было что-то радостное.
– Ну вот, никаких духов. – Глориан подняла на него взгляд. – Вулф, я хочу извиниться за то, как говорила с тобой в тот вечер.
– Вы показались мне взволнованной. Все ли у вас хорошо?
Ей хотелось рассказать ему все как есть. Искушение открыть свое сердце – со всеми страхами и обидами, целиком, – было почти непреодолимым.
– Да. Погуляем по лесу? – предложила она. – Зимой Королевский лес так красив.
Они брели по глубокому снегу мимо дубов и сосен. Охрана держалась на расстоянии.
– Как я понял, вас не будет на венчании, – сказал Вулф.
– Во время отлучки королевы наследница должна оставаться в Инисе. Это и к лучшему, – с поддельной убежденностью проговорила Глориан. – Видишь ли, брак с благородным Магнаустом предстоял мне, пока меня не заменила принцесса Идрега.
– Неужели?
– Да. – Заметив, как он хмурится, Глориан спросила: – Разве так странно представить меня супругой?
– Нет, совсем не то. Просто я не знал, что в королевских семьях так рано вступают в брак.
– Обычно нет. Моей бабушке было за тридцать. Так бывает только в трудные времена, когда особенно важно иметь наследницу.
– А… – Вулф взглянул на нее. – Можно ли в шестнадцать лет понять, любишь ли человека?
– Любовь здесь вовсе ни при чем.
– Ваши родители любят друг друга. Король Бардольт только и говорит о королеве Сабран.
– Это правда. Им посчастливилось.
Они остановились, потому что из-за деревьев показался человек. Глориан напряглась всем телом, сердце забилось молотом. Вулф потянулся за топором, тут же отодвинув ее за спину.
– Все в порядке, – сказала, расслабившись, Глориан. – Это благородный Робарт.
Советник направился к ним. На его голове и плечах коркой лежал снег.
– Дама Глориан. – Он, багровый с холода, поклонился ей. – И мастер Гленн, полагаю?
В его речи слышался тот же призвук, что у Вулфа, хотя исходил он не столько с языка, сколько из горла.
– Доброе утро, герцог Робарт, – ответила Глориан. Вулф уже отпустил ее. – Надеюсь, вам выдался приятный день.
Она нечасто говорила с членами Совета с глазу на глаз, но Робарт всегда бывал с ней добр.
– Весьма. Извиняюсь, что напугал вас. Я люблю погулять немного среди деревьев. Мысли проясняются. – Он мимолетно улыбнулся. – Простите, но я как раз возвращался к собранию Совета Добродетелей. Я вас не задержу.
Он пошел дальше.
– Ты, значит, уже встречался с Робартом? – спросила у Вулфа Глориан. – Он тебя узнал.
– Да, мой отец – его вассал. – На лице Вулфа обозначилась тревога. – Это за сегодня уже второе собрание Совета.
– Думаю, причина известна нам обоим. – Глориан кинула взгляд вслед герцогу. – Вулф, я не могу не спросить. В Хроте болезнь?
Он окаменел.
– Мой отец приказал тебе молчать, – догадалась принцесса.
– Не просите меня нарушить клятву, Глориан.
– Никогда не попрошу.
Они еще немного прошли в молчании, которое Глориан заполнила игрой воображения. Если отец взял с дружинников обет молчания, значит такой болезни Хрот еще не видел. Она взглянула на озабоченного Вулфа.
– Хелисента рассказала мне твою историю. Про Дебри.
У него на щеке дернулся мускул.
– Я от тебя не видела ничего, кроме доброты и любезности, Вулф. Ты должен знать – я тебя не боюсь. Когда я стану королевой, никто не будет на тебя коситься.
Ей в глаза взглянули его – темные и настороженные.
– Вас не пугают языческие обычаи, принцесса?
– Какое мне дело до язычников? – вопросом ответила она. – Я вижу знак твоего покровителя. Я вижу великодушного человека. Хорошего человека.
Тень сошла с его лица.
– Вы добры. Глориан, простите, пришло время заступать на стражу при вашем отце. – Он остановился и повернулся к ней лицом. – Мы едва ли снова встретимся до моего отплытия в Ваттенгард.
– Да. – Она заставила себя улыбнуться. – Повеселись на свадьбе, Вулф. Попутного тебе ветра.
– Ваше высочество!
Он прижал кулак к груди и пошел прочь, собирая снег утяжеленными полами плаща. Глориан двинулась вдоль тропинки. Нетронутые глубокие сугробы хрустели под ее сапожками.
Он уходил. Случай облегчить душу утекал талой водой между пальцами.
Глориан шла, пока не заныли ноги, – дошла до старого пограничного дуба на западной опушке, где снег был усыпан жухлой листвой. Она высмотрела дубовый орешек – лист, должно быть, опал позже других. Из любопытства Глориан вскрыла его костяной булавкой в надежде найти внутри шмеля.
Внутри, свернувшись, лежал огненно-красный червяк.
Он обвился вокруг мертвой белой личинки – первой обитательницы орешка. На глазах у обомлевшей Глориан червяк развернулся и переполз с трупика ей на кулак. К горлу подступила тошнота – как уже было однажды. Она резко дунула. Тварь подползала – голодная, слепая…
Она ударилась оземь коленями, потом ладонями. Услышала топот стражников, вскрикнула и замертво упала в снег.
39
Восток
До Разбитой долины добирались почти целый день. Фуртия летела за королем Падаром, а тот – на одном из пары драконов со сверкающей полированным железом чешуей. Он держал в руках посох из чистой драконовой кости, притягивавший клочки тумана, – знак принадлежности к дому Козол.
Какое-то время они летели вдоль побережья; и только когда показался восточный конец полуострова, место его схождения с империей Двенадцати Озер, трое драконов, одевшись в облако, повернули вглубь суши.
– Разве вы не радуетесь, что отправились с нами, госпожа Никея? – перекрикивала ветер Думаи.
Никея, прежде чем ответить, долго кашляла. Нос у нее был красным, хотя кровь уже остановилась.
– Я в восторге, принцесса, – слабо усмехнулась она, вздрагивая под медвежьей шкурой. – Полет так бодрит.
Думаи удержалась от новой шпильки. Слишком уж жалко Никея выглядела.
В облаке не было видно даже собственных рук, не то что королевство внизу. Только взмыв над сосновым бором, драконы стряхнули туман с себя и своих промокших, продрогших всадников. Думаи зажмурилась от бронзового блеска закатного солнца.
«Я чую пробуждающийся огонь».
Думаи наклонилась, чтобы коснуться чешуи, и Канифе пришлось крепче ухватить веревку связки.
«Я ничего не чувствую, великая».
«Ты не дракон, дитя земли».
«Зато я кое-что вижу, – мысленно ответила Думаи; мокрые пряди хлестали ее по лицу. – Должно быть, это место мы и искали».
Гора Елталай по плечи куталась в тучу, от ее склонов разбегались холмы и горы помельче. Драконы приземлились, не входя в облако. Пока они басовитым рокотом переговаривались между собой, Думаи соскользнула с седла и тут же зажала нос рукавом. Ужасно воняло тухлятиной – тот самый смрад, который впитался в ее одежду от валунов на Сейки и не выветривался много часов.
– Здесь, – вслух прошипела Фуртия.
– Здесь, – в один голос подтвердили сепульские драконы.
Король Падар слезал с седла осторожно, закрепив костяной посох в особой петле на поясе. Он сменил корону на позолоченный шлем с гербом дома Козол. Скорбно осмотрев свой испорченный влагой плащ, он провел спутников к высоким каменным воротным столбам. Выбитая на них надпись на сепули и лакустринском призывала беречься смерти и яда. Отсюда, снизу, им была видна лишь самая верхушка горы в рваном снежном капюшоне.
– Здесь должна стоять стража. – Взгляд короля метался, рука потянулась к кинжалу. – Остерегайтесь, принцесса Думаи. В этом месте попадаются лужи,