— Стыдись, в тебе говорит только зависть; у Нортона ты заявил, что я был слишком вежлив и любезен для молодого пажа, а теперь считаешь меня грубоватым.
— А ведь существует некая середина, и ее нужно уметь уловить, — сказал Альберт, отстаивая свое мнение таким же тоном, каким король разбивал его, — вот, например, сегодня утром, когда вы в женском платье переходили через речку, вы просто до неприличия подняли юбку — я обратил на это ваше внимание, и вы, чтобы поправить дело, когда переходили следующую речку, совсем не подобрали юбку и волочили ее по воде.
— О, черт побери женскую одежду! — сказал Карл. — Надеюсь, больше мне не придется в нее переодеваться. Да, уж такой я урод, что стоило мне надеть платье, чепец и юбку, как они вышли из моды навеки; даже собаки от меня убежали. Попади я в любую деревушку, где было бы хоть пять хижин, не миновать мне позорного столба. Я очернил всю женскую половину рода человеческого. Эти кожаные штаны совсем не нарядные, но они все-таки propria quae maribus[38], и я очень рад, что они опять на мне.
Кроме того, могу тебе сказать, что я верну себе все свое мужское достоинство, если надену собственный костюм; и раз ты говоришь, что сегодня вечером я был уж слишком неотесан, завтра я буду вести себя с мисс Алисой как придворный. Я уже познакомился с ней, когда был одет женщиной, и обнаружил, что здесь поблизости имеются и другие полковники, кроме вас, полковник Альберт Ли.
— С разрешения вашего величества, — начал было Альберт, но запнулся, так как не мог найти слов, чтобы выразить то, что было ему неприятно. Его чувства не ускользнули от Карла, но тот, не стесняясь, продолжал:
— Я так самонадеян, что, мне кажется, могу не хуже других заглянуть в сердце молодой особы, хотя, видит бог, эти сердца иногда бывают непостижимы даже для мудрейшего из нас. Я изображал гадалку и сказал твоей сестре, что она беспокоится об одном полковнике, — я думал, бедный простак, что раз девушка живет в деревне, ей не о ком мечтать, кроме как о брате. Я угадал ее мысли, но не угадал, о ком она думает: я имел в виду тебя, Альберт, а покраснела она так, как из-за брата не краснеют. Вдруг она вскочила и упорхнула, как птичка. Я ей прощаю: я взглянул на свое отражение в источнике и решил, что если бы встретил такое чудище, то приказал бы сжечь его на костре. Ну, как ты думаешь, Альберт, кто бы мог быть этот полковник, которого твоя сестра любит больше тебя?
Альберт знал, что король относился к прекрасному полу скорее легкомысленно, нежели деликатно.
Он попытался положить конец этому разговору и серьезно ответил.
— Сестра, — сказал он, — одно время воспитывалась вместе с сыном своего дяди по матери, Маркемом Эверардом, но его отец и он сам перешли на сторону круглоголовых, и наши семьи, конечно, разошлись, а всякие планы, которые могли существовать прежде, давно уже оставлены обеими сторонами.
— Ошибаешься, Альберт, ошибаешься, — возразил король, безжалостно продолжая шутить. — Все вы, полковники, хоть с голубыми, хоть с оранжевыми перевязями, такие красивые малые, что девушка не так-то легко вас забудет, если уже проявила к вам интерес. Но мисс Алиса такая хорошенькая, а когда она говорила о реставрации, у нее был такой голос и такое лицо, ну просто ангел! Небеса не могут не внять ее молитве… Нет, нельзя допустить, чтобы она мечтала об этом круглоголовом ханже. Что ты скажешь? Позволишь ты мне поговорить с ней? В конце концов я больше всех заинтересован в тем, чтобы мои подданные заключали подобающие браки, и если мне удастся уговорить хорошенькую девушку, жениха уламывать не придется. Так поступал веселый король Эдуард, знаешь — Эдуард Четвертый.
Граф Уорик, делатель королей — Кромвель своего времени, — не раз свергал его, но он владел сердцами всех веселых дам Лондона, и обыватели не жалели ни денег, ни крови, пока он снова не садился на свое место. Как ты думаешь? Может быть, мне отбросить северный жаргон и поговорить с ней без маски, показать свое образование и манеры, чтобы они сгладили впечатление от моего безобразного лица?
— Позвольте, ваше величество, — сказал Альберт изменившимся, дрогнувшим голосом, — я никак не ожидал…
Тут он запнулся, не в силах найти слова, соответствующие его чувствам и в то же время достаточно почтительные к королю, искавшему приюта в доме его отца.
— Чего: не ожидал мистер Ли? — спросил Карл подчеркнуто серьезным тоном.
Альберт хотел было ответить, но произнес только:
— Я бы надеялся, с разрешения вашего величества, — и снова запнулся, потому что глубокое наследственное уважение к монарху и долг гостеприимства в дни невзгод короля не позволяли молодому роялисту открыто выразить свой гнев.
— На что надеется полковник Альберт Ли? — сказал Карл тем же сухим и холодным тоном. — Не отвечаешь? Ну, так я надеюсь, что полковник Ли не сочтет веселую шутку чем-то обидным для чести его семьи: мне кажется, нехорошо будет по отношению к его сестре, к его отцу, да и к нему самому, если он не представит своим близким Карла Стюарта, которого он называет своим королем; я полагаю, меня не должны понять превратно и счесть меня способным забыть, что мисс Алиса Ли — дочь моего верного подданного и хозяина и сестра моего покровителя и защитника. Да ну же, Альберт, — добавил он, вдруг снова приняв свой обычный откровенный и непринужденный тон, — ты забыл, как долго я жил за границей, где мужчины, и женщины, и дети болтают о любви и утром, и в полдень, и ночью и самое важное для них — как бы повеселее провести время; да и я забыл, что ты воспитан в старинных английских традициях, что ты настоящий сын сэра Генри и не понимаешь шуток на такие темы. Но если я тебя в самом деле обидел, Альберт, я искренне прошу прощения.
С этими словами он протянул руку полковнику Ли, который, поняв, что он слишком поспешно истолковал слова короля в дурном смысле, почтительно поцеловал ее и начал было извиняться.
— Ни слова, ни слова больше, — добродушно сказал принц, поднимая своего кающегося приверженца, когда тот хотел опуститься на колено, — мы понимаем друг друга. Тебя немного пугает слава весельчака, которую я приобрел в Шотландии, но, поверь мне, в присутствии мисс Алисы Ли я буду таким глупым, как только ты или твой кузен полковник можете пожелать, и обращу свои ухаживания, коли уж мне захочется за кем-нибудь приволокнуться, к хорошенькой камеристке, которая прислуживала за ужином, — если только ты уже не предъявил на нее свои права, полковник Альберт.
— Права на нее уже предъявили, только не я, а, с разрешения вашего величества, Джослайн Джолиф — егерь, которого не надо обижать, раз мы уже так много ему доверили, а может быть, нам придется даже полностью ему открыться. Он, кажется, подозревает, кто такой в действительности Луи Кернегай.