Гости переглянулись.
– Пожалуй, она права… – протянула мадам Бриль.
Мари кивнула, смахнула челку со лба.
– Ну, не знаю… – протянул сыщик и покачал головой.
– Записка – это поступок убийцы, которого что-то испугало! – упрямо продолжила Мари. – Убийцы, который понял, что я приближаюсь к разгадке. После того как записка не остановила меня, преступник решил действовать решительнее – и скинул на меня из окна тяжелую антенну. Мне повезло, что она пролетела мимо, – Голос Мари стал серьезным. – Но я уверена, что преступник не остановился бы на этом, и очередное убийство последовало бы незамедлительно, если бы я сейчас не вывела его на чистую воду. Да-да, эту записку написали не вы, Алексей и Елена, – продолжила она. – Вы не знаете монтафонского диалекта. Искать преступника нам нужно среди тех, кто этим говором владеет…
В камине треснул уголек, огонь разгорелся ярче, по стене заметались резкие тени.
Мари чуть склонила вперед голову, и отблески пламени отразились в ее глазах. Она помедлила, будто кошка, готовящаяся к прыжку, и вдруг развернулась всем телом к управляющему.
Йозеф побледнел и попятился назад.
– Что вы, Мари! – Он замахал на нее руками. – Я не писал вам этой записки! Мне незачем вам угрожать!
Мари улыбнулась.
– О, Йозеф, пока я вас ни в чем не обвиняю. Вы действительно не писали последней записки, хоть вам и знаком местный диалект… – Улыбка ее стала шире, в глазах заплескались задорные искорки. – Но ваша история очень интересная, господин привидение…
На мгновение повисла полная тишина, потом в зале раздались возгласы удивления.
– Йозеф? Йозеф – привидение? – закричал Женька, вскакивая на ноги.
– Мари, не разочаровывайте меня! – сердито воскликнула мадам Бриль. – Вы что, подозреваете в чем-то этого милейшего человека? С такими-то бровями? Да у вас сердца нет!
Мари заложила руки за спину, прошлась по зале.
– Сейчас я расскажу вам одну историю. Историю немного смешную – и немного грустную… – Она замолчала, задумчиво посмотрела в окно. – «Далеко, далеко за сосновым бором есть маленький сад… Там густа и высока трава, там большие, белые звезды болиголова, и всю ночь поет соловей, а сверху глядит холодная хрустальная луна, и тисовое дерево простирает свои исполинские руки над спящими…», – тихим голосом проговорила она. – «Не знать ни вчера, ни завтра. Забыть время, простить жизнь, познать покой…». Помните, откуда это?
– Из «Кентервильского привидения», – уверенно сказал Женька. – Оскар Уайльд.
– Да-да, – Мари снова повернулась к управляющему и посмотрела ему прямо в глаза. – Познать покой – вот и все, что вы хотели, Йозеф. Забыть время, простить жизнь. Вернуться домой.
Управляющий стоял посреди залы и теребил ворот жилетки, не зная, куда деть руки. Лоб его покрыли капельки пота.
– «Приют одинокого странника» – вот как назывался этот дом раньше. Это дом ваших предков. Вовсе не герра Зиггера, нет. Это ваше родовое гнездо, Йозеф!
– Не несите чушь, Мари! – возмутился хозяин. – У меня все документы на эту гостиницу! Это моя собственность.
Управляющий молчал, грустно сложив домиком кустистые брови.
Мари подошла к нему ближе, достала из сумки старый фотоальбом. Поискала нужную страницу, погладила пальцем черно-белый снимок.
– Этот маленький мальчик на фотографии – вы, Йозеф. А мужчина с соболиными бровями, которого вы держите за руку, – ваш отец, верно? Сходство поразительное!
Управляющий растерянно затоптался на месте, вытянул в сторону шею, посмотрел куда-то влево, потом вправо, будто ища пути отступления. Потом махнул рукой и втянул голову в плечи. Бакенбарды его поникли.
– Я позволила себе собрать кое-какие сведения, поинтересоваться вашей биографией… Разрешите мне рассказать вашу историю!
Йозеф облизнул пересохшие губы, покорно кивнул.
Мари снова посмотрела ему в глаза и тихим голосом начала рассказывать.
– Итак, давным-давно «Приютом одинокого странника» владела уважаемая семья – ваши предки. Австрийцы с еврейскими корнями, верно? Гостиница процветала! Лыжи зимой, благодатные альпийские луга летом, чистый горный воздух, прекрасная еда, великолепный сервис… Но все же, это было страшное время, – Мари покачала головой. – Начался холокост… Вашего прадеда и прабабку убили. А вот родителям вашим удалось спастись. В конце тридцатых годов они бежали в Польшу, а в пятидесятые годы, после войны, снова вернулись в Австрию. Они получили репатриацию, но гостиницу им, увы, не вернули. А этот дом очень много значил для вашей семьи! Здесь все дышало прошлым ваших родителей, здесь прошла их молодость, сюда стремились их души. Они заняли крупную сумму денег и сумели выкупить дом. Родились вы. Детство ваше прошло здесь, Йозеф. – Она обвела руками залу. – Вы жили в атмосфере любви и праздника, вы сохранили самые светлые воспоминания и о родителях, и о доме – вашем родовом гнезде. Но, увы, счастье длилось недолго, – Мари посуровела. – Время после войны было очень трудным, а выплаты по займу – слишком высокими. Родители не осилили такой ноши, и дом пришлось продать…
Вы, Йозеф, долго скитались по миру, но сердце тянуло вас обратно. Этот дом был символом всего самого светлого, что у вас было. Местом, где оживали ваши детские воспоминания, когда родители были живы. Здесь обитают тени ваших предков, здесь хранятся их вещи и фотографии…
Тем временем дом купил герр Зиггер, теперешний хозяин.
И вы, недолго думая, устроились сюда управляющим.
Вы наняли помощников, нашли хорошего повара. Дом зажил новой жизнью! – Мари подошла к тщательно отполированным перилам, потрогала их пальцем. – Ваша рука, которая любовно приводила в порядок потрескавшиеся полы и полинявшие ковры, старую мебель и стены этого дома – рука не наемного работника, а настоящего хозяина!
Йозеф слушал Мари, опустив голову. Он ерзал на узком стуле, слишком маленьком для его нескромных габаритов, и делал вид, что в мире нет ничего более интересного, чем маленькое пятнышко на поверхности стола.
Мари продолжила:
– Я давно начала догадываться о том, что вы не совсем тот, за кого себя выдаете. Помните, Йозеф, в тот день, когда я расспрашивала вас о доме, вы упомянули, что слышали кое-что от нянечки? Потом вы, конечно, исправились, сказали, что ошиблись и говорите о старых слугах, а вовсе не о няне. Но нянечка действительно была, верно? Человек может ошибиться, перепутав личности людей, которые действительно существуют, но не выдумать случайно новую! Сначала я подумала, что в доме прячут ребенка, и какая-то женщина, няня, за ним присматривает. Но я ошиблась! Ведь вы говорили о вашей собственной старой нянечке. Это она рассказывала вам истории о доме, когда вы были совсем маленьким, верно?
Йозеф распустил ворот рубашки, шумно вздохнул.
– Вскоре после этого происшествия, во время игры в карты, вы впали в сентиментальное состояние духа и снова выдали себя: сказали, что веселая компания напоминает вам старые добрые времена, когда в отеле не было отбоя от гостей! Ни один день здесь не проходил без бриджа, танцев или карт, сказали вы тогда… Но ведь вы совсем недавно работаете в «Гримуаре»! Вы не должны знать, как дом выглядел раньше!
А после, в приливе праведного гнева, вы просили сыщика навести порядок «в вашем доме», найти убийцу. Это не простая оговорка, ведь так? Вы действительно считаете «Гримуар» вашим! – Мари кивнула и снова посмотрела на фотоснимок. – В общем, я довольно быстро поняла, что вы скрываете, дорогой Йозеф. Фотография из альбома послужила лишь последним доказательством…
– Но во всем, что вы рассказываете, нет ничего преступного! – воскликнула мадам Бриль. – Каждый волен устраиваться на работу туда, куда ему заблагорассудится! Йося заботится о доме, он прекрасно выполняет свои обязанности… А если он и скрыл, что жил здесь в детстве, то существуют же, в конце концов, какие-то законы приватности! Он волен не рассказывать о своем прошлом каждому встречному. А прошлое есть у каждого!