реформ, либералы действительно представляли серьезную угрозу для косного самодержавия. Однако охранка как орган, призванный собирать и анализировать информацию, в том числе секретную, допустила крупный просчет, ибо ее руководители не поняли, что самодержавие могло и должно было сотрудничать с либералами во имя политического переустройства Российской империи.
Вместо этого охранка, делая отчаянные попытки сдержать поднимающуюся волну народного гнева по отношению к старому строю, нанесла еще больший вред самодержавию, поскольку искала врагов среди масонов, чьи силы она преувеличивала. Что же касается «еврейского вопроса», охранка как государственное учреждение сознавала всю опасность нападок на еврейское население и вопреки распространенному мнению не пускала в оборот «Протоколы сионских мудрецов». В то же время охранка не в состоянии была помешать некоторым из своих офицеров, а также сотрудникам других государственных ведомств, которые видели в антисемитизме способ направить народное недовольство против удобной жертвы.
Глава 11
Полиция и погромы
Русское слово «погром» не нужно переводить на иностранные языки. 1288 тыс. евреев, эмигрировавших из Российской империи с 1897 по 1917 г., поведали о его значении всему миру. Значительная часть эмигрантов сорвалась с обжитых мест не столько в поисках лучшей доли, сколько в страхе перед насилием. В конце XIX — начале XX в. избиения евреев происходили только в России и воспринимались как рецидив прошлого, хотя на самом деле в них надо было видеть мрачный прообраз будущего. В ту пору никто не мог представить, что в самом сердце цивилизованной Европы еще возникнут концлагеря с печами для массового умерщвления людей. О погромах в России говорили как о непреложном доказательстве средневекового характера самодержавия. В глазах всего мира погромы являлись логическим продолжением политики русского правительства. Царизм обвиняли в поощрении насилия над своими подданными еврейской национальности. Значительная часть обвинений приходилась на долю правительства и полиции, призванной обеспечить безопасность и спокойствие в империи.
I
Начало массовых волнений, имевших этническую окраску, почти совпало по времени с созданием Департамента полиции. Весной 1881 г. губернии черты еврейской оседлости потрясла серия погромов. Первый погром произошел 15 апреля в Елизаветграде, затем волнения распространились на другие города — Киев (26 апреля), Ананьев (27 апреля), Кишинев (29 апреля). Из городов они перекинулись в сельскую местность. В Елизаветградском уезде погромами было охвачено 25 населенных пунктов, в Киевском уезде — 42. Май 1881 г. также был неспокойным, погромы разразились в Одессе, Николаеве, Александрове, Ромнах. В ноябре того же года произошел второй погром в Одессе, в декабре погромы докатились до Варшавы.
Весной 1882 г. появились признаки, угрожавшие повторением прошлогодних событий. В марте вновь вспыхнули волнения в Ананьеве, в июне-июле произошли погромы в Борисполе, Дубоссарах, Переяславе. По официальным данным, в 1881–1882 гг. было зарегистрировано 259 погромов, из которых 219 произошли в селах и деревнях.
В 1883 г. имели место столкновения в Ростове-на-Дону, Екатеринославе, Кривом Роге, а в 1884 г. — в Нижнем Новгороде. В XVI–XVII вв. грабеж и резня евреев были привычными событиями в этих краях, раздираемых войнами и усобицами. Потом эти бесчинства отошли в область исторических преданий. Погромы изредка вспыхивали в тех или иных городах, например в Одессе в 1871 г.
Однако массовые погромы представлялись совершенно новым явлением. Вызывала удивление непредусмотрительность и нерасторопность властей, которые не смогли воспрепятствовать волнениям, неумолимо охватывавшим один населенный пункт за другим. Историк сионистского направления С. Дубнов высказывал предположение, что власти способствовали погромам, ибо иначе невозможно объяснить тот факт, что «в благоустроенном государстве в продолжение столь продолжительного времени начальство, зная каждый раз о готовящихся беспорядках, допускало заставать себя врасплох и не предпринимало никаких предупредительных мер». В пользу этого предположения говорит свидетельство из противоположного лагеря. Начальник Киевского жандармского управления В.Д. Новицкий писал, что трехдневным погромом (1881 г.) в Киеве евреи были обязаны генерал-губернатору А.Р. Дрентельну. Местные власти саботировали распоряжение графа М.Т. Лорис-Меликова о решительных мерах против погрома. Руководитель корпуса жандармов П.С. Ванновский приказал войскам сохранять нейтралитет и предупредил, что если кто-нибудь посмеет пустить против погромщиков штыки или нагайки, то будет отдан под суд. Начальник жандармского управления утверждал, что Дрентельн изменил свое поведение только после того, как погромщики едва не затоптали его ногами.
Волнения 1881 г. начались через полтора месяца после гибели императора Александра II от рук террористов. Современники не преминули связать воедино оба события. По мнению противников самодержавия, погромы являлись ответным ударом консерваторов, сменивших либеральных деятелей эпохи Лорис-Меликова. Идейным вдохновителем этой акции называли К.П. Победоносцева, а непосредственными организаторами — министра внутренних дел графа Н.П. Игнатьева и директора Департамента полиции В.К. Плеве. Антисемитские настроения нового императора Александра III и его ближайшего окружения не были секретом даже для людей, бесконечно далеких от царского двора. Характерно, что погромщики были твердо убеждены в правомерности своих действий. Их не смущало отсутствие официального разрешения. Они проявляли изощренную фантазию, истолковывая факты в выгодном для себя свете. В сентябре 1881 г. министру внутренних дел докладывали о слухах, распространявшихся в Черниговской губернии. «Государь Александр Александрович, — передавалось из уст в уста, — не настоящий царь, потому что он еще не коронован, и потому он не может прислать указа бить жидов, а только уничтожить их имущество. Когда же он коронуется, то пришлет указ избивать жидов за то, что извели его батюшку и нашу кровь пьют».
Нередко перед погромами зачитывались вслух выдержки из антисемитских статей. Добровольцы-агитаторы разъясняли слушателям, якобы это подлинные царские грамоты, которые были скрыты подкупленными чиновниками. Общественное мнение не случайно включало в число инициаторов погромов двух деятелей, занимавших ключевые посты в Министерстве внутренних дел. Своими высказываниями граф Игнатьев словно подчеркивал причастность к столкновениям на национальной почве. Министр сказал петербургскому раввину: «Евреи сами виноваты в погромах: примыкая к нигилистам, они отнимают у правительства возможность оградить их от насилия».
Полицейские чиновники в провинции знали о точке зрения министерского руководства. При этом информация необязательно должна была идти по официальным каналам. Косвенные данные позволяют судить о том, как происходила обработка полиции на местах. Елизаветградский полицмейстер И.П. Богданович вспоминал, что за несколько недель до погрома его посетил столичный гость — некий статский советник. Он изъяснялся недомолвками и иносказаниями, но в общем-то четко определил границы возможного попустительства: «Если бы случился, чего не дай Бог, еврейский погром, вы не виноваты, вы ни при чем, и не в вашей власти было предусмотреть… неожиданный взрыв… народного негодования… экономическая почва, эксплуатация… наконец, и религия, ну а если бы начали грабить русских — богатых горожан, немцев, то это уже другое дело… тут всецело оплошность и вина полиции».
Между тем выдвижение в качестве главного мотива действий погромщиков