он будет в состоянии разместить в своих щитовых домах до восьмисот человек раненых. Следовательно, в первую очередь нам надо будет эвакуировать их из 54-го медсанбата и из медроты 55-й бригады, у них ёмкость значительно меньше. Так-то вот, — продолжал начсанарм, заметив попытку Алёшкина что-то возразить, — и не возражайте! Распакуйте свои фанерные дома и побыстрее разверните их. Начало боевых операций не за горами, и к этому надо как следует подготовиться. Если они будут развиваться успешно, то мы вас всё равно с места трогать не будем, пока вы не разгрузитесь от раненых полностью. Ваше место впереди займут госпитали первой линии. Мы свою госпитальную базу делим на две части — одна остаётся на месте и будет принимать раненых, поступающих из медсанбата, в том числе некоторое количество и от вас, а вторая с началом операции свернётся и по мере успешного продвижения армии вперёд пойдёт за наступающими частями.
— А когда начнётся наступление? — не выдержал замполит Фёдоров, присутствующий на ужине.
— Ну, этого я сказать не могу, сам ещё не знаю… Очевидно, скоро! Мы, во всяком случае, должны быть готовы хоть и на завтра.
Поздно вечером Скляров и Брюлин уехали из медсанбата. На прощание начсанарм пожал Алёшкину руку и сказал:
— Так я на тебя надеюсь, не подведи! Успешное обеспечение операции важно и для тебя!
* * *
Что на фронте идут приготовления к новой и, по-видимому, большой битве, Борис знал и из других источников. Его плотники, заготавливавшие лес для фанерных домов, всё чаще натыкались на ближайших к санбату участках леса на новые, совсем не известные ранее, войсковые части. Один раз видели даже «Катюши».
Говорил о поступающем пополнении в дивизию и комдив Ушинский, последнее время часто ездивший на совещания в штаб армии, а также Лурье, да и начхоз Прохоров замечал значительное число тыловых подразделений, появлявшихся на армейских складах.
Предполагалось, что это признаки очередного пополнения 8-й армии. Об истинном положении дел, если кто из вышестоящих начальников и знал, то пока держал это в секрете.
Задание, полученное от начсанарма, и отрывочные сведения из других источников заставили Алёшкина думать, что в скором времени стоит ждать больших серьёзных боёв за Ленинград, и медсанбат должен оказаться во всеоружии.
Повторения неудач, как во время августовской попытки прорвать блокаду, ни начсандиву, ни командиру медсанбата никто не простит, какие бы объективные причины ни оправдывали их. Видимо, начсанарм допускал мысль, что причины могут быть. Если вывоз раненых из медсанбата опять не удастся наладить достаточно быстро и хорошо, на этот случай в батальоне нужно было обеспечить возможность содержания до восьмисот раненых (при штатной положенности — 80 человек).
После отъезда Склярова Алёшкин немедленно приступил к действию. Он справедливо рассуждал: «Раз речь идёт о восьмистах раненых, то их может быть тысяча, и больше, а ведь сейчас не август, а декабрь — под кустиками раненых не положишь!» Так он и говорил на совещании командиров подразделений батальона в этот же день.
Никто из присутствующих даже не задумался над вопросом, как справится личный состав медсанбата с обработкой, а затем и обслуживанием такого большого количества раненых. Санбатовцы уже так хорошо знали работоспособность врачей, медсестёр, дружинниц и санитаров, что об этом не размышляли. Все говорили только о помещениях, необходимых для размещения будущих раненых.
После подсчёта выяснилось, что использование всего годного палаточного фонда и всех сделанных сборно-щитовых домов позволит с некоторой натяжкой, то есть с определённой перегрузкой, разместить человек 750. А Алёшкин прямо сказал, что нужно готовить помещения на тысячу, и с учётом нахождения раненых на неопределённое время, может быть, даже до месяца.
После споров и обсуждения различных предложений, решили мобилизовать всех плотников, санитаров и выздоравливающих и в течение 10–15 дней в районе расположения эвакоотделения построить два бревенчатых барака-полуземлянки с общими нарами, каждый вместимостью 150 человек. В них предполагалось размещать всех легкораненых, подлежащих первоочередной эвакуации, конечно, после соответствующей хирургической обработки. Там же производить им и необходимые перевязки.
Со следующего же дня все свободные от нарядов санитары и группы выздоравливающих направлялись на заготовку необходимых лесоматериалов. Рубку леса пришлось вести почти за три километра от батальона. К счастью, на этом участке леса никаких воинских частей пока не стояло.
Кроме того, решили извлечь из-под снега весь материал — брусья, брёвна, доски и кровельное железо, оставшееся от разрушенных бараков в рабочем посёлке Александровка, где когда-то стоял медсанбат, и была фашистская бомбёжка. Прохоров сумел выпросить у артиллеристов двух лошадей. На санях они могли доставлять довольно много груза.
В общем, к новому, 1943 году намеченные бараки были сооружены, обиты изнутри утеплениями от списанных палаток, в них установили железные печки. В новые помещения доставили соломенные тюфяки и подушки (солому откуда-то из-под Жихарева привёз Прохоров, причём не обошлось без стычки с какой-то тыловой частью, окончившейся в пользу медсанбата). Постели закрыли простынями и одеялами.
По требованию Зинаиды Николаевны Прокофьевой от сплошных нар отказались, а сделали нары на восемь человек: четверо внизу и четверо на втором ярусе, с проходом между ними около полуметра. Это сократило ёмкость бараков до ста мест в каждом, но зато врачам и сёстрам стало удобнее обслуживать раненых.
Пока всё это стояло в девственной чистоте и неприкосновенности. Ко всем палаткам, домикам и баракам прикрепили специальных фельдшеров, сестёр, дружинниц и санитаров. Каждый врач госпитального взвода отвечал за определённую группу помещений. Было намечено после сокращения потока раненых усилить врачебный персонал госпитального взвода за счёт операционно-перевязочного.
К 10 января 1943 года в медсанбате находилось около тридцати раненых в госпитальных палатках и 25 человек выздоравливающих. Суточное поступление составляло три-пять человек, эвакуация из батальона происходила своевременно.
* * *
Под Новый год в 65-ю стрелковую дивизию приехала группа артистов Ленинградских театров. По приказанию замполита дивизии их разместили на постоянное жительство в медсанбат. Прожили они около недели и за это время объехали с концертами все части дивизии, дали концерт и в штабе.
В последний день своего пребывания артистическая бригада решила устроить концерт для личного состава батальона и находящихся на излечении раненых, он всем очень понравился. Затем артистов пригласили на ужин. Там опять некоторые из них пели, причём совсем новые, не известные медсанбатовцам песни. Один певец под аккомпанемент баяна исполнил очень понравившуюся всем песню «Споёмте, друзья», а другая пела «Землянку».
Вместе с этой бригадой по частям дивизии ездил и московский лектор, имевший звание старшего батальонного комиссара. Это был пожилой, но совершенно штатский человек, в армию призванный совсем недавно, а в действующих