Из УВС мне сообщили, что не удаётся оформить поездку некоторых наших делегатов, в частности А. В. Погорелова, так как не хватает важных документов, которые должны были быть присланы с места их жительства или работы. Мне пришлось обзванивать различные города Советского Союза, чтобы добиться получения этих бумаг в срок. Об этих документах я звонил не только на работу Погорелова в Харьков, но и к некоторым математикам домой.
Из Харькова позвонили в Стекловку и жаловались, что я в нарушение каких-то правил говорю по телефону о документах, о которых нельзя говорить в открытую. Е. Ф. Мищенко довольно грубо сделал мне по этому поводу замечание, но на него я не обратил внимания.
Документы были всё же добыты. Следующая серьёзная неприятность заключалась в том, что, как мне сообщили из УВС, нам срезали число туристских мест и дали вместо тридцати только десять. Об этом сокращении Отделение должно было знать задолго до начала конгресса, а мне сообщили очень поздно.
Перед своим отъездом в июле в отпуск Жижченко позвонил ко мне, и я спросил его, почему он мне не сказал о сокращении мест. Он сказал, что ему казалось, что это ещё не окончательно. Таким образом, в очень важном вопросе Отделение в лице Жижченко дезинформировало меня.
Я позвонил Кириллину — председателю Комитета по делам науки и техники, и попросил помочь. Хочу сказать, что В. А. Кириллин, находясь на посту председателя ГКНТ, всегда мне помогал, если я обращался к нему. Нам было дано двадцать мест. Но тридцать мест мы всё же не получили. Пришлось сокращать список выезжающих.
Далее. Накануне отъезда на Ассамблею Владимиров и Погорелов узнали в УВС, что документы Яблонского не в порядке и он выехать не может. А у него все денежные документы, в том числе на Владимирова и Погорелова, а сам Яблонский находится на даче. Владимирову и Погорелову пришлось срочно заниматься денежными делами, и они потратили на это целый день. И только к закрытию банка всё успели.
Далее. Яблонский вечером приехал в Москву и позвонил моей жене. Та спросила его, что же он собирается делать как зам. главы делегации? Он спокойно сказал, что поедет опять на дачу, ехать в Хельсинки ему не придётся. Будучи моим заместителем по делегации, он не позаботился вовремя проверить состояние своих документов и вовсе не стремился спешно ехать выполнять свой долг.
Это возмутило мою жену. Она позвонила в ЦК и попросила, чтобы его послали насильно. Всё было срочно сделано, и Яблонскому пришлось срочно выехать. Однако на Ассамблею он не попал. Приехал только на конгресс, но и то уже было хорошо. К тому времени он полностью уже проникся безграничным желанием любой ценой стать академиком. К тому же, приближались выборы в АН СССР. Возникло подозрение, что он действует преднамеренно таким способом, чтобы угодить Боголюбову, который в то время был очень зол на меня и был бы рад, если бы моя деятельность провалилась. Ситуация моей жене показалась чрезвычайно сложной, напряжённой и не случайной, и она выехала ко мне в Хельсинки, будучи сильно больной.
Неожиданным также было поведение А. Б. Жижченко. Перед самым отъездом в Хельсинки он вдруг заявил, что, возможно, он не сможет поехать на конгресс вообще, так как его отец болен. Я сказал ему, если так, то я не поеду тоже. И этого нам не простят! Пришлось ему ехать. Замечу, Жижченко всегда ездил со мной с большой охотой за границу. Итак, мы с ним поехали на Исполком вдвоём и остановились, как обычно, в одном номере гостиницы.
Из-за невероятной эмоциональной и физической перегрузки там ночью со мной произошёл довольно неприятный случай. Я встал, чтобы пойти в туалет, но спросонья заблудился и вышел из номера в коридор. Закрыл дверь и оказался в коридоре, а дверь захлопнулась, так что я уже не мог вернуться обратно. Но это я не сразу понял. Пытаясь сориентироваться, я стал двигаться по коридору. При этом я был в одной ночной рубашке. Когда я понял, что случилось, то, ощупывая стены, наткнулся на какую-то кнопку и нажал её. Услышал звонок. Скоро на этот звонок кто-то пришёл, но я не мог даже назвать свой номер. Забыл его в этот момент. Дежурный по моей фамилии определил номер и помог мне вернуться. Если бы я случайно не наткнулся на кнопку, то попал бы в очень трудное положение...
* * *
У нас с женой возникло ощущение, уже там, в Хельсинки, что всё это скопление трудностей возникло не случайно. Оно было создано преднамеренно, чтобы изолировать меня, поставить в условия, при которых участие советских математиков в конгрессе провалилось бы, и обвинить в этом меня. Но этого не произошло.
В Хельсинки среди участников конгресса распространялась многотиражная рукопись, озаглавленная «Положение в советской математике». Значительная часть информации, содержавшейся в ней, заведомо ошибочна и, может быть, преднамеренно лжива, значительная часть сомнительна и трудно проверяема.
Почему уезжающие из Советского Союза несут такую информацию за границу? На это, как я думаю, есть две причины. Первая — люди, уезжающие из Советского Союза, недовольны чем-то происходящим в нашей стране, кем-то обижены. Это недовольство и обида могут быть вовсе не связаны с их национальностью. Но проще всего списать обиды и недовольство на антисемитизм. Второе — от эмигрантов из Советского Союза ожидают антисоветской информации. Такая информация высоко оплачивается как положением, так и деньгами. На неё есть большой спрос. И вот, чтобы оплатить долларовое гостеприимство Америки, некоторые люди и дают заведомо ложную информацию.
Уже после моего отъезда из Хельсинки там состоялся антисоветский митинг, на котором главным оратором выступал наш бывший гражданин Е. Б. Дынкин. В свои молодые годы, мне привелось познакомиться с большой серией работ Дынкина по теории групп Ли в связи с представлением их на какую-то довольно скромную премию. Работы эти не показались мне достаточно значительными. По моему мнению, Дынкин не является сколько-нибудь значительным математиком с точки зрения советской науки. А в Америке, как мне рассказывали, он пользуется репутацией выдающегося учёного.
Распространив рукопись среди участников конгресса, сионисты, насколько я помню, первый раз публично и открыто выступили против Советского Союза и советских математиков с обвинением в антисемитизме. Раньше такие обвинения не выдвигались. Они обычно были завуалированы, и о них можно было только догадываться. В Ванкувере, в 1974-м году тоже был антисоветский митинг, но прямых обвинений в антисемитизме на нём не выдвигалось. Он был посвящён защите советского гражданина, фамилию которого я забыл, неизвестной мне национальности. О том, что будет рассматриваться вопрос о нём во время конгресса, мы знали за несколько месяцев до самого конгресса, так как получили письмо с Запада с информацией об этом от наших друзей. Любопытно, что в Ванкувере было объявлено, что митинг организуется по просьбе Сахарова, сформулированной в его якобы только что полученном письме. Митинг в Ванкувере тоже был организован сионистами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});