Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лили шла по замку, ориентируясь по нарисованной Севом карте, и воспоминания, как волны, накатывали одно за другим; оживали запахи, ощущения, мысли — все то, что казалось давным-давно позабытым. Во время войны она только встречалась тут с Дамблдором — появлялась через камин и не выходила из безопасного кабинета. Ей всегда казалось, что мозговой центр Хогвартса находится именно там, в директорских апартаментах; что же до его сердца — то здесь она не была с восемнадцати лет.
Тогда, накануне выпускного вечера, Лили точно так же шла по коридорам, и сверху падали снопы солнечного света — будто расплавленные колонны, и вокруг почти никого не было, потому что студенты летом выбирались на улицу, и в голове крутились мысли — что скоро она вернется домой, и что ее настоящий дом на самом деле тут, в Хогвартсе... И что мир за его стенами становился все мрачнее и мрачнее, и впереди ждала неизвестность, а школа завтра заканчивалась — словно демонтировалось и разбиралось все, в чем она привыкла искать опоры.
В заброшенном коридоре пахло пылью и запустением. Лили прошла сквозь магическую завесу — волосы шевельнулись, и кожу защекотало, точно первыми лучами весеннего солнца. На грязном полу оставались следы. Она дошла до конца прохода, распахнула двери и оказалась внутри маленькой башенки — в светлую вышину спиралью уходила череда ступенек; сверяясь по карте, вскарабкалась на три пролета и прошла в какой-то коридорчик, где раньше никогда не бывала. Он оказался очень коротким, всего несколько шагов в длину... и там, где Северус нарисовал дверной проем, была лишь глухая стена.
Лили протянула руку, но нащупала только гладкий и пыльный камень. Значит, это не морок, прикрывающий проход. Неужели она заблудилась?
— Сев? — позвала она и чуть не подпрыгнула до потолка, когда из стены появилась его рука и сграбастала ее за запястье; ругнулась, не выдержав: — Ой, черт!
Теперь на пергаменте было написано: "Иди вперед". Она чуть-чуть повернула руку — их пальцы переплелись, и ладонь Сева дрогнула — а затем он потянул ее на себя. Лили шагнула вперед и зажмурилась, когда проходила сквозь стену, но ощутила лишь покалывание и скользнувший по коже легкий холодок.
А потом открыла глаза, и перед ней стоял Сев. Который, как внезапно оказалось, был лишь немногим ее выше — всего на каких-то несколько дюймов.
Он выглядел страшно изможденным. Волосы висели сосульками, а бескровные губы почти не выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи. Глазницы словно затопила тень — но запавшие глаза по-прежнему мерцали, как и всегда, когда его обуревали какие-то эмоции... эмоции, в которых Лили ничего не понимала.
— Сев... — прошептала она — с ужасом, потому что он казался совсем больным... стиснула его ладонь, потянулась, пытаясь прикоснуться к лицу, и он отшатнулся, словно от пощечины... Мгновение — и взял себя в руки, на глазах восстанавливая самоконтроль.
Веки защипало — так внезапно подступили слезы.
— Что же я с тобой сделала... — чуть слышно пробормотала Лили. — Как же ты сказал, что все хорошо, когда на самом деле...
— Бывало и хуже, — хрипло сказал он, но приближаться не стал — так и замер там, куда отступил. — Но это лучше обсуждать не здесь. Нам туда, — и мотнул головой, указывая на дверной проем — Лили поначалу его не заметила, поскольку не могла оторвать взгляд от этого призрака прежнего Северуса.
Проем, как оказалось, маячил у них над головами. На высоте нескольких метров.
— Но как же мы...
— По ступенькам. Не смотри под ноги.
Разумеется, предупреждение было не лишним, и разумеется, она его не послушалась — и, взвизгнув от увиденного, вцепилась в своего провожатого, обнимая его за талию.
— Сев... А где же пол? — умом она понимала, что на чем-то стоит — под подошвами туфель ощущалось твердое — но глаза видели только одно: уходящую вниз бесконечную пустоту. — Ой, божечки...
— Ты гриффиндорка или кто? — он замер в ее объятиях, и каждая мышца в его теле напряглась, как струна. Лили знала, что ему так неудобно, что надо разжать руки, но почему-то не могла это сделать. Посмотрела вверх, прямо в лицо Севу — она стояла к нему ближе, чем обычно, и на память опять пришел вчерашний вечер, и тот взгляд, ниточкой протянувшийся над заиндевевшей травой... Как и в тот раз, между ними словно возникла незримая связь... но не легилименция — никакого характерного наплыва воспоминаний, они просто смотрели друг на друга... Должно быть, он закрылся окклюменцией.
— Возможно, некоторые способности достаются не всем. Мне так явно недодали таланта так запросто расхаживать по невидимым полам.
