— Нет уж, лучше мыть, — покачала она скептически головой. — Так надежнее.
Не удержавшись, я рассмеялась.
— А вы, Эвочка, родом из столицы? — спросила женщина, звякая посудой в раковине.
— Приехала из провинции.
Наверняка потенциальной свекрови придется не по сердцу потенциальная невестушка — меркантильная провинциалка. Вдруг коварная девица спит и видит, как окрутить какого-нибудь одинокого столичного профессора?
— И как вам здесь? Нравится?
— Не знаю. Суматошно.
— Правильное слово, — согласилась Медея Артуровна. — На лето всегда уезжаю из города. Он душит и вытягивает из меня силы. За зиму устаю и морально заболеваю. Вот пристрою Альрика и совсем уеду отсюда.
— Мама, я не ребенок, чтобы меня к кому-нибудь пристраивать, — вставил профессор, расставляя в шкафчике вымытые фужеры.
— Не сомневаюсь, но не могу видеть, как ты маешься один-одинешенек, — сказала женщина, протягивая мне вымытую тарелку.
— И не маюсь, — терпеливо опроверг Альрик. — Мне нравится моя жизнь.
— Надеюсь, Эвочка тебя переубедит, — продолжала гнуть свое неугомонная матушка.
Меня-то зачем притянули? Я вопросительно взглянула на мужчину, и он сделал неуловимый знак, мол, потерпи, осталось немного.
— Я тоже надеюсь, — сказал со сдержанной улыбкой.
— Вот и славно, — сказала Медея Артуровна, вытерла руки и сняла передник. — Поскорей бы, а то если тебя не прибрать к рукам, останусь без внуков.
Интересно, она принесла фартук с собой, или у Альрика всегда наготове парочка передников для любительниц помыть посуду? — заинтересовалась я, а потом сообразила, о чем говорила женщина, и в стеклянной дверце шкафчика отразилось мое лицо с алыми щеками, словно их натерли свеклой.
— У тебя восемь внуков, — парировал именинник. — Неужто мало?
— Внуков много не бывает, — возразила его матушка, распрощалась со мной и напоследок тихонько обронила Альрику, рассчитывая усовестить:
— Бережнее обращайся с девочкой. Смотрю, совсем ее запугал.
Я в замешательстве подошла к окну, рассматривая в уплотнившейся темноте очертания зданий и точки светящихся окон. Уж не знаю, за кого меня приняло семейство Вулфу, но я и на сантиметр не поднялась до указанной планки.
— Хорошо, — мягко сказал мужчина. — Пойдем, провожу. Такси ждет внизу.
Я не услышала, как хлопнула входная дверь, наверное, потому что она закрылась тихо. Вздрогнула, когда Альрик очутился рядом, тоже глядя в окно.
— В ваших глазах вижу бездну вопросов, — сказал весело. — Выговоритесь.
— Какой этаж? — выпалила я первое пришедшее на ум.
— Двадцать девятый.
Ого, какая высотища! Тут же закружилась голова, и я поспешно отодвинулась от окна.
— А почему нет посудомоечной машины?
Мужчина хмыкнул:
— В физическом труде нахожу удовольствие, кроме того, выкраивается время для размышлений. Зачастую хорошие идеи приходили мне в голову именно у раковины.
— Лизбэт вас поздравила? — вырвалось у меня.
— Лиза? — удивился профессор. — Нет. А должна была?
Я пожала плечами. Что поделаешь, если язык — враг мой.
— Расскажете родственникам, что они… ну, ошиблись? — замялась, растеряв нужные слова.
— Расскажу, — улыбнулся Альрик.
— У вас дружная семья. Завидно.
— У меня две сестры и три брата, но не все живут в столице. В детстве родственные связи видятся в другом свете, и между нами велась жесточайшая конкуренция, как во всех многодетных семьях. Впрочем, я распространяюсь о себе, хотя должен выслушивать вас, Эва Карловна, — развернулся он ко мне. — Вы обдумали мои условия и приехали в выходной день, чтобы сообщить об этом. Приспичило?
— Да, — опустила глаза. — Срочно. Но я хочу кое-что изменить.
— Интересно. Суть изменений?
— Проценты от сделки делим пятьдесят на пятьдесят, то есть поровну, — выпалила я на одном дыхании.
Мужчина некоторое время раздумывал.
— Согласен. Что-нибудь еще?
— Да. Мы дадим взаимные обеты.
Профессор прохромал к небольшому столику, освещенному настенной бра, и сел на табурет.
— Видите ли, Эва Карловна, за свою жизнь я дал достаточно обетов, чтобы теперь жить с оглядкой из-за постоянного риска сказать или сделать что-либо лишнее. Сегодня вы ненароком проникли еще глубже в мой мир, а у меня до сих пор нет информации о вас. Какой в ней толк, если она останется за печатью обета? Мое последнее слово — обет дадите вы. На иное не соглашусь.
Я открыла и закрыла рот, не зная, что ответить. Почему-то не сомневалась, что второе условие Альрик примет без лишних вопросов. Наверное, обманчивый вывод пришел в голову после пары часов, проведенных с профессором в кругу его семьи. Мне казалось, благодушие и сердечность мужчины распространились и на меня, но как он заметил ранее, семья для него — святое, несмешиваемое с делами, то есть со мной.
А ведь Альрик сам сказал, что я оказалась спасеньем от прилипчивых родственников, жаждущих женить его на первой попавшейся девице, — подумала с обидой и отвернулась к окну, чтобы мужчина не разглядел лица. Бесполезно прятаться, расстроенная физиономия отлично проецируется в окне. Вот вам первый срыв в плане. Профессор отказался давать обет и хочет подстраховаться. Логично, и мне придется играть по его правилам.
— Согласна, — повернулась я к Альрику.
— Прекрасно, — заключил он по-деловому. — Совместим клятвопожатие по сделке с обетом. Поскольку сегодня новолуние и день наименьшей активности волн, для пущей уверенности приму от вас обет на крови.
— На крови? — переспросила я, решив, что ослышалась.
— Не волнуйтесь, Эва Карловна, обойдемся без кровавых жертвоприношений и вскрытых вен. В новолуние, как вы можете помнить, обещания и клятвы имеют наименьшую силу, и при умелом подходе можно уклониться от их выполнения.
— Но я не смогу! — воскликнула, возмутившись наветом. Мало того, что у меня нет ума и способностей, а как ни скрывайся, рано или поздно обязательства найдут любого клятвоотступника, и тому немало подтверждений. В истории висорики приобрел легендарную известность аферист мирового масштаба Венька Золотой зуб, который заключал сделки в безлунные дни, а потом сматывался, не выполнив условия договора. Его хитрости и таланта хватило на восемь лет пряток, прежде чем он в одно мгновение сошел с ума и стал овощем. Психика Веньки не выдержала накатившего возмездия за десятки обманутых людей. По сравнению с гением аферы я — ноль без палочки.
— Как знать, — заметил философски профессор. — Итак, вы согласны?
Колебания были недолгими.
— Хорошо, — согласилась я ослабевшим голосом и опустилась на соседний табурет.
Мужчина достал из шкафчика фужер, плеснул в него вина, и, макая палец в спиртное, вывел на столе сложную квадрограмму, именуемую печатью обета. Затем Альрик ушел из кухни, и пока он отсутствовал, я встревоженно егозила на табурете. Перспектива кровопролития замкнула в голове клеммы, отпуская поводья страха. Вдруг профессор потребует отрезать палец или ухо?
Появившись в проеме, мужчина положил на стол небольшой футляр и флакончик с прозрачной жидкостью.
— Это спирт для стерилизации. Эва Карловна, вы побледнели. Не волнуйтесь, на моей и вашей ладонях будут сделаны неглубокие надрезы, которые затронут поверхностные капилляры. Порез быстро заживет, и через день-два вы не вспомните о нем.
Я судорожно вздохнула.
— Вы можете отказаться, — предложил Альрик.
— Нет времени. Соглашаюсь на ваше условие.
— Неужели безвыходная ситуация?
— Да.
— Помните шаблон обета на новолатинском?
— Приблизительно, — нервным движением я отбросила мешающую челку назад.
— Для верности напишу на бумаге.
Мужчина исчез из кухни, и опять потекли томительные минуты ожидания. Появился он с листком, исписанным убористым почерком.
— Держите.
Я приняла бумагу дрожащими пальцами. Альрик тщательно вымыл руки в своей любимой раковине, вернулся к столу и, открыв футляр, вынул с бархатного ложа небольшой ножичек с заточенной головкой. Скальпель!