— Не то тебя гнетет, друже, — раздумчиво молвил он. — То тебе покоя не дает, что истосковался ты без дела. Правду скажу: и мне тут — как в клетке золотой.
— Верно говоришь, — добавил Мечислав, — Родная земля лучше. В этой красоте почему-то лишь она и вспоминается…
— Дома сейчас зима, — мечтательно улыбнулся Буян. — Месяц лютень[39] вот-вот начнется…
Услышав его слова, Властимир с усилием поднял голову. Лицо слепого князя было сурово и холодно. Он провел руками по повязке на глазах.
— Лютень начинается… — тихо вздохнул он. — Волки на дорогу выходят…
Его всего передернуло, и он отвернулся, горбя плечи.
— Не томись! — окликнул его Буян страстно. — Я и сам в думах держу, как они по твоей Резани бродят безнаказанно, что поделывают. Но будь уверен— мы еще вернемся и— прижмем им хвосты! Не будь я Буян!
Он откинулся на витую раму, прикрыл глаза и тихо затянул, будто только для себя:
Край далекий, берег неласковый, что зовет дорог да сплетением. Кто подскажет, что ждет в дороге нас, что еще свершить нам судьба велит. Как три ворона да три витязя, да три странника в путь отправились. Бесконечен путь да загадочлив — чем встревожит он, чем порадует? Им земля лежит ровной скатертью, им змеей дороженька ластится, звезды блещут в небе игриво, море гладь-волну гонит по ветру…
Скрипнула дверь, и песня прервалась. Буян бросил взгляд — тихо вошел Синдбад, и вдруг, пригнувшись, как зверь, он начал тихо подкрадываться к наружной двери, на ходу вынимая кинжал.
Остальные, еще раньше Буяна заметившие Синдбада, тоже затаили дыхание, недоумевая, в чем дело. Мореход подскочил к двери и распахнул ее с силой.
Послышался короткий вскрик.
— Держи его! — закричал Синдбад, бросаясь вон. Гаральд сорвался с места и кинулся на помощь. Снаружи послышался короткий шум борьбы, чей-то возмущенный голос собирался позвать на помощь, но оборвался под жесткой ладонью. Мечислав и Буян повскакали с мест. Рыцарь и мореход уже затаскивали в комнату отчаянно сопротивлявшегося слугу. Руки его были связаны поясом Синдбада, Гаральд придерживал его локтем за шею и сжимал ее так, что у бедняги глаза вылезли на лоб.
— Доносчик! — гордо объявил Синдбад, притворяя двери. — Я, подходя, услышал за дверью его дыхание. Эх, не умеешь шпионить — не берись!
Он замахнулся на пленника. Гаральд сжал его чуть сильнее, и тот захрипел, задыхаясь. Буян бросился к рыцарю:
— А ну отпусти его горло! Нечего казнить его раньше времени — сперва допросить надобно, кто он и что здесь делал… Может, он просто мимо проходил!
Пленник скосил на него глаза, но его поимщики были настроены более решительно.
— Мы здесь почетные гости, — возмущался Синдбад, — пусть его хозяин примерно накажет негодяя, осмелившегося следить за нами. Я немедленно иду к Кощею, а ты, — обернулся он к пленнику, — проводишь меня к нему, если хочешь облегчить свою участь!
Речи морехода возымели неожиданное действие — при одном упоминании о Кощее пленник рванулся прочь со страшной силой. Гаральд крепче сдавил его горло локтем, и только благодаря хватке рыцаря раба удалось удержать на месте. Задыхаясь, он дрожал всем телом, но в глазах его вместе со страхом горела ненависть.
— Погодьте казнить его, — вдруг молвил Буян каким-то чужим голосом — низким и напевным. — Знакомое в нем есть что-то…
Он приблизился вплотную к пленнику и двумя пальцами осторожно развернул его лицо к себе. Раб смотрел в глаза гусляру с ужасом и бессильной злобой. Губы его шевелились — он пытался что-то сказать, но ему не хватало воздуха.
— А ну-ка поведай нам, мил-человек, — продолжал гусляр тем же завораживающим голосом, — кто ты и откудова… Вроде как лицо мне твое знакомое. Мы случайно раньше не виделись в дальних землях, в краях неведомых?
Пленник дрожал всем телом, словно его мучила лихорадка-трясовица, но глаз не отводил. Ненависть сменилась ужасом, и остальные почуяли неладное. Только Мечислав и оставшийся в стороне от событий Властимир ничего не заметили.
Лоб раба покрылся капельками пота, на ресницах выступили слезы, но он не мог ни закрыть глаз, ни отвести взгляд от лица Буяна. Наконец силы покинули его, он обмяк в руках рыцаря.
— Это чары, — уверенно молвил Буян. — Он заколдован кем-то… Дай ему дышать, Гаральд, — я попробую его освободить…
— Колдовство? — недоверчиво переспросил рыцарь. — Откуда?
— Он прав, — вступился Мечислав, — я сам это чувствую, да сделать ничего не могу — не знаю как…
— Воды, — приказал гусляр, — Простой воды, и быстро… А ты, Гаральд, все же придерживай его — среди варягов попадаются одержимые, их еще берсерками именуют… Так они боли не чувствуют — насмерть бьются и часто один против десяти без оружия выходят. Они сами себя до бешенства доводят, мухоморы едят перед битвой, а его для сего случая и заколдовать в берсерка могли. Тогда нам с ним не совладать!
Пока он говорил, Синдбад выскочил в соседнюю комнату и вскоре вернулся с полным кувшином воды.
Гаральд ожидал, что славянский колдун начнет шептать на воду или смешает ее с кровью, но гусляр наполнил водою кубок и поднес его к стиснутым зубам пленника:
— Пей!
Сверкнув ненавидящим взглядом, раб осушил кубок. На последних глотках он успокоился и без сопротивления выпил второй, а за ним и третий предложенный гусляром кубок. Неожиданно глаза его закатились, он обмяк, склонив голову на плечо так и не отпустившего его рыцаря.
— Захлебнулся, — удивленно протянул тот.
— Отпусти его. — Гусляр наполнил кубок в четвертый раз. — Теперь он нам не опасен, будь он трижды берсерк. — И вылил кубок на голову пленника.
От воды тот пришел в себя, огляделся и, увидев вокруг все те же лица, рухнул на колени.
— Смилуйтесь! — воскликнул он, — Не говорите ничего Кощею! Если он узнает, что вы меня выследили, меня ожидает смерть!..
Синдбад в сердцах пнул его ногой:
— А, так ты все-таки следил за нами?
— Так приказал хозяин, — торопливо откликнулся раб. — Я принадлежу ему — он может убить меня в любой момент. Я следил по его приказу — это для меня был единственный шанс остаться в живых…
— Но почему?
— Я служил в его охране, но не справился с заданием. Он мог меня убить за это, но предложил искупить вину новой службой. Он послал меня следить за вами и обо всем докладывать ему. Я слушал, слушал, пока не услышал эту песню… Тут я забыл обо всем…
Он понурился, роняя голову на руки.
— Что верно, то верно, — отозвался Властимир, — голос у нашего Буяна знатный — любой заслушается.
Гусляр присел подле раба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});