— Или же это вообще слизеринская черта, — он применил какие-то чары, и под ногами из ничего соткалась золотистая сияющая дорожка, чуть дальше переходящая в ступеньки. — Ну что, так ты уже в обморок не грохнешься?
— А можно я прикинусь ребенком и хотя бы возьму тебя за руку?
Лили показалось — она что-то такое заметила; словно в его глазах на какой-то миг появилось нечто и тут же потухло, так что она даже толком не поняла... В общем, что бы это ни было, оно уже пропало.
— Я не дам тебе упасть, Лили, — сказал он бесстрастно.
— Знаю. Именно поэтому я за тебя и держусь, — она крепче стиснула его ладонь.
И снова что-то дрогнуло — будто у него на лице дернулся мускул. А затем Северус отвернулся, втянул голову в плечи и повел Лили за собой по светящимся ступенькам. Наверху он отменил свои чары — сияние померкло, и лестница растворилась в воздухе — и подтолкнул свою спутницу вперед. Это больше всего походило на альков, но напротив входа у него была не стена, а широкое незастекленное окно старинного типа. Похоже, Северус обустроил тут себе пристанище: на полу лежал соломенный тюфяк, рядом возвышалась стопка книг и стояла банка...
— Это что, мои звездочки? — полюбопытствовала Лили.
Она в жизни не видела, чтобы кто-то так быстро реагировал. Банка была на месте — и вдруг исчезла... Манящие чары, должно быть; Северус ее призвал и заталкивал в карман мантии, весь белый от ярости.
— Я их сохранил, — процедил он сквозь зубы.
Лили растерялась, совершенно не представляя, как теперь себя вести. Хотела к нему прикоснуться, но побоялась, что он может... взорваться или что-то вроде этого. Так что она подошла к окну и посмотрела вниз — на озеро, которое казалось посеребренным, на шпили замка в ледяных чешуйках, на вставшие цепью холмы — выпавший снег одеялом укутывал темную зелень... Белое, серое, темное — единственные оттенки; словно этот мир не знал других красок, такой холодный, суровый и беспощадный в своей красоте.
— Северус, — произнесла она — его имя паром срывалось с губ, туманило утренний воздух, — здесь ведь запросто можно замерзнуть.
— Ночью со звездочками было нормально, — он протянул ей банку — так резко, что движение напоминало выпад. — Возьми, если озябла.
Она покачала головой.
— Я себе еще сделаю, — и в подтверждение своих слов достала палочку и отправила призванные огоньки в наколдованный для них сосуд. — А эти пусть будут тебе... если ты еще тут задержишься?..
— В слизеринском дортуаре нынче небезопасно, — отвечал Сев — отрывисто и вместе с тем таким тоном, словно ему все это порядком наскучило.
— Что?! — Лили отпрянула от окна. — Как это — небезопасно? — внутри пробудилась мрачная уверенность. — Это... о Боже, это все из-за того, что ты пропустил ту встречу с Сам-Знаешь-Кем?
— Нет — из-за того, что слизеринцы своего не упустят, — бесстрастно сказал он. — Тебе не стоит об этом беспокоиться.
— Ага, ну разумеется, — она дышала часто и прерывисто — в воздух поднимались облачка пара. — Конечно, мне не стоит беспокоиться — неважно, что ты ночуешь тут, как бездомный, потому что в спальне слишком опасно! Какая мне разница, что за тобой теперь охотится весь Слизерин — из-за того, что ты сделал по моей просьбе! С чего бы это мне волноваться?
— Вот именно — с чего бы? — его голос стал холодным и колким — как растрескавшийся лед на крышах. — С учетом твоей замечательной привычки умывать руки, как только я становлюсь неудобным, я, разумеется, предположил, что и в нынешних обстоятельствах повторится то же самое.
От лица разом отхлынула кровь — и тепло тоже, они словно вытекли из нее и исчезли непонятно куда... внутри стало зябко и пусто, и язык словно прилип к гортани. А потом она увидела лицо Сева — открытое, как оголенный нерв, искреннее и безжалостное — и оно намертво впечаталось в память, продолжало стоять перед глазами, даже когда он отвернулся, и плечи его поникли.
— Приношу свои извинения, — произнес он жестко и резко. — Забудь ко всем хуям все, что я тут нес. Я... не вполне... в общем, просто забудь.
— Да уж, хорошенькое дело, — Лили была просто ошеломлена. — "Забудь и не беспокойся". Задачка проще не придумаешь. Сев... — услышав свое имя, он вздрогнул, и она вслед за ним. — Я... это насчет вчерашнего вечера. Мне ужасно, ужасно жаль, я вовсе не собиралась оттуда сбегать, мне так хочется все загладить... это очень... это было очень жестоко, мне и правда ужасно жаль...