Он жаждал прощения и любви. Господи, она ведь любила его, а он не сумел этого оценить. Она смотрела на него с таким восторгом, словно видела в нем сокровище, словно он был для нее праздником. А ее редкий для женщин склад ума! Он мог обсуждать с ней самые сложные проблемы, а затем мог разжечь в ней страсть, которая доводила их обоих чуть ли не до безумия.
Подумав о плотских утехах, Кристиан резко втянул воздух. Он вытянул перед собой руку; рука дрожала, настолько сильны были обуревавшие его противоречивые чувства. Он ошибся, поддавшись страху, ярости и похоти. Он должен исправить эту ошибку. Но как?
Сжав дрожащие пальцы в кулак, он обхватил его другой рукой. Пожалуйста, Господи, помоги мне.
Сидя в кухне на табуретке, он обдумывал свое положение, советуясь с Богом. Ко времени вечерней трапезы у него сложился план. Он послал служанку отпереть комнату Норы и передать ей записку, в которой клятвенно заверял жену, что будет достойно себя вести, если она обещает не предпринимать попыток к бегству. Нора ответила согласием. Итак, было достигнуто временное перемирие.
Однако без участия Артура. За столом Кристиан наблюдал, как мальчик, отрезав себе кусок оленины, стал жевать его так, будто представлял, что вгрызается в их с Норой мучителя, а не в дичь.
— Мы нена… ва…
— Прожуй сначала, — сказал Кристиан.
Артур проглотил кусок.
— Мы ненавидим вас. Вы чудовище.
— Я же извинился.
— Мы вам не верим, и нам все равно. Мы ненавидим вас.
Понимая, что спорить с ним бесполезно, Кристиан ушел из кухни. У дверей в комнату Норы он ветретил Тайдмена. На лице дворецкого застыло официальное выражение; под мышкой он держал завернутого в одеяло щенка, того самого щенка, которого Кристиан выбрал для Норы. Казалось, это было очень давно.
Протянув Кристиану повизгивающий, извивающийся сверток, Тайдмен произнес:
— Милорд, ваш любимец.
— Он не мой, — Кристиан пытался удержать щенка, вознамерившегося забраться ему на грудь, в одеяле. — Ты все еще сердишься.
— Молодым благородным господам не пристало забывать о рыцарском поведении по отношению к женщине и о святых обязанностях, налагаемых на них браком.
— Я знаю, знаю, знаю.
— Доставить миледи такие неприятности!
— Я как раз пытаюсь искупить свою вину. Будь добр, отойди от двери.
Тайдмен замолчал и направился вниз по лестнице. Его тяжелые шаги свидетельствовали, что он далеко не удовлетворен. Проскользнув в комнату, Кристиан застал Нору в обществе служанки. Нора держала открытой дверцу шкафа, а служанка наводила в нем порядок. В шкафу висели платья, которые он убрал от Норы. Он вздохнул — еще один повод чувствовать себя виноватым. Он заказал для нее эти платья за несколько дней до свадьбы. Они были готовы вскоре после ее приезда в Фале, но он убрал их.
Щенок заскулил, и Нора подняла голову. Увидев щенка, она вздохнула и направилась к Кристиану, но, когда он, улыбнувшись, протянул ей свою ношу, застыла на месте.
Кристиан опустил руки, успокоил щенка, затем отпустил служанку. Нора села на диванчик у окна и выглянула наружу. Когда она повернулась, Кристиану стали видны контуры ее груди, и он почувствовал, как в паху зазмеилась боль. Стиснув зубы, он заставил не обращать внимания на свою бунтующую плоть и, приблизившись, положил щенка Норе на колени.
Нора тут же обняла пушистое создание и поднесла его к лицу. Глядя, как щенок обнюхивает и облизывает ей лицо, Кристиан сжал руки в кулаки, с трудом удерживаясь от того, чтобы не броситься к ней и не попытаться занять место щенка. Он был настолько занят борьбой со своим чувственным влечением, что вздрогнул, услышав ее голос.
— Видите ли, в глубине души я всегда знала, что с моей стороны было глупостью поверить в вашу любовь. — Она подняла руку, давая понять, что не следует перебивать ее. — Думаете, я не понимаю, что не обладаю никакими достоинствами. Очарования во мне столько же, сколько в пряжке для обуви, я такая же незаметная и невзрачная. Поэтому я была так благодарна вам, когда вы женились на мне. Какой он хороший, добрый, мудрый, подумала я; он сумел разглядеть мою душу и согласился принять то, что я в состоянии ему дать.
— Нора!
— Нет, выслушайте меня до конца, я больше не вернусь к этому. — Она встала, прижимая щенка к груди. — Накануне нашего венчания я обещала Богу, что отблагодарю Его за Его дар, став самой послушной, самой безупречной женой в королевстве. Я ведь считала брак с вами Божьим даром, чудесным, изумительным подарком, наградой за то, что в течение многих лет я изо всех сил старалась стать достойной чьей-то любви.
Она потерлась щекой о голову щенка. Кристиан видел, что глаза у нее сухие, таким же сухим был и ее тон. Страх окутал его как ядовитый туман, просочился сквозь поры, проник до самых костей.
— Но вы оттолкнули меня, — продолжала она. — Вынесли мне приговор безо всякого следствия в вашей собственной Звездной палате и показали свои истинные чувства ко мне.
— Это произошло из-за моей глупости и слабости, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы ты позволила мне исправить причиненное зло.
— Это вовсе не обязательно. Если вы хотите что-то для меня сделать, позвольте мне уехать к себе в деревню.
— Нет.
В очередной раз Кристиан заметил ее гнев. Он вспыхнул в ее глазах, и ему стало не по себе от этого гнева, выпущенного на волю его собственной жестокостью. Несколько недель назад она бы не осмелилась показать ему свое недовольство. Правда, выражение это быстро исчезло. Она бросила ему щенка, уселась на диванчик и, отвернувшись от Кристиана, уставилась в сгущавшуюся тьму за окном.
— Я принес тебе это проклятое создание, — сказал он, протягивая ей щенка.
— Я жду.
— Чего?
— Когда вы уйдете.
Он опустил щенка на пол и скрестил руки:
— Я не собираюсь уходить.
— Кажется, вы не поняли, что я имею в виду. — Она устремила на него ледяной взгляд. — Это будет происходить всегда, когда бы вы ни приблизились ко мне. Что бы вы ни говорили, что бы ни делали, я просто буду ждать, когда вы уйдете. Можете ругаться, умолять, угрожать, кричать. Это не имеет значения, потому что в душе я все время жду, когда вы уйдете. И тогда я заживу собственной жизнью, забыв, что когда-то вы были ее частью.
Раскаяние исчезло. Подойдя ближе к Норе, Кристиан грубо проговорил:
— Ты не можешь этого сделать.
— Я уже это делаю, с того самого момента, как вы сюда вошли.
— Я этого не допущу. — Осознав, что переходит на крик, он замолчал, и, поборов желание наорать на нее, продолжал уже спокойно: — Черт побери, женщина, я твой муж, и перед Богом ты обязана мне повиноваться.