чтобы вот сейчас все потерять. Все, включая и честь. Нет, не побежит! Некуда ему бежать, некуда.
А командир врага уже преодолел три четверти пути. И люди его идут за ним следом. Уверенные в себе, идут бодро. Ведь на них и генерал смотрит железнорукий.
Волков повернулся к Увальню и Максимилиану и тоном как можно более жестким, чтобы они поняли, что это приказ, а не просьба, велел:
– Господа, езжайте в обоз к капитану Пруффу.
Молодые люди сначала как будто не поняли приказа, стали переглядываться, а кавалер тем временем вытащил железный башмак из стремени и не торопясь спешился. Конь ему был не нужен, сподручнее драться пешим, ведь он всю жизнь воевал пешим. Да и убьют коня сразу, жалко губить красавца. Кавалер размял плечи, насколько позволяла кираса, потоптался, немного разминая ноги, потом кинул повод Увальню.
– Вы, что, не слышали? Марш к Пруффу, выполняйте приказ!
Эти юнцы ему тоже были сейчас не нужны. Толку от них немного, их убьют, как и коня. К чему брать грех за их смерти себе на душу?
– Но, полковник… – начал было Максимилиан.
Волков перебил его:
– Александр, а где ваша великолепная алебарда?
– Она в обозе, полковник, – отвечал Увалень растерянно. – Где и все доспехи мои.
– Жаль. Вы болван, Александр, езжайте в обоз и наденьте доспехи. Ночка, наверное, у вас будет жаркая, – сказал Волков и закричал: – В обоз, оба, это приказ! – После повернулся и пошел к броду, к выходу из реки, на ходу доставая из ножен меч.
«С алебардой я бы чувствовал себя получше. Да уж, поспокойнее, да ладно. – Он осмотрел меч. – Красавец! Уж послужи мне, подарок старого герцога. Послужи в последний раз».
– Кавалер! – окликнул его сзади Максимилиан, подъехав к нему вплотную.
– Я же вам приказал…
– Возьмите, – молодой человек протянул ему колесцовый пистолет, подарок епископа. – Я зарядил его.
– А это будет кстати. Вы, мой друг, езжайте в обоз, и… вы были прекрасным оруженосцем.
Волков взял пистолет правой рукой, а меч небрежно, словно трость на прогулке, нес в левой. Так и двинулся навстречу уже выезжавшему из воды офицеру врага. Не доходя до него десятка шагов, захлопнул забрало.
«Дьявол! Сколько лет я мечтал найти себе ремесло, при котором никто не захочет меня убить! Надо было заняться разведением лошадей. Нет, все распирало меня чванство. Все хотел чего-то. Рыцарь, сеньор, полковник. Да, все, конечно, так, только вот сегодня, кажется, придется умереть на этом убогом берегу убогой речушки. Зато рыцарем и полковником. – Он вздохнул. – Лишь бы не в воде». Пусть ему разобьют молотом или тяжелым топором голову вместе со шлемом, пусть загонят стилет в ребра, проколов легкое или сердце. Пусть пуля влетит в прорезь забрала… «Не в воде…» Он очень не хотел попасть в воду в доспехах и захлебываться, получив рану. «Нет, что угодно, только не вода».
Так Волков и шел по песку не торопясь.
Офицер пересек реку, выехал на берег, с его коня и с его сапог текла вода, навстречу Волкову он не поехал. Нет, не струсил, офицер у хамов был храбр, он просто понимал, что, как только приблизится, Волков сразу убьет его коня. Офицер привстал на стременах, вытаскивая из ножен узкий меч с замысловатой гардой, чуть оглянулся на идущих за ним солдат и крикнул звонко:
– Ну-ка, ребята, поднимите эту благородную свинью на алебарды!
Шедшие за ним сержанты и солдаты находились в воде едва не по пояс, сжимая оружие перед собой, они были бодры, смотрели зло, но они еще не добрались до берега.
А Волков находился уже в пяти шагах от офицера. Это хорошо, что офицер храбрый, а не умный, и первый вышел на берег. Да, очень хорошо, кавалеру пришлось бы много тяжелее, если бы этот храбрец ехал за авангардом. А так…
Кавалер поднял сначала забрало, а потом и пистолет. Стрелять с закрытым забралом, когда голову не повернуть и не поднять… Нет, так можно промахнуться, а промахиваться нельзя, никто ему пистолет перезаряжать не будет. С офицером следовало кончать сразу, пока солдаты не вылезли на песок.
Кажется, офицер мужичья понял, что происходит, только когда сноп искр из-под колесика брызнул на пороховую полку. Шлем у него был без забрала, и кавалер целился врагу в лицо. Хоть пуля в пистолете и железная, каленая, но стрелять в кирасу Волков побоялся: может не пробить. В последний момент офицер поднял меч, пытаясь заслонить лицо, но не успел…
Пах-х-х…
Храбрый офицер, роняя оружие, кулем повалился на землю. Пистолетная пуля разнесла ему левую скулу и, пробив затылок, сорвала с головы шлем. Лошадь, испугавшись выстрела, метнулась по берегу, вниз по течению, не замечая того, что сапог офицера остался в стремени. Так она его и утащила куда-то.
Волков отбросил теперь уже бесполезный пистолет, закрыл забрало, взял меч в правую руку и стал спокойно ждать выходящих из воды сержантов и солдат. Стал привыкать к обзору. Непросто сразу привыкнуть к виду из закрытого шлема, он стал «настраивать» глаза.
Закрытый шлем – это не только плохой обзор, не только плохая слышимость, но еще и нехватка воздуха. Через минуту боя, всего через минуту настоящего боя, что требует быстроты и силы, непривычный человек, надевший шлем, начнет задыхаться, ему будет так недоставать воздуха, что рука сама потянется к забралу, чтобы его открыть. А когда человек открывает забрало, дело может кончиться всего одним ударом или одним арбалетным болтом.
Поэтому Волков был нетороплив в своих движениях и не суетился. Рыцарь Божий должен хранить спокойствие даже в самом жарком деле, даже когда речь идет о его жизни. Сейчас он стоял и дышал спокойно, размеренно. Ведь с ним Бог.
«Главное – не мельтешить, пусть выберутся на песок. По воде идти непросто, они выйдут запыхавшиеся, так как торопятся отомстить за своего командира, едва не бегут».
С офицером все вышло просто прекрасно, теперь же кавалер надеялся, что и с этими поначалу все пойдет хорошо. Не может же быдло, что всю жизнь копалось в навозе, в рукопашном бою противостоять гвардейцу, который столько дней своей жизни провел в фехтовальных и атлетических залах, и это не считая настоящих сражений и схваток. У него были прекрасные учителя, они жестко и без всякого снисхождения учили Волкова работать мечом.
Рыцарь был уверен, пока хамов на берегу не окажется полдюжины, они его не убьют, не смогут, а он не собирался давать им возможность собраться в таких количествах. И он пошел навстречу врагам.
Сержанты. Эти сволочи, видно, не из мужиков, а из