class="p">Небо только начало краснеть, холод в воздухе усилился настолько, что даже Сорен задрожала, когда начался шум.
Элиас внезапно остановился, его рука соскользнула с поясницы Сорен, внезапный холод заставил её насторожиться.
— Эли?
Её боевой товарищ слегка отвернулся от них, выражение его лица было суровым — взгляд, который Сорен знал слишком хорошо.
— Беда? — спросила она, вторя его движениям, и её рука потянулась за мечом, которого там не было; но прежде, чем он успел ответить, она услышала то, что услышал ранее он.
Крики вдалеке, на краю фестиваля, рядом с дворцом. Крики… и неземной вой. Не собаки, не люди, но… что-то. Что-то ужасное.
Волосы на затылке Сорен встали дыбом, а шрам на животе запульсировал быстрой, горячей болью.
— Что в преисподнюю это было…
Ещё один оглушительный вопль — хуже, чем скорбь, хуже, чем крики раненых на поле боя, — наконец, заставил всю толпу замереть. Тихий стон вырвался из горла Сорен, когда вторая, более острая боль пронзила её живот, как будто её снова вспарывали. Элиас резко повернулся к ней лицом, глаза были суровыми, рот готов был задать вопрос, который мог навлечь на него неприятности.
— Я в порядке, — быстро сказала Сорен. — Перестань так на меня смотреть.
Казалось, он неохотно подчинился, но подчинился, вместо этого посмотрев на Каллиаса, который так побледнел, что она была почти уверена, что он сейчас упадёт в обморок.
— Ты не думаешь?..
Элиас только сглотнул. Его рука потянулась к груди, как будто он искал что-то, что можно было бы сжать, затем снова опустилась, пустая.
— Нам нужно попасть домой, — голос Финна стал резким от настойчивости, и он одним быстрым движением стянул шарф вниз, его дыхание вырывалось мягким белым облачком, когда вязаная ткань осела вокруг его ключиц.
Нахмурив брови, он посмотрел в сторону дворца, его карие, как у лани, глаза были нехарактерно затуманены. Он моргнул раз, другой, как будто пытаясь прочистить мозги.
— Финн? — спросила Сорен, беспокойство усилилось, когда ещё один неземной крик прорезал фестиваль.
Финн быстро покачал головой, потирая переносицу, как если бы прогонял сон. Он покачнулся в сторону, и она быстро поддержала его.
— Каллиас!
Каллиас бросился к Финну и схватил его за другое плечо.
— Пошли, — сказал он мрачным голосом, воин возвратился.
От этого шрам Сорен снова заныл.
— Сейчас.
Но именно тогда крики стали громче. Звук убиваемых невинных людей.
Сорен и Элиас встретились взглядами — и вместе, единодушно, приняли решение.
— Финн, — сказала она снова, на этот раз требовательно, просьбу, которую он каким-то образом сразу понял.
Он заставил себя прийти в себя, сунул руку под свитер и достал не один, не два, а три кинжала разного размера, бросив один Каллиасу и оставив один себе. Он вложил кинжал руку в ладонь Сорен, на мгновение сжав её руку и рукоятку.
— Пожалуйста, не вонзай нож мне в спину, — сказал он, его глаза были серьёзными и милыми.
Сорен пришлось сдержать усмешку, когда она положила свою противоположную руку поверх его.
— Никаких обещаний, Ники.
Финн ахнул.
— Джерихо рассказала?
— Не сейчас, — напряжённо сказал Каллиас, бросив ещё один мрачный взгляд на Элиаса. — Пошли.
ГЛАВА 42
СОРЕН
Сорен в своей жизни молилась не так много, как следовало бы, и пожалела об этом в ту же секунду, когда они добрались до места крика.
Она и раньше видела много мёртвых тел — преисподняя, она знала, каково это — пережить прикосновение холодных рук Мортем. Между войной и потерей, между проповедью Элиаса и её собственным опытом несколько недель назад, она была близко знакома со смертью и тем, как человеческие тела принимают её.
Она никогда не видела, как ходит мёртвое тело.
Финн и Каллиас оба выругались. Элиас выдохнул молитву, которая потрясла слабые основы, жалкая тирада, в которой не было имени конкретного бога просто на случай, если люди Атласа всё ещё слушали.
Ворота дворца были заблокированы стеной стоящих мертвецов.
Их глаза не были глазами, но и не были они пустыми ямами давно мёртвых тел — полупрозрачная насмешка глазных яблок светилась изнутри глазниц, молочно-белый свет сочился из них, как слёзы, красные радужки и чёрные как смоль зрачки посылали холодное копьё прямо в живот Сорен. Ей пришлось проглотить желчь, и она крепче сжала руку Элиаса, пытаясь успокоиться. Её шрам болел.
Одежда свисала с них. Некоторые были в лохмотьях, некоторые — в более качественной, совершенно неповрежденной одежде. Их кожа была не кожей, а ещё одной призрачной шарадой, различные оттенки теней имитировали тона их плоти из жизни. Из дыр в иллюзии торчали обломки костей, резкие и отвратительные, проблеск человеческого тела, которое живые не должны были видеть.
Тела — обезображенные, нормальные — усеивали землю перед нежитью. Они были облаченные в форму гвардейцев Атласа, голубое и золотое тускло поблескивали на мягком зимнем солнце. Вырванные глотки, разорванные артерии, измельченные на части кишки.
Сорен была не из тех, кто падает в обморок от вида крови. Но это было по-другому. Мёртвые убивали, как звери. Как животные.
Один из мертвецов встретился взглядом с Сорен и одарил её жестокой, костлявой улыбкой.
Мир накренился, её колени ослабли, и она даже не смогла протестовать, когда Элиас поймал её и прижимал к своему боку. Её шрам начал гореть, пульсировать, как будто она снова была на том поле боя, снова в объятиях Мортем…
— Сорен. Сорен, — настойчиво прошептал Элиас ей на ухо, его рука касалась её живота, её лица, ища рану, которую можно было бы зажать.
Но там не было ничего — ничего физического, с чем он мог бы бороться.
Нежить, которая удерживала взгляд Сорен, шагнула вперёд. Тошнота пронзила её до глубины души от скрежещущего звука, который издавали негнущиеся кости нечестивой твари, когда она двигалась, как будто каждый сантиметр вперёд немного ломал её каркас. Это было одно из… более свежих тел, одежда была цела, едва ли пятнышко грязи или разложения портило ничем не примечательный наряд. Тёмные волосы падали безжизненными, вялыми волнами, в прядях запуталась паутина, возможно, когда-то красивое лицо было обезображено жестокими действиями смерти. Горло было разорвано, лоскуты кожи свисали свободно. Разложение сделало её неузнаваемой, но на иссохшей коже рук были следы…
Татуировки.
Никсианские татуировки.
Ужас превратил мозг костей Сорен в деготь, а кровь в воду. Этого не может быть. Эти мертвецы, они не могли быть её людьми, они не могли быть…
— Предатель, — прошипело существо неопределённо женским голосом, перемежающимся шепотом и щелчками, которые совсем не походили на человеческие языки.
И когда она прошептала, остальная нежить присоединилась, слои почти-голосов,