Пока они шли к Палашевскому рынку, Павел Афанасьевич рассказывал о том, что антикварный магазин, собственно, принадлежит его сыну, а он с удовольствием торгует, несмотря на годы, чтобы не терять квалификации.
– Пожилому человеку просто не по силам держать свое дело, – объяснял он, семеня рядом с Мариной. – Современный бизнес, знаете ли, Мариночка, требует совсем особых душевных качеств. Твердости, знаете, иногда просто беспощадности. Будь я владельцем лавки, разве достало бы у меня душевных сил на то, чтобы попросту любоваться старинными вещами? Уверяю вас, мне было бы не до них! А думал бы я о бандитах, о налогах и муниципальных службах…
Магазин, к которому привел ее Толпежников, располагался в полуподвале. Над лесенкой, ведущей вниз, красовалась бронзовая вывеска: «Лавка древностей». Увидев вывеску, Марина улыбнулась. И правда – диккенсовский мир! Впрочем, над вывеской поблескивал холодный глаз телекамеры.
В двери что-то загудело и щелкнуло, едва они спустились по ступенькам. Павел Афанасьевич потянул за большое медное кольцо – за дверью звякнул колокольчик, и они вошли в лавку.
Все это выглядело загадочно, таинственно – и все было совершенно естественным в том пространстве, в котором так неожиданно оказалась Марина.
– Собственно, лавка уже закрыта, – объяснил Толпежников, делая приглашающий жест рукой. – Сегодня ведь воскресенье, мы работали только до двух. Поэтому вы посмотрите все без помех и с удовольствием!
– Спасибо, – сказала Марина. – Я не стану вас надолго задерживать, спасибо.
Наверное, по контрасту с шумным Тверским бульваром и «Макдональдсом» эта удивительная лавка действительно поражала воображение.
Старинная мебель – красного дерева, из мореного дуба и карельской березы – была расставлена в ней так, что непонятно было, на продажу предназначены все эти изящные предметы или просто для украшения просторной комнаты.
Вдоль стен стояли шелковые ширмы с чудесными японскими узорами, делая комнату похожей на волшебный фонарь. Вообще, множество старинных вещей было расставлено повсюду – на столах, в буфетах, в горках за мерцающими стеклами, даже на полу.
Вились вензеля на фарфоре и серебре, поблескивали тусклые драгоценные камни в крупных дамских украшениях. От больших круглых подносов из темной меди, казалось, исходил звон, как будто по ним только что ударили чем-нибудь – например, тяжелым пестиком из большой ступки с древним гербом.
Марина почувствовала, как медленно погружается в чудную ауру этих старинных вещей. Она вдруг поняла, почему сразу вызвал у нее такое безотчетное доверие Павел Афанасьевич Толпежников: весь он был проникнут и пронизан дыханием подлинности, исходившим от каждого предмета в его лавке…
– Нравится вам, Мариночка? – негромко спросил антиквар.
– Да. – Марина тряхнула головой, словно выныривая из завораживающей глубины. – У вас здесь чудесно, Павел Афанасьевич! Тяжелые мысли уходят сами собою.
Произнося эту фразу, Марина внимательнее вгляделась в дальний угол комнаты. Там, на фоне фиолетовой ширмы, расписанной золотыми драконами, стояли на низком столике два подсвечника. И, разглядев их издалека, Марина тут же направилась в тот самый дальний угол, точно влекомая неведомой силой.
Сердце у нее стремительно забилось, когда она увидела их вблизи. Подсвечники были те самые, она не могла ошибиться! Те самые, что стояли по бокам бабушкиного зеркала, когда она, Марина, вглядывалась в туманную глубину. Те, которые она считала потерянными безвозвратно – вместе с отцовской библиотекой, да и со всеми вещами ее детства.
Каждый из них напоминал молитвенно сложенные ладони, между которыми и сейчас были вставлены оплывающие свечи – точь-в-точь похожие на те, что бабушка вставила в них однажды в крещенский вечер…
– Что с вами, Мариночка? – испуганно спросил Толпежников. – Вы так побледнели.
– Нет… Да… – пробормотала Марина. – Павел Афанасьевич! Что это за подсвечники, откуда они у вас?
– Ах, эти! – облегченно сказал антиквар. – Да, по правде говоря, ничего особенного. Начало двадцатого века, не слишком старинные, притом не ручная работа. А откуда? Да принесла какая-то женщина, вот и все. Недавно принесла, потому и не проданы еще. Так-то вещь броская, к тому же пара, непременно вскоре купят. Но почему они вас так взволновали, Марина?
– Дело в том, – медленно произнесла Марина, – что они принадлежали моей бабушке – не по отцовской линии, а по материнской. Это не была фамильная вещь, бабушка говорила, что купила их где-то во время войны. Даже не купила, а, кажется, на станции какой-то на хлеб поменяла. Но у меня с ними связано одно очень дорогое воспоминание… Я могу их купить, Павел Афанасьевич?
– Бог мой, Мариночка, да о чем вы спрашиваете! – воскликнул старый антиквар. – Я просто счастлив, что вы нашли их именно здесь! Они… утрачены были вами?
– Да, – кивнула Марина. – Но это именно они, я не ошиблась. Посмотрите, на одном из них вмятина, как раз на безымянном пальце, как след обручального кольца. Это они, Павел Афанасьевич! Какое удивительное совпадение…
– Совпадение, вы говорите, Мариночка? – вдруг спросил Толпежников, и Марина насторожилась, услышав какие-то новые, неторопливые и серьезные интонации в его голосе. – Вы думаете, такие вещи случаются просто так? Странно, мне казалось, вы тоньше понимаете жизнь…
– Вы правы, – кивнула Марина. – Такое не происходит случайно.
Ничего случайного не было в ее жизни, это Марина знала. И в этой лавке, уставленной старинными вещами, проникнутой духом подлинности, она сразу почувствовала себя как дома. Здесь чувствовалось то, к чему она привыкла с детства: таинственная прелесть необъяснимого, странность жизни, которая для нее, Марины, странностью не была никогда.
И эта встреча со старым антикваром в обыкновенном «Макдональдсе»… Та жизнь, для которой она была предназначена, словно догнала ее, властно напомнила о себе молитвенно сложенными ладонями подсвечников…
– Но как же они могли здесь оказаться? – вслух размышлял Толпежников, уже заворачивая подсвечники в шуршащую сиреневую бумагу. – Поразительны бывают перемещения вещей!
– Ничего поразительного, к сожалению, – покачала головой Марина. – Люди, к которым они попали, могли все это только продать, что они и сделали. Удивительно другое: как я здесь оказалась, и именно сегодня…
– Вы чувствуете в этом особенное знамение? – тут же спросил Толпежников все тем же серьезным тоном.
– Пожалуй… Но я не знаю, можно ли верить в него…
– Да как же не верить в знамение! – воскликнул антиквар. – Как же не верить в то, что диктует нам внутренний голос!