пробормотал:
– Ну да, и я так думаю.
– Да, – заявил Квант, – даже если о Сив кто-нибудь…
– Кто это Сив? Тоже автобус?
– Моя жена, – сказал Квант.
Гунвальд Ларссон растопырил пальцы и опустил свои громадные кисти рук на крышку стола.
– Значит, дело было так. Ваша машина стояла на Каролинской дороге. Вы только что получили задание. В это время мимо проехал велосипедист и крикнул вам: «Полиция, полиция, картофельное рыло!» Вам пришлось разбираться с ним, и поэтому вы упустили автобус.
– Именно так, – подтвердил Квант.
– Да, – вздохнул Кристианссон.
Ларссон долго смотрел на них, потом тихо спросил:
– А это правда?
Оба патрульных молчали. Квант начал что-то подозревать, и вид у него был настороженный. Кристианссон одной рукой нервно теребил кобуру пистолета, другой вытирал фуражкой пот со лба.
Гунвальд Ларссон выжидал, и глубокая тишина медленно вкралась в комнату. Потом он вдруг сжал кулаки и грохнул ими по столу так, что все задрожало.
– Ложь! – загремел он. – Каждое слово ложь, и вы это прекрасно знаете. Вы остановились у киоска с сосисками. Один из вас стоял возле машины и ел сосиску. Мимо вас – это верно – проехал велосипедист, и кто-то вам что-то крикнул. Но крикнул не велосипедист, а его сынишка, который сидел сзади на багажнике. И крикнул он не «полиция, полиция, картофельное рыло», а «полиция, полиция, картофельное пюре», поскольку ему всего три года и он еще не научился говорить как следует.
Гунвальд Ларссон оборвал свою речь. У Кристианссона и Кванта лица стали багровыми. Наконец Кристианссон пробормотал:
– И откуда вы все это знаете?
Ларссон переводил уничтожающий взгляд с одного на другого.
– Ну так кто из вас жрал сосиски?
– Не я, – отозвался Кристианссон.
– Скотина трусливая, – сквозь зубы прошипел Квант.
– А теперь я скажу, откуда я это знаю, – сухо сказал Ларссон. – Велосипедист был возмущен тем, что два хама в полицейской форме целых четверть часа орали на него за то, что трехлетний несмышленыш что-то там сказал. Он позвонил и пожаловался, и правильно сделал. Тем более что у