В нём я кратко изложил свои взгляды на выбор математической проблематики, а затем изложил результаты по оптимизации и дифференциальным играм. Хотя на заседании Президиума там присутствовал Президент, он поручил ведение заседания вице-президенту П. Н. Федосееву, а сам слушал доклад. Несколько позже Федосеев позвонил мне и поблагодарил за интересный доклад, который, как он мне сказал, очень понравился Президенту. Отсюда можно было сделать вывод, что Президент одобряет мою научную деятельность.
Но вот, некоторое время спустя, на заседании Президиума Президент неожиданно для членов Президиума внёс предложение заменить Понтрягина Лаврентьевым в качестве Советского представителя в Международном союзе математиков. В повестке дня этого вопроса не было. Не было согласовано такое действие и с Национальным комитетом советских математиков, председателем которого был И. М. Виноградов.
Боголюбов только спросил Президента, согласован ли этот вопрос с Келдышем. Тот ответил, что нет, но что можно позвонить. Спросил есть ли возражения? Все промолчали. Президент объявил, что решение принято. Келдыш сообщил мне, что Президент ему так и не позвонил. Хочу здесь сказать, И. М. Виноградов и А. П. Александров много лет упорно враждовали между собою, поскольку их взгляды на многое происходящее у нас и за рубежом были слишком несхожи.
В то время академик-секретарь нашего Отделения Боголюбов был очень зол на Виноградова и на меня за то, что мы на предыдущих выборах провели в академики Фаддеева. И можно было подумать, что Боголюбов приложил к этому делу руку, чтобы сделать гадость Виноградову и мне.
В связи с этим Виноградов сделал официальный письменный запрос Боголюбову. Отвечая на этот запрос во время заседания Бюро Отделения, Боголюбов очень раздражённо сказал следующее: «Мы с Лаврентьевым сидели здесь в Отделении и в это время позвонил Александров и спросил меня, не возражаю ли я, если вместо Понтрягина будет назначен Лаврентьев. Я спросил согласия Лаврентьева, он согласился, и я ответил, что не возражаю».
Лаврентьеву в это время было уже 78 лет и он был сильно нездоров. Так что для работы в Исполкоме Международного союза математиков он вовсе не годился. Мы с Виноградовым в спешке стали искать другого кандидата на место нашего представителя в Исполкоме Международного союза математиков и решили, что подойдёт Прохоров. После некоторых уговоров Прохоров согласился. Мы провели его решением Национального комитета и сообщили о своём решении в Президиум.
В начале лета 1978 года я привёз в Париж на заседание Исполкома это решение Национального комитета, а там уже была телеграмма от главного учёного секретаря АН СССР Скрябина о том, что Президиум рекомендует Лаврентьева. Однако Исполком принял предложение Национального комитета и рекомендовал Прохорова на пост вице-президента Международного союза математиков. На Ассамблее перед конгрессом в Хельсинки Прохоров был избран!
Тогда мы ещё не предвидели, сколько неприятностей он нам причинит. За четыре года своего пребывания на посту вице-президента Международного союза математиков Прохоров только один раз съездил на Исполком, не информировал Национальный комитет даже о том, что было ему известно из писем и тормозил проведение тех дел, которые можно было реализовать простой подписью бумаги. Позже на заседании Национального комитета поведение Прохорова было осуждено и объявлено невыполнением поручения Национального комитета. Насколько понимаю, это поведение Прохорова сильно испортило его репутацию в руководящих кругах Академии.
* * *
Делегация на Ассамблею союза математиков включала следующих лиц: Владимиров, Жижченко, Погорелов, Прохоров, Яблонский. Я с женой и Жижченко должны были выехать за несколько дней до конгресса, чтобы присутствовать на собрании Исполкома. А делегация на конгресс должна была выехать несколькими днями позже, но до начала конгресса. Жена из-за сердечного приступа не смогла выехать со мной и Жижченко, но приехала несколько позже со всеми участниками конгресса, так как очень беспокоилась за меня. Основания для беспокойства у неё были. Это будет видно из всего того, что нам пришлось пережить в связи с конгрессом 1978 года.
Основная работа по подготовке к конгрессу на этот раз легла на меня, а следовательно, и на мою жену. По сведениям Отделения мы располагали примерно двадцатью делегатскими местами и тридцатью туристами. Задача заключалась в том, чтобы заполнить эти места.
В обычной обстановке этим занимаются Отделение математики и Стекловка. В качестве технического помощника Стекловский институт выделил мне Сазонова, который в институте ведал международными отношениями. Живя на даче, я вёл телефонные переговоры с Управлением внешних сношений (УВС) и с различными лицами. При этом мне помогал Сазонов.
Однажды вечером, в июле месяце (конгресс намечен на начало августа), когда подготовка была далеко ещё не закончена, Сазонов позвонил мне и сообщил, что завтра, в субботу, он улетает в Австралию, в собственную командировку, и оставляет вместо себя другое лицо, которое он назвал.
Сазонов и Е. Ф. Мищенко как замдиректора института не предупредили меня о его предстоящем отъезде, так как, по-видимому, боялись, что я могу этому воспрепятствовать. Вновь назначенный Мищенко помощник был не согласован со мной и мне совершенно не известен. Кроме того, у него не было домашнего телефона, так что переговоры с ним были весьма затруднительны.
В ближайший понедельник утром мне позвонили из УВС и с возмущением сказали, как я мог допустить, чтобы Сазонов уехал, а вместо него остался человек, с которым нельзя снестись из-за отсутствия телефона. Я сказал сотруднику УВС, что это сделано было без моего ведома и без моего согласия. Мне пришлось заменить назначенного Мищенко помощника моим ближайшим помощником по институту В. И. Благодатских. Пришлось несколько отложить его отъезд в отпуск. Это была первая неприятность, которую я получил от института в лице Е. Ф. Мищенко.
Из УВС мне сообщили, что не удаётся оформить поездку некоторых наших делегатов, в частности А. В. Погорелова, так как не хватает важных документов, которые должны были быть присланы с места их жительства или работы. Мне пришлось обзванивать различные города Советского Союза, чтобы добиться получения этих бумаг в срок. Об этих документах я звонил не только на работу Погорелова в Харьков, но и к некоторым математикам домой.
Из Харькова позвонили в Стекловку и жаловались, что я в нарушение каких-то правил говорю по телефону о документах, о которых нельзя говорить в открытую. Е. Ф. Мищенко довольно грубо сделал мне по этому поводу замечание, но на него я не обратил внимания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});