напали на мирно летящие японские самолеты? – продолжил лейтенант.
- Что-о-о! – подскочила на месте Ника.
- Сидеть! – рявкнул лейтенант. – У вас что, со слухом плохо?
- Это они на меня напали! А я только защищалась.
- Да вы что? Экие злодеи! Только вот пленный японский летчик утверждает обратное.
- Он нагло врет! Я пыталась уйти…
- Может вам очную ставку сделать? Яша, приведи-ка пленного, - обратился он к сержанту, - да переводчика не забудь.
Через некоторое время вошли трое: невысокий японец в летном комбинезоне, сержант Яша и худенькая женщина азиатской наружности. Японец что-то сказал, переводчица перевела:
- Он спрашивает, где летчик, который его сбил.
- Вот она, - ответил лейтенант и кивнул на Нику.
Японец некоторое время таращился на нее, а затем быстро что-то залопотал на своем языке. А Ника вдруг тоже стала отвечать ему на его языке. Их разговор походил на эмоциональную базарную склоку.
- А ты чего молчишь, - вдруг вскинулся лейтенант на переводчицу. – Переводи, давай!
- Это нельзя переводить! Это неприлично! – ответила покрасневшая женщина.
- Здесь все прилично! – снова рявкнул лейтенант, - А ты, значит, еще и японский знаешь!
- Пусть ответит, - обратился лейтенант к переводчице, - кто из них на кого напал.
Переводчица обратилась к японцу. Тот что-то ответил.
- Что он сказал?
- Он сказал, что отказывается отвечать на вопросы, - ответила переводчица.
- Уведите, - приказал лейтенант сержанту.
Вся компания вышла. Ника с лейтенантом остались вдвоем.
- Плохи твои дела, барышня, - сказал он после некоторого раздумья. – У тебя нарушение инструкции, самоуправство, нарушение приказа не вступать в бой с японцами и, наконец, сбитый японский самолет.
Да еще, эти олухи пленного летчика притащили… Вот что с ним делать? В общем так, обстановка сейчас сложная, если японская сторона заявит протест по поводу воздушного нападения и сбитого тобой самолета, то тебя ждет трибунал. Чем он кончается, сама знаешь. Если японцы протест по поводу самолета не заявят, отделаешься взысканием и понижением в звании… Эх, Никандра Александровна, вы такая красивая женщина, шли бы вы лучше в гражданскую авиацию…
Вернулся сержант и положил перед Никой протокол допроса.
- Прочтите и подпишите, - сказал лейтенант.
Ника прочитала, но подписывать отказалась.
- Не буду я это подписывать, это же мой приговор, - сказала она.
- Может быть вы и правы, - задумчиво ответил лейтенант, - Яша отведи ее на гауптвахту, пусть посидит пока. Может и обойдется все. Протокол пока не подшивай. С японцем-то что делать будем? Ну, давай, уводи ее уже.
Яша увел Нику, но скоро влетел в кабинет лейтенанта как ошпаренный.
- Японец сбежал! – крикнул он с порога.
- Как сбежал? – воскликнул лейтенант и вдруг обрадовано хлопнул в ладоши. – А может оно и к лучшему! Ты протокол его допроса еще не подшил?
- Нет еще…
- Давай-ка мне оба протокола, пусть полежат пока. Авось все обойдется. Не хочу я эту даму под расстрел подводить. Войны с японцами все равно не избежать, зачем нам истреблять своих пилотов, да еще таких асов.
Японская сторона относительно авиации протестов не заявляла, там хватало проблем с захватом сопки «безымянной». Ника отсидела на гауптвахте четыре дня и вернулась в расположение авиаотряда в звании лейтенанта. Приказ о понижении в звании подписал майор Кузнецов.
В августе в расположение авиаотряда прибыло пополнение: два опытных летчика и два «ишака», и у Ники и Николая работы убавилось. Однако ее добавилось у Сергея, который оборудовав самолеты радиостанциями, начал обучать летчиков работать с ними. Сами станции приходилось дорабатывать, поскольку требования были очень жесткие и к ударной нагрузке, и к перепаду температур, и к влажности.
Осенью, подготовив себе смену, Долин и Липкина, получили разрешение вернуться в Ленинград, для Одинцова разрешение не требовалось. Поскольку зимой количество провокаций резко сокращалось, разведывательные полеты сокращались тоже, кроме того сильный ледяной ветер также уменьшал летные дни. Таким образом, в ноябре Ника и Сергей после почти годового отсутствия встретились со старыми друзьями.
Александр Сычев, конечно, при содействии своего руководства, восстановил полигон, на котором когда-то тренировалась морская разведка. Теперь там тренировалось спецподразделение морской пехоты. К тренировкам он привлек своих старых товарищей и Илью Левитина в том числе, но, главное там занималась его четырнадцатилетняя дочь, Ника Сычева, которая, превращаясь в девушку, хорошела с каждым днем. И у нее уже наметился кавалер, Анатолий Левитин. В школе Ника преуспевала по всем дисциплинам. Пулевой стрельбой она больше не занималась, поняв, что благодаря своему природному дару, может попадать в цель из любого оружия и из любого положения. Рукопашному бою ее обучала мать и иногда тезка. Ника научилась плавать, только скалолазанию ее никто пока не учил.
Николай Долин и Ника Липкина продолжали осваивать и обкатывать истребители, поступающие на вооружение полка. У Сергея Одинцова работы было огромное количество по доработке и совершенствованию радиостанций. Необходимость радиосвязи в полете уже ни у кого сомнений не вызывала.
Наступил 1938 год, обстановка в Маньчжурии накалялась и весной Долин и Липкина, готовились вернуться в забайкальский авиаотряд. Ника и Сергей снова ехали вместе, а Николай, прощаясь с семьей, уверял жену, что в этот раз разлука будет недолгой. В начале мая они уже были в поселке Луговом.
В мае график полетов был довольно плотным, но в июне командование стало стягивать к Маньчжурии войска и авиацию. Был образован дальневосточный фронт. Разведывательные полеты продолжались, но не столь интенсивно. В июле начались бои за сопкой Безымянной, туда выдвинулся стрелковый полк. В районе озеро Хасан развернулось настоящее сражение. Бомбардировочная авиация дальнего действия летала в сопровождении истребителей. Аэродром нашего авиаотряда, война пока обходила стороной. Но полеты почти прекратились. Стояла послеобеденная удушающая жара. Вдалеке громыхали разрывы снарядов тяжелых орудий.
Ника зашла в палатку комсостава, и увиденная картина ей не понравилась. За столом сидели: Николай в расстегнутой гимнастерке с гитарой в руках