Улыбнувшись, они обменялись на прощание рукопожатием, испытывая друг к другу большую симпатию, чем за все время своего знакомства.
— Кстати, — сказал Робер, — сегодня утром видел в городе Сабрину, она ехала на работу. Она прекрасно выглядит — ослепительно красива, как всегда, и счастлива.
— Разве она не довольна твоими кулинарными курсами?
— Похоже, да. Хотя, когда мы занимаемся, я иной раз ловлю себя на мысли: она лишь делает вид, что счастлива и довольна, чтобы я не беспокоился. А сегодня утром она ехала в машине одна, и лицо ее было исполнено такого очарования, которого я раньше не замечал. Значит, у вас все хорошо?
— Да, очень хорошо.
Робер испытующе посмотрел на него.
— Знаешь, Макс, я люблю ее. У нее так много всяких желаний, но она не требует выполнения каждого из них и не жалуется. Я восхищаюсь ею и хочу, чтобы она жила в ладу с собой и с окружающим миром. Я в самом деле надеюсь, что у вас все хорошо. Уверен, ей хорошо в Кавайоне. За такое короткое время она научилась чувствовать себя здесь совсем как дома.
— Я тебя прошу, — отрывисто сказал Макс и вместе с Робером направился к двери. — Мне еще нужно кое-кому позвонить, — извиняющимся тоном добавил он. — Увидимся завтра, ладно? Завтра у вас очередной урок кулинарии?
— Нет, на этой неделе придется его отменить, я еще буду в Марселе. А вот на следующей — обязательно.
Пожав друг другу руки, они попрощались, и Макс проводил Робера взглядом, пока тот шел к машине. Может, оно и хорошо, что он уезжает; слишком уж часто Робер стал о многом догадываться. Сердце у Макса тревожно заныло. Его не волновало всерьез, где он будет жить и как сумеет свыкнуться с новой ролью. Наверное, никогда не настанет момент, когда он сможет расслабиться.
Проводив взглядом маленькую машину, что свернула на шоссе и скрылась за поворотом, он впервые задал себе вопрос: не грозит ли Роберу опасность. Наверное, нет — ничто не привлекало внимания к неприметному, тихому священнику из Кавайона. Никому и в голову не могло прийти, что он создал организацию из священнослужителей по всему миру и занимается тем, что тайком вывозит активистов — в основном студентов — из той или другой страны, или ввозит их туда. Мы с ним одного поля ягоды, подумалось Максу, может, поэтому ладим между собой. Двое котрабандистов среди полицейских, пограничников, в мире, где главное — удостоверение личности. Правда, я всегда смотрел на контрабанду как на способ приумножить свое богатство, а Робер ставит перед собой цель улучшить жизнь бедняков и отверженных, но нас все-таки многое связывает. К тому же мы нуждаемся друг в друге. И он это заметил, хотя мне и не хотелось.
В кабинете зазвонил телефон. Он вернулся к себе и снял трубку.
— Пришел контракт из Ирана, от «Бимерджи», — послышался в трубке голос Карлоса. — Ты скоро приедешь сам, или мне его тебе переслать?
— Я буду у вас в четверг. — Иран, с удовлетворением подумал он. Он вел переговоры с иранцами на протяжении многих месяцев. Наконец они сделали то, что еще оставалось сделать, — поручили «Бимерджи» закупить строительную технику и направили контракт марсельской фирме «Лакост и сын». Он и раньше знал, что в конце концов они согласятся; ни для кого не было секретом, что в Иране есть группировки, пытающиеся свергнуть правительство. А есть ли лучший способ взяться за дело, чем наводнить страну фальшивыми деньгами? Но теперь, зная, что контракт уже существует… он испытал удовлетворение: это то, к чему он долго стремился.
Перед его мысленным взором предстал Карлос в офисе. Все, в том числе и Робер, считали, что это — небольшая типография фирмы «Лакост и сын». Карлос, наверное, расположился за маленьким письменным столом, что стоит за высокой стойкой в приемной. Рядом стальные стеллажи, заваленные бумагой, конвертами, пузырьками чернил и печатями. В проеме двери в соседнее помещение видны большая фотокамера для изготовления пленок, два офсетных печатных станка и небольшой лазерный сканер; чуть дальше — запертая дверь, которая ведет в темную комнату. На стенах приемной — образцы приглашений на торжественные мероприятия, объявлений, визитных карточек, бланков и конвертов с адресами. Все это говорит о филигранном качестве работы, которой типография занимается на редкость успешно.
В помещении царит дух опрятности, порядка, скромности. И с улицы — это ничем не примечательное деревянное здание без окон, с одного края которого расположен принадлежавший фирме склад. Но в каморке, что позади темной комнаты, сидит Эндрю Фрик, американский гений (так назвал его судья, что выносил приговор), человек, считавший себя настоящим художником. Фрик был страстно увлечен романтикой копирования, изготовления клише и печатания бумажных денег разных стран. Он изобрел смесь магнитного металлического порошка и чернил. Эта смесь ничем не отличалась от той, что использовалась во всем мире. Он нашел такие нефлуоресцентные пигменты для отбеливания хлопчатобумажных нитей, что не потребовалось использования крахмала, к которому прибегали менее изобретательные фальшивомонетчики. Под воздействием ультрафиолетового излучения изготовленные ими купюры начинали светиться, и сразу обнаруживалась подделка.
Фальшивые же деньги в исполнении Эндрю Фрика были настолько виртуозной работы, что специалисты сравнили их с утонченным изяществом Боттичелли. А сам Эндрю Фрик чувствовал себя счастливейшим из смертных, сидя в каморке офиса Макса: он мог сам распоряжаться своим временем, пользовался самым современным оборудованием, делал все что хотел. Он имел квартиру рядом с гаванью и открытый счет в «Фошон» и «Галери Лафайет», по которому Макс оплачивал все его расходы.
Он сжег за собой мосты в Америке, забрал все, что имел, во Францию и навсегда связал свою судьбу с Максом Лакостом. Иной жизни он теперь себе не представлял.
И вот, стоя у письменного стола в Кавайоне, Макс представил себе это, а затем заставил себя вернуться мыслями к предстоящему четвергу.
— Сколько им нужно в Иране? — спросил он у Карлоса.
— Сто пятьдесят миллионов риалов.[26]
— Когда?
— Через месяц. Я предложил переслать деньги вместе с тремя ковшовыми автопогрузчиками, которые мы собираемся отправлять в конце июля. Если они решат, что один им будет не нужен, то в контракте оговорено, что его можно будет отослать обратно.
Чтобы переправить сто пятьдесят миллионов риалов, потребуется два-три кубических фута площади, прикинул Макс. Они конвертируют тридцать семь с половиной миллионов риалов — причитающееся лично ему вознаграждение — и отправят обратно вместе с автопогрузчиком, решив, что тот им, в конечном итоге, не понадобится.