Он наклонился к ней.
— Конечно же, это имеет значение, — горячо прошептал он. — Я никогда не смогу искупить то, что сделал. Это имеет значение.
— Нет, — сказала она тоном, каким говорят со слабоумными. — Это имело бы значение, будь мне не все равно. Но мне все равно. Все равно, верите вы мне или нет, любите или нет, вижу я вас или нет. Мне абсолютно все равно. Поэтому, как вы понимаете, для меня не имеет никакого значения то, что вы осознали свои ошибки и хотите примирения.
Он поднялся, рука конвульсивно сжала рукоятку кинжала.
— Пожалуйста, Нора. Ты должна дать мне возможность исправить то, что я натворил.
Нора молча смотрела на протянутую к ней руку. Это была сильная чистая рука с гладкой, теплой, загорелой кожей; когда-то она готова была отдать все на свете за то, чтобы эта рука протянулась к ней в таком умоляющем жесте. Теперь это ее не волновало.
— Я изменилась, — проговорила она.
— Да, я начинаю понимать. — Он опустил руку и с задумчивым видом наклонил голову. — Может, нам следует начать все с начала, переписать заново книгу бытия.
Она покачала головой:
— У меня было время подумать. Я хочу вернуться в свой дом в деревне и жить там с Артуром и моими старыми слугами.
— Нет.
— Я не хочу быть вашей женой.
Она направилась к Фале, но он в два прыжка догнал ее и преградил путь.
— Никакая сила на земле не разрушит нашего брака.
— Я не дура. Не все жены и мужья живут вместе. Вы можете жить, как хотите, я буду поступать так же.
Говоря это, Нора заметила, как изменилось выражение его лица. Оно посуровело, и он холодным взглядом окинул ее с головы до ног.
— Кто занял мое место?
— Что вы имеете в виду? — Она попятилась.
— Ты нашла утешение в объятиях другого мужчины?
Тон был спокойным, но грудь его бурно вздымалась, словно ему не хватало воздуха. Нора продолжала пятиться, а он наступал на нее.
— По-моему, у вас с головой не все в порядке, — сказала она, пытаясь обойти его.
— Никто другой никогда не будет прикасаться к тебе.
— Мне никто другой и не нужен.
— Ага!
Он бросился к ней. Она отпрыгнула, но натолкнулась на дерево. Кристиан, раскинув руки, прижал ее к стволу.
— Значит, надежда все-таки есть, раз тебе не нужен никто, кроме меня.
Она со всей силы наступила ему на ногу. Он закряхтел, и она удовлетворенно улыбнулась.
— Я этого не говорила. Я сказала, мне никто не нужен.
— Другой. Ты сказала, никто другой тебе не нужен.
— Софистика. — Она толкнула его в грудь. — Отойдите от меня.
Он потерся лицом о ее щеку и прошептал:
— Слишком поздно. Ты в ловушке, цыпленок, зажата между мною и деревом. Знаешь, одного этого прикосновения было достаточно, чтобы у меня кое-что стало твердым, как этот ствол. Неужели ты ничего не чувствуешь?
Он снова прибегает к этому, подумала Нора. Пытается соблазнить ее своим телом. Делает эти похотливые движения, которые когда-то доводили ее чуть ли не до безумия. Она судорожно вздохнула, когда он прижался к ее бедрам. Чувства, которые, как ей казалось, невозможно воскресить, снова ожили, а вместе с ними вернулись и воспоминания о первой брачной ночи.
Страх вцепился в нее своими когтями, страх снова быть униженной и оскорбленной, но на сей раз Нора решила совладать со своим страхом. Она не позволит Кристиану себя использовать. Вытеснив страх и желание, в ней вспыхнул и разгорелся огонек ярости. Из ярости родились импульс и воля к действию, и Нора высвободила одну руку, пока Кристиан целовал ее в шею.
Заведя руку ему за спину, она схватила его за волосы и с силой, будто пыталась вырвать их, дернула. Он вскрикнул, откинулся назад, и она выскользнула из-под него, но волосы не выпустила. Она тянула так сильно, что Кристиан, потеряв равновесие, упал на спину. Нора побежала.
Однако через короткое время она услышала за собой его дыхание. Оглянувшись через плечо, она увидела, что он догоняет ее с искаженным от гнева лицом. Она прыгнула вперед, но все равно он настиг ее. Они упали на землю. В последний момент Кристиан сумел повернуться так, что они оказались лежащими рядом, и, прежде чем Нора успела прийти в себя, он перекатился и навалился на нее.
— Ради Бога, никогда больше так не делай. — Он яростно уставился на нее, она ответила ему таким же яростным взглядом, и он заморгал. — Будь я проклят, но ты теперь куда больше похожа на дракона, чем на мышь. — Он помолчал, облизнув губы. — Я обожаю драконов.
Закрыв глаза, он прижался пахом к ее лобку.
— Боже мой, Нора, ты же хотела меня. Я снова могу дать тебе наслаждение.
Наклонив голову, он прижался губами к ее губам. Нора считала, что ее гнев уже достиг апогея. Она ошибалась. Когда Кристиан, забыв о раскаянии, дал волю своему вожделению, ярость разгорелась в ней с новой силой; она впилась зубами в нижнюю губу Кристиана. Он с криком оторвался от нее и, схватив за плечи, принялся трясти так, что голова у нее моталась из стороны в сторону.
— Ты, маленькая гарпия, — кричал он. — Ты заплатишь за это, будь ты проклята!
Наконец он отпустил ее. Нора ничего не соображала, все вокруг кружилось в каком-то бешеном танце, шею то в одном месте, то в другом пронзала острая боль, содержимое желудка подступило к горлу. Она ударилась бы головой о землю, если бы Кристиан не поддержал ее. Он обнял ее и прижал голову к груди. Она почувствовала под щекой мягкую ткань его камзола. Окружающие предметы прекратили свой бешеный танец, чувство тошноты ослабело.
— Я снова это сделал, — проговорил он. — Я виноват. Но ты должна дать мне время привыкнуть к новой непокорной Норе. В конце концов до сих пор я имел дело с Норой-мышкой.
— Пустите меня, — пробормотала она.
— Никогда не проси меня об этом.
Вопреки собственым словам, он выпустил ее, встал, помог встать ей, а затем неожиданно поднял на руки. Она хотела было лягнуть его, но он крепко обхватил ее ноги. Она стала сопротивляться — он стиснул ее так сильно, что она вскрикнула от боли.
— Успокойся. Тебе со мной не справиться, а я не хочу снова причинять тебе боль.
— Что вы собираетесь делать? — Страх вернулся.
— Я же сказал тебе. Мы начнем все сначала. Я должен вновь завоевать тебя, а еще найти истинного виновника, интригана, которому едва не удалось меня погубить.
— Идите ищите вашего предателя и оставьте меня в покое.
Он не ответил. Нора безуспешно пыталась вырваться, пока он переходил мост и шел к задней двери. Она все еще сопротивлялась, когда он опустил ее на кровать в господских покоях.
Постель означала ее погибель. Она яростно зашипела и встала на четвереньки. Кристиан стоял и смотрел на нее. Его напряженная мужская стать, жесткое выражение лица не оставляли сомнений относительно его намерений.