— Попробуйте просто мне довериться, — мягко предложил Сахемоти. — Вы так проницательны — разве сами вы не видите, что для меня, как и для вас, важнее этого представления сейчас ничего на свете нет? Вы всё еще не верите мне, Иро? Хотите, поклянусь?
— Видно, недаром мне ночь за ночью снятся адские бездны, — дрожащим голосом сказала Касима. — Мы с вами встретимся в преисподней, мастер Звезда, — для тех, кто нарушил свой долг. Не клянитесь, чтобы не стать еще и клятвопреступником.
И она выбежала из зеркальной комнаты.
Сахемоти тщательно закрыл за ней дверь, повернулся спиной к зеркалу и надел маску дракона.
Глава 33. Представление начинается
Представление началось не слишком рано и не слишком поздно, а как раз вовремя — когда отступила ночная прохлада, но и до дневной жары было еще далеко. К тому времени, как прибыл княжеский двор, гора Омаэ и окрестные холмы почернели от народа. Многие простолюдины прибыли еще затемно, чтобы занять лучшие места; каждую сосну облепили гроздья рыбацких детишек. Солнце пригревало из-за края холма, бросая лучи прямо на нарядную крытую сцену, которая, как никогда прежде, напоминала летний дворец или храм. Блеск настила, запах лака и свежей соломы, вспыхивающие на солнце кристаллы соли, которую перед началом с серьезным видом рассыпал вокруг сцены Анук («Какой странный обычай… Не знаете, зачем? Это как в деревенских храмах — чтобы отогнать квисинов! Какие все-таки удивительные в народе суеверия…»). Нижняя терраса древнего святилища была усыпана ровным слоем белого песка. Этот песок загодя натаскали с пляжа и тщательно разровняли граблями, и теперь зрителям казалось, будто сцена, словно корабль, плывет среди белоснежных волн. Свежие сосновые ветки, оплетающие стойки крыши театра, пахли чем-то древним, волшебным, чуть тревожным.
Утро начиналось на морском берегу — и на сцене происходило то же самое. Молодой рыбак Умуги собирался на утренний лов. Незамысловатый сюжет и стилизованный простонародный язык реплик контрастировали со сложным, пропитанным символикой костюмом «рыбака» и его отточенными танцевальными движениями. Сцена была совершенно пуста — никакого реквизита, кроме веера в руках Херуки. Веер выписывал узоры, наполняя пространство сцены невидимыми предметами. Впрочем, невидимыми они были только поначалу; вскоре тихонько вышел на сцену мастер Терновая Звезда, встал сбоку под навесом, что-то зашептал — и зрители словно прозрели. Болтовня умолкла, всё внимание обратилось к сцене. Только некоторые аристократы, самые непонятливые, так и сидели, уткнувшись в свитки с подсказками. В свитках содержался краткий пересказ сюжета пьесы с необходимыми пояснениями — иначе как догадаться, что в первой сцене веер означает сеть, во второй — весло, а в третьей — парусную лодку. Простолюдины таких свитков с подсказками не получили, но происходящее им и так было понятно.
Солнце уже начинало припекать. Декламация сменялась танцем, трещали барабаны, пели флейты. Народ всё прибывал. Княгиня Касима в окружении толпы придворных расположилась почти у самой сцены, в собственном паланкине — разодетая в пух и прах и при этом совсем не радостная. Справа от княгини на раскладном стуле, под шелковым зонтом восседал ее старший муж, хитрый набожный старик, которого втихомолку называли подлинным главой рода; слева — имперский наместник в роскошном чиновничьем кафтане и высокой черной шапке. Лицо наместника выражало неподдельную скуку — явился он только из вежливости и намеревался отбыть в столицу так скоро, как позволит этикет. Его многочисленная свита, сплошь состоящая из знатных имперцев, бесцеремонно захватила лучшие места.
Выше, на расчищенных каменных террасах, обосновался многочисленный клан Касима. Полюбоваться на представление со всей страны прибыло более сотни человек. Чиновники и военные, провинциалы и жители столицы — вся правящая верхушка островной провинции. Вершину горы заняли члены мелких союзных и родственных кланов. Простым зрителям на Омаэ мест не хватило, и они заняли ближайшие холмы. На одном из них, в толпе крестьян, почти позади всех, стоял хмурый тощий монах. Это был Кагеру. Несмотря на прямой приказ Сахемоти и опасность угодить в руки подчиненных Ринго, он никуда не ушел, а решил дождаться премьеры.
Между тем действие развивалось своим чередом. Рыбак Умуги, готовясь отплыть на промысел, увидел на берегу выброшенную приливом огромную черепаху. Посетовав на превратности судьбы, он по доброте душевной спихнул ее в волны.
— На другой день, — продекламировал Херуки, — снова отправился он рыбу ловить. Вдруг слышит, кто-то окликает: «Умуги, отзовись!» Испугался Умуги, смотрит на волны и думает: «Кто бы это мог быть? Кругом ни души: ни лодки, ни людей не видно». Но тут совсем рядом вынырнула из воды та самая черепаха… и обернулась почтенным старцем.
Под гул восхищенных возгласов из тени на золотистый помост выступил сам мастер Терновая Звезда, опустив на лицо маску старца.
— Неужели это ты звал меня? — в изумлении спросил «рыбак».
— Да, я! — старец-черепаха раскланялся. — Ты вчера выручил меня из большой беды, жизнь мне спас. Вот я и приплыл поблагодарить тебя.
В миг, когда черепаха обернулась морским старцем-вельможей, на побережье стало так тихо, как будто все зрители одновременно затаили дыхание. «Вот уж верно говорят — лучше один раз увидеть», — подумал Кагеру — возможно, единственный человек во всей огромной толпе, понимавший, что Сахемоти незаметно наводит на зрителей морок. Все эти люди действительно видели рыбака и черепаху, реальное побережье сливалось в их сознании с иллюзорным.
Около полудня, когда жара стала утомительной, Сахемоти объявил перерыв.
Наваждение уходило медленно, неохотно. Почти все зрители, особенно сидевшие на лучших местах у самой сцены, и после завершения первой части еще долго оставались слегка ошалевшими. Люди вставали, потягивались, со смехом разминая спину или растирая затекшие ноги. Между ярусами засновали слуги, доставая и разворачивая закуски. Тишина наполнялась оживленным гомоном.
— Великолепно!
— Какое мастерство! Какая экзотика! А игра актеров — выше всяческих похвал!
— Никогда прежде, ничего подобного…
— Это должны увидеть в Сонаке!
Зрители обменивались впечатлениями, громко восхищались, закусывали, но у всех в глазах словно остался отпечаток последнего видения — отплывающая в море рыбачья лодка.
Пожалуй, только рыбаки, что смотрели представление с самой вершины холма, смутно догадывались, куда она отплывала